Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами - Генри Мэйхью

Часто в иле на дне реки мы находим всякие железки. Это и выпавшие корабельные заклепки, и то, что называется шайбами, и другие предметы, выброшенные или уроненные при постройке кораблей и барж. Их мы находим в окрестностях Лаймхауса, где строят лодки и суда. Как правило, я нахожу какие-нибудь железки каждый день. Я продаю их за четверть пенса за фунт и часто зарабатываю 1–2 пенса в день, иногда 3 пенса, а в другие дни только фартинг. Мы продаем наши находки разным окрестным скупщикам корабельных принадлежностей.

Время от времени за Янгз-доком мы находим куски меди. Иногда они новые, а иногда старые. Их вырезают с борта корабля при ремонте, и они падают вниз в ил. Когда эти куски большие, их обычно подбирают рабочие, а когда они маленькие, рабочие не дают себе труда этим заниматься. Сборщики утиля бродят по дну реки и собирают эти куски, чтобы продать скупщикам корабельных принадлежностей. Кусок старой меди продается за полтора пенса за фунт, а новой — по более высокой цене. Мне редко попадаются куски меди, хотя я каждый день хожу их искать.

С бортов кораблей или барж периодически роняют или выбрасывают за борт обрывки веревки, которые можно найти в речном иле и тине. Нам их попадается не много, но иногда вылавливаем небольшие кусочки. Веревки мы продаем скупщикам в лавки за полпенса за фунт. Мы также находим куски парусины, которые продаем за полпенса за фунт. Бывали случаи, когда я набирал до трех фунтов парусины.

Мы также подбираем куски жира, плавающие вдоль берега. Иногда набирается до 4–5 фунтов, и мы продаем его в судовые лавки за три четверти пенса за фунт. Жир за борт выбрасывают судовые коки, и, поплавав немного, он прибивается к берегу.

Обычно я встаю утром в шесть часов и иду на берег реки с моим младшим братом, которого вы видели рядом со мной у барж. Во время отлива мы подбираем куски угля, железа, меди, веревки и парусины. Во время прилива собираем щепки. Мы выходим на плотах из бревен, вроде того, на котором вы видели меня с моей корзиной, и собираем их.

Зимой мы не работаем по стольку часов, как летом. Однако зимой нам везет больше, чем в долгие летние дни. Очень много мальчиков бродят по реке летом, но зимой они не приходят, потому что холодно. Летом в окрестностях Лаймхауса собирают всякую всячину обычно тринадцать — четырнадцать ребят, и только шесть мальчиков постоянно приходят сюда зимой. Они сильные и закаленные и могут выдержать холода.

Старики не зарабатывают столько, сколько мальчики, потому что они не такие активные; они часто зарабатывают не больше шести пенсов в день, тогда как мы зарабатываем от одного шиллинга до одного шиллинга и шести пенсов.

Некоторые сборщики утиля — это сироты, и у них нет дома. Летом они часто спят на баржах, или в сараях или конюшнях, или в коровниках. У некоторых из них нет даже рубашки, у других есть рваные рубашки, которые никогда не были в стирке, так как у них нет ни отца, ни матери, ни друга, который позаботился бы о них. У некоторых этих сирот есть хорошая теплая одежда, другие ходят оборванными и грязными, а одежда кишит паразитами.

Сборщики утиля на реке обычно на завтрак берут себе фунт хлеба и пинту пива, когда могут себе это позволить. Они не ходят в кофейни, так как их туда не пускают, потому что они склонны воровать у посетителей кафе еду. Зачастую они не обедают, но, когда у них есть возможность, они берут себе на обед фунт хлеба и на один пенс сыра. Я никогда не видел, чтобы кто-то из них ужинал.

Мальчики, которые ночуют на улице, ложатся спать, когда стемнеет, и встают с рассветом. Иногда они покупают себе какую-нибудь одежду: куртку, шапку или брюки — в лавке старьевщика. Пару брюк они покупают за три или четыре пенса, старую куртку — за 2 пенса, а старую шапку — за полпенса или пенс. Когда у них есть деньги, они спят в ночлежке за 2 или 3 пенса за ночь.

За нами часто гоняется речная полиция и лодочники, так как известно, что собиратели утиля воруют. Когда подворачивается удобный случай, я, как и все остальные, беру то, что удается украсть.

Мы часто забираемся на борт угольных барж и сбрасываем в тину куски угля, а потом приходим и подбираем их. Мы также уносим куски веревок, или изделия из железа, или все то, что идет к нам в руки и что можно легко унести. Мы часто берем лодку, подплываем на ней к борту безлюдной баржи и крадем мелкие предметы вроде кусков парусины или разных железок, спускаемся с этой целью в каюты на баржах. Речная полиция Темзы часто наталкивается на нас и забирает наши мешки и корзины с их содержимым.

Сборщики речного утиля обычно хорошие пловцы. Когда барочник задерживает их на своей барже, плывущей по реке, он часто выбрасывает их в воду, и тогда они плывут на берег, снимают мокрую одежду и сушат ее. Их часто посреди реки хватает речная полиция на лодках и бросает за борт, и они плывут к берегу. За мной два раза гнался полицейский вельбот.

Однажды я проплыл по реке довольно большое расстояние, когда увидел рядом с собой две или три баржи, на которых не было людей. Я запрыгнул на борт одной из них и спустился в каюту, когда к барже подплыл полицейский вельбот. Я без одежды побежал под палубой баржи, закрыл все люки и закрепил запирающую скобу при помощи железного лома, который лежал рядом, чтобы полицейские не смогли попасть внутрь и взять меня. Они попытались открыть люк, но не смогли. Через полчаса я услышал, что вельбот отплыл. Бросив баржу, они поплыли к берегу, чтобы забрать мою одежду, но один человек на берегу уже унес ее, чтобы они не смогли ее найти. После того как я увидел, что они ушли на большое расстояние вверх по реке, я поплыл на берег и забрал свою одежду.

Однажды около трех часов дня я находился в Янгз-доке и увидел, как с борта корабля, который стоял в ремонте, упал вниз большой кусок меди. В тот же вечер, когда корабль выходил из доков, я снял одежду и нырнул на глубину несколько футов, схватил медный