Птица малая - Мэри Расселл

— Похоже, мы угодили в сеть половой дискриминации, — впрочем, как и наши хозяева, — сообщила Энн, когда они прибыли в квартиру.

Здесь было полно руна, но несмолкающая перекрестная болтовня стала людям уже привычна, и Энн едва замечала прочие разговоры.

— Джимми, руна считают тебя дамой и матерью всех нас. София, тебя принимают за подростка-мужчину. Эмилио — подросток-женщина. Они не вполне представляют, куда отнести Д. У., Марка и меня, но совершенно уверены, что Джордж мужчина. Разве это не мило, дорогой?

— Не уверен, — с подозрением сказал Джордж, оседая на подушку. — А как они решают, кто есть что?

— Ну, во всем этом есть определенная логика. Эмилио, ты угадал верно, что Аскама — маленькая девочка. Шанс был пятьдесят на пятьдесят, и ты выиграл. Фокус в том, что мать Аскамы — Чайпас, а не Манужаи. Да, так и есть, родные мои! — подтвердила Энн, когда они потрясенно уставились на нее. — Я вернусь к этому через минуту. Как бы то ни было, Супаари утверждает, что все дела в деревне ведут руна-женщины. София, послушай — это действительно круто. Беременность длится у них недолго и не доставляет особых неудобств. Как только ребенок рождается, мамаша вручает ненаглядного малютку папочке и, не сбившись с ритма, возвращается к делам.

— Не удивительно, что я не мог найти смысла в упоминаниях полов! — сказал Эмилио. — Выходит, поскольку Аскаму готовят в торговцы, они думают, что я тоже женщина. Потому что я — официальный переводчик нашей группы, да?

— Именно, — ответила Энн. — А Джимми, по их мнению, наша мама: он достаточно большой, чтобы походить на взрослую женщину. Вот почему, наверное, они всегда просят его принять за нас решение. И руна полагают, что мнение Д. У. он спрашивает из вежливости, — так мне кажется.

Ярбро фыркнул, а Энн усмехнулась.

— Ладно, теперь самое интересное. Манужаи — муж Чайпас, верно? Но он не генетический отец Аскамы. Дамы руна выходят за джентльменов, которые, на их взгляд, будут хорошими социальными отцами — каким является Манужаи. Но Супаари утверждает, что партнеров выбирают, руководствуясь, — она прокашлялась, — совершенно иным набором критериев.

— Находят хорошего жеребца, — сказал Джордж.

— Не будь грубым, дорогой, — откликнулась Энн. Чайпас и ее гости решили пойти к Ауче поесть, и квартира разом опустела. Когда люди остались одни, Энн наклонилась вперед и продолжила заговорщически:

— Но ты прав, смысл именно в этом. Должна заметить, этот обычай имеет определенную первобытную привлекательность. Теоретически, конечно, — добавила она, когда Джордж состроил недовольную гримасу.

— Почему же только про меня они «совершенно уверены», что я — мужчина? — обиженно спросил Джордж, чья мужественность подверглась косвенной атаке с двух сторон.

— Ну, помимо твоей мужественной наружности, любовь моя, они также заметили, как замечательно ты управляешься с детьми, — сказала Энн. — С другой стороны, ты не проявляешь особого интереса к собиранию цветов, поэтому они слегка сбиты с толку. То же самое насчет Марка, Д. У. и меня. Они думают, что я мужчина, потому что стряпней занимаюсь в основном я. Может, для них я нечто вроде папаши? О, Джимми, возможно, они считают, что мы с тобой состоим в браке? Очевидно, они не замечают разницу в возрасте.

Эмилио делался все более задумчивым, а Д. У., наблюдая за ним, начал посмеиваться. Наконец не выдержал и Эмилио.

— В чем дело? — спросила Энн. — Что тут смешного?

— Не уверен, что «смешной» — подходящее слово, — сказал Д. У., нацелив правый глаз на Эмилио и вскинув бровь.

Эмилио пожал плечами:

— Ничего. Но идея о разделении ролей генетического и социального отцов была бы уместной в моей семье.

— Могла бы уберечь твою несчастную буйную юную голову от многих бед, — прибавил Д. У.

Невесело рассмеявшись, Эмилио провел ладонями по волосам. Теперь все смотрели на него, на лицах ясно читалось любопытство. Он помедлил, зондируя старые раны, и обнаружил, что они затянулись.

— Моя мать была женщиной, как говорят, с большим сердцем и живой натурой, — произнес Эмилио, тщательно подбирая слова. — Ее муж был красив, высок и силен. Брюнет, но очень светлокожий. Мать тоже была очень светлой.

Он сделал паузу, чтобы они переварили эту информацию; не требовался генетик, чтобы сделать вывод.

— Муж моей матери в течение нескольких лет находился вне города…

— Сидел за хранение и распространение, — вставил Д. У.

— … а когда вернулся, узнал, что у него есть второй сын, почти годовалый. И очень смуглый. — Некоторое время Эмилио оставался неподвижным, а в комнате повисла тишина. — Они не развелись. Должно быть, он очень любил мою мать.

Раньше это не приходило ему в голову, и Эмилио понятия не имел, что ему следует по этому поводу чувствовать.

— Она была очаровательной, понимаете? Энн могла бы сказать: такую нельзя не любить.

— Поэтому за ее вину пришлось отвечать тебе, — проницательно сказала Энн, ненавидя эту женщину за то, что она допустила такое, и безмолвно ругая Бога — за то, что дал этого сына не той матери.

— Конечно. Дурной тон — родиться некстати.

Эмилио посмотрел на Энн, но тут же отвел взгляд. Зачем он ворошит прошлое? Как он мучился тогда, старался понять, в чем его вина, но что об этом мог знать ребенок? Вновь пожав плечами, Эмилио увел разговор в сторону от Елены Сандос:

— Муж моей матери и я часто играли в игру, называвшуюся «Выбей дерьмо из ублюдка». Мне было примерно одиннадцать, когда я понял смысл этого термина.

Распрямившись, он взмахом головы отбросил с глаз волосы.

— Я изменил правила игры, когда мне стукнуло четырнадцать, — сказал он, гордясь этим даже после стольких лет.

Зная, что будет дальше, Д. У. против воли усмехнулся. Он сожалел о разгуле хулиганства в Ла Перла и пытался научить парнишек вроде Эмилио улаживать ссоры, никого не калеча. Его наука трудно приживалась в районе, где отцы говорили сыновьям: «Если на тебя кто-то наедет, порежь ему лицо». Такое напутствие давали восьмилетке в первый школьный день.

— Наш достопочтенный отец-настоятель, — услышал он проникновенный голос Эмилио, — был в те дни приходским священником в Ла Перла. Конечно, он не потворствовал склокам между членами семьи, в каком бы хлипком родстве они ни состояли. Тем не менее отец Ярбро прививал юным прислужникам определенную мудрость. Это включало следующую заповедь: когда между противниками имеется существенная разница в размерах, большой дерется грязно уже потому, что намерен справиться с гораздо меньшим оппонентом…

— Поэтому подлови сукина сына раньше, чем он тебя ухватит, — заключил Д. У. тоном, подразумевавшим, что благоразумие этого постулата самоочевидно.