Жемчужина Санкт-Петербурга - Кейт Фернивалл

Рука ее инстинктивно потянулась к мужу. Почувствовав его тело рядом с собой, Валентина тут же перекатилась и оказалась на нем. Она предалась любви страстно, яростно, оставляя на его коже царапины, впиваясь ему в грудь ногтями. Прокусив его нижнюю губу, она почувствовала вкус его крови. Сегодня она желала его как никогда. Сегодня ей было мало просто чувствовать его крепкие мускулы, его кожу, его сильные толчки внутри себя. Сегодня ей были нужны его кровь и его сердце. И когда она наконец в изнеможении упала рядом с ним, разметав по покрывалу длинные спутанные пряди, он приподнялся на локоть, посмотрел на нее и засмеялся:

— Похоже, за ночь ктото сильно изголодался.

Она села, подогнув под себя ноги.

— Йенс, не ходи сегодня на работу.

— Почему?

— У меня плохое предчувствие. Останься дома.

— Не могу, любимая. Мне нужно попрощаться с Алексеем, да и кроме этого еще надо разобраться с коекакими неприятностями.

У Валентины екнуло сердце.

— С рабочими?

— Нет. Хотя их союз меня не оставляет в покое со своими требованиями. Нет, это насчет старых деревянных труб. Они все давно прогнили. Вода загрязняется, снова начался тиф. Я заявил, что людям нельзя пить эту воду. Но что им остается делать? — Он свесил с кровати ноги, мыслями уже будучи на работе.

Валентина поняла, что не сумеет удержать его.

Йенс не поехал кататься с Алексеем. Хоть он и прибыл очень рано, карета графини, груженная чемоданами и сумками, уже стояла у двери, а Алексей, одетый подорожному, сидел на ступеньках парадной лестницы. Увидев Йенса на Герое, он вскочил на ноги, но прощание их оказалось кратким.

Графиня была раздражена.

— Он отказывается садиться в карету, не попрощавшись с тобой.

Йенс пожал мальчику руку, давая понять, что отныне считает его взрослым.

— Заботься о своей матери. Договорились?

— Да.

— Пиши. Когда решишь, кем хочешь стать, сообщи мне.

— А я уже решил. Я стану военным.

Сердце Йенса сжалось.

— Счастья тебе в новой жизни. Мы обязательно встретимся, я обещаю. Когда все это закончится.

Мальчик шмыгнул носом, пытаясь скрыть навернувшиеся слезы.

— Вот было бы здорово.

Йенс прижал Алексея к груди, потом поцеловал в щеку его мать и пообещал проследить, чтобы его лошадь попала в хорошие руки. И они умчались в черной карете, с двери которой был снят золотой герб. Фриис смотрел им вслед, пока карета не скрылась из виду, и его вдруг охватила злость на народ, который гонит из своей страны таких прекрасных молодых людей. Йенс вдруг остро ощутил, как ему будет не хватать Алексея. Он запрыгнул в седло и поскакал по гравийной дорожке. У ворот он увидел большую уродливую лошадь с грозным взглядом, а на ней — Льва Попкова, который чесал бороду, как ленивый медведь.

— Какого черта? — воскликнул Йенс. — Ты что тут делаешь?

— Меня ваша жена послала.

— Зачем?

— Вас охранять, — произнес казак и состроил кислую мину.

— Иди ты к черту. — Йенс, ударив каблуками, пустил лошадь галопом.

В тот день в Петрограде восемьдесят тысяч человек, оставив рабочие места, вышли на забастовку. На Васильевском острове случились беспорядки, неуправляемые толпы бастующих прошли по центральным улицам. В небо поднялись столбы дыма, улицы были перекрыты, движение поездов — парализовано. Большинство предприятий прекратило работу. Магазины и фабрики спешно заколачивали витрины и двери после того, как их работники прошагали по улицам с транспарантами. Йенс скакал через самое сердце Петрограда и чувствовал витавшие над городом предвестья надвигающейся беды. Вражда, анархия, желание разрушать, жечь, ломать, крушить и рвать на части.

На улицах лежали перевернутые машины с разбитыми стеклами и искореженными кузовами. Сорванные двери магазинов висели на петлях, товары были выброшены прямо на улицу, где их могли подбирать все желающие. Водка, похищенная из винных лавок, разогрела демонстрантов. Несколько человек с красными повязками на рукавах и налитыми кровью глазами схватили за узду Героя и попытались (правда, безуспешно) стащить с коня седока. Йенса охватила непередаваемая грусть. Он любил эту страну, но она сама резала себе вены и заливала свои улицы кровью. Примерно тысяча богатых фамилий на протяжении сотен лет держала эту огромную державу в кулаке, но за это время они выжали из нее все соки, и теперь Россия решила свести счеты.

По дороге на работу Йенс в смятении осматривал разоренные заводы и фабрики. Его работникам не составило бы труда устроить обвал в туннеле, если бы они поддались всеобщему настроению. И пока Йенс ехал, он постоянно слышал у себя за спиной топот копыт лошади Попкова.

— Отправляйся домой! — крикнул, обернувшись, Фриис.

Но казак продолжал тенью следовать за ним. Свернув на Лыжковскую, Йенс остановился, будто натолкнулся на невидимую стену. Улица была запружена людьми с красными ленточками на груди, у всех в руках были железные прутья. Это были рабочие из литейного цеха Распова. Они шли маршем, выкрикивая лозунги наподобие «Требуем равенства!» и «Долой угнетателей!». Герой, почувствовав запах ненависти, испуганно попятился. Йенс похлопал животное по потной шее, развернул его, чтобы отправиться в обратную сторону, но в этот самый миг раздались крики.

Фриис увидел стремительно приближающуюся красную волну, над которой сверкали сабельные клинки. Тут же стало слышно лошадиное ржание и бешеный цокот подков. Йенс понял: это конец. От такой мысли у него потемнело в глазах, а горло сдавило так, что он начал задыхаться. На подавление мятежа были посланы войска. Значит, Николай II решил не идти на переговоры. Раздались хлопки выстрелов. Улицу охватила паника, люди, пытаясь спастись от сабель, бросились кто куда, но их было слишком много. Началась давка. Йенс увидел, как споткнулся и упал какойто молодой парень, в следующий миг он скрылся под ногами мечущихся рабочих. Йенс пустил Героя вперед, прокладывая его широкой грудью дорогу к парню, чтобы дать тому возможность подняться, и тут же услышал сзади предостерегающий крик Попкова. Он стремительно развернулся и едва успел отклониться — прямо перед его носом просвистела в воздухе сабля. Отряд гусар на всем скаку врезался в толпу рабочих, и стальные клинки обагрились кровью. Йенс увидел Попкова — тот, хоть все еще сидел в седле, прижимался вместе со своей лошадью к стене, и одна рука его была залита кровью. Перед ним светловолосый капитан гусар замахивался саблей, собираясь нанести второй удар. Это был Чернов. Йенс бешено дернул поводья. Расталкивая забастовщиков, он подлетел к капитану и в последнюю секунду рванул голову Героя в сторону, заставив его врезаться в черного гусарского жеребца. Дуга, по которой опускалась сабля, немного, совсем чутьчуть, сдвинулась, но этого оказалось достаточно. Направленный на горло Попкова удар, который должен был снести с плеч его голову, пришелся на лицо.