Шараф-наме. Том I - Шараф-хан Бидлиси

/425/ отводили руки от битвы и сражения и укрывали ноги полою бдительности и осторожности.

Таким образом прошло около трех месяцев. Башни и укрепления крепости под ударами пушек, сотрясавших цитадель, и баллист, взмывавших в небеса, сровнялись с прахом. Дело дошло до того, что крепость вот-вот должна была сдаться, когда, вняв мольбам эмира Шарафа, шах Тахмасб направился из стольного города Тебриза в Бидлис. Как только весть о выступлении шаха распространилась в Ахлате и Адилджевазе, Фил-Иа'куб и Улама прекратили осаду и обратились в бегство. Они пришли в такое смятение, что бежали, побросав большую часть шатров и палаток и две пушки большого размера, под ударами которых стены крепости сровнялись с землей, — они были установлены с восточной стороны, напротив Дворцового талисмана[1094], и там разбиты на части.

И рассказывают, радостную весть о снятии осады[1095] до приближенных государева двора в Ахлате донес спустившийся с крепости на коне Кара Йадгар, позднее получивший прозвание Дураг[1096].

Монаршими милостями и государевыми щедротами был отмечен и вознесен [эмир Шараф] среди равных. В дар шаху и столпам державы передал он податные обложения на скот и пастбища с неверных и мусульман, с улусов и племен области Бидлиса и прилегающих районов и поручил их взимание суровым и свирепым сборщикам. За три дня они собрали большие богатства. В Ахлате он устроил пиршество, [достойное] государя, дабы славное имя [его] услышали обитатели верхнего мира, /426/ а слух о нем дошел до окраин населенной части света.

Луна, блуждающая и путешествующая от стоянки к стоянке по небесному пути, в честь этого торжества на весь небесный свод ударила в барабан радостной вести. Познавший все науки и постигший законы звезд Меркурий [заранее] вычислил с точностью до градуса и минуты высоту солнца [во время] пиршества и составил гороскоп момента, отмеченного восходом благоденствия и удачи. Венера, музыкантша небес, донесла напевы чанга до созвездия Рака и от [полноты] счастья тронула струны лютни. Озаряющее мир солнце, уподобившись рассыпающим драгоценные камни вешним облакам и рассеивающим дирхемы ветвям осенью, насобирало горы рубинов и [полный] подол яхонтов и стало сыпать лалы из гранитных [глыб] и жемчуг из морских [глубин]. Марс, этот полководец звезд и владыка пятого царства, подобно чаушам, приготовился для служения и построил их (звезды) в ряд справа и слева. Великий Юпитер с высоты шестиступенчатой кафедры, дабы охранить [пирующих] от дурного глаза[1097], донес до внимательного слуха обитателей небесного царства [такие слова]: “И были готовы...”. Сатурн, проницательный старец и келейный сиделец небесной крепости, возложил на курильницу солнца кумарское алоэ[1098] и запечатлел на челе луны знак удачи.

Шатры на сто и восемьдесят человек, палатки из тонкого шерстяного сукна, балдахины с шелковыми веревками вознеслись вершинами до звезды Капеллы. Прекрасные золотые и серебряные сиденья были инкрустированы и украшены рубинами и жемчугом. От воскурений алоэ и амбры ковер пиршества распространял благоухание. Среброногие кравчие с челом Венеры взяли в хрустальные ладони золотые кубки и сахарными рубинами [уст] повсюду призвали к пиршеству и веселию. Сладкогласые певцы донесли до лазурного небесного свода мелодии руда и звуки песен. Музыканты /427/ с талантом Венеры низкими и высокими звуками лютни и арфы лишали сердце и рассудок мудрости и благоразумия. Стихотворение:

Что за пир, что за царственное празднество,

Где можно обрести тысячу утех и услад!

Разноцветными напитками, чистыми,

Как отраженный луч, рассекающий тьму,

До краев наполнили хрустальные бокалы,

Смешав с благоуханной розовой водой.

От золотых столов с яствами земля там излучала свет солнца,

Из серебряных чаш образовалось созвездие, усеянное звездами.

Там были любые яства, какие ни пожелаешь,

Приготовленные [из всего], начиная от рыбы и кончая птицей,

Сладости там заимствовали у красавиц

Сахар [их] губ и миндаль [их] зубов.

Один за другим [следовали] столы с разноцветными сластями,

Основание прекрасного замка его — [и то] было исполнено сладости.

Двор его был вымощен

Тысячью плиток чистейшего сахара.

От нежных плодов, свежих и диковинных,

Корзины садовников наполнились соком:

Ни один наблюдатель чудесного не представлял себе,

Что подобным образом можно до краев наполнить корзину соком.

Когда таким образом прошло три дня, и стан каждого счастливца украсился великолепными халатами всякого рода желаний и устремлений, эмир Шараф, следуя обычаям подношения и дарения, предложил вниманию [государя] несколько вещей, подобных которым на протяжении веков не созерцало око времени, и ухо судьбы не слышало, чтобы говорили о подобной красе. Там были охотничьи птицы — соколы обыкновенные и царские белые, кони арабской породы с седлами из золота, двуцветный мех живота лисицы, парча, шитые золотом семицветные ткани и европейский бархат. [Эмир Шараф в свою очередь] стал объектом монарших милостей и безграничных государевых щедрот. Он был отмечен поясом с саблей, инкрустированной драгоценными камнями, и расшитым золотом кафтаном чаркаб[1099]. [Государь] переименовал его /428/ в Шараф-хана и пожаловал высокие титулы таваджи-баши-гири[1100] войска и эмира эмиров Курдистана, даровав ему на то всемилостивейший указ, содержание которого приводится [ниже].

Содержание указа:

“Основная цель и насущное желание высокодостойных султанов при славном вознесении на вершины величия и могущественных хаканов при достойном восшествии на высоты самодержавия — лелеять и оберегать определенную группу людей, которые решительностью [своих] стараний и усилий похитили у [себе] подобных и равных мяч первенства на ристалищах преданности и упования, превосходством служения опередили представителей своего сословия[1101] и, подняв знамя [верной] службы и самоотвержения,, отдали всю свою жизнь и достояние в распоряжение небесноподобного двора — прибежища мира[1102]. Ныне, ведомый беспредельным доверием и упованием, к дружбе нашего дома — прибежища страны — воззвал Шараф-хан — оплот власти, опора могущества, достигнувший куполов величия, поборник справедливости, величайший из славных эмиров, достойнейший из высокочтимых правителей по совершенству в правлении, власти, счастье, мире и вере. В поисках спасения от врагов припал он к полам нашего великодушия и милости.

В подобных случаях говорится — стихотворение:

Вошли мы в эту дверь не за почестями и славой,

Пришли мы сюда [в надежде найти] приют от беды.

Удостоился он чести присутствия “а [этом] высоком собрании, а посему [всенепременно] ему будет сопутствовать