Ночь над прерией - Лизелотта Вельскопф-Генрих

Они собрались у очага в типи. Им и еда теперь не показалась вкусной.

Окуте поморщился:

— Стыд, как нам приходится друг с другом обращаться. Ник Шоу порадовался бы.

— Белые тоже пьют бренди, как лошади — воду.

— С нашим прежним образом жизни это не имеет ничего общего.

— Стал бы ты им запрещать, Окуте?

— Нет. Ты видишь плоды запрещения. Но я бы подумал о том, что они называют борьбой без оружия.

— Кто — они?

— Те, кто знает, чего они хотят. Нам нужны работа, свобода и доверие — свой собственный образ мыслей, своя дорога в жизни.

Джо смотрел перед собой. Он не хотел говорить…

Но Окуте словно угадал его мысли.

— Ты думаешь, что я сам из тех, кто еще и сегодня не отказывается от оружия. Когда я был ребенком, мы могли послать на борьбу десять тысяч воинов; когда я стал мужчиной, я увел через Миссури в изгнание тридцать; теперь я сед, и ты, и я — мы можем теперь применить наше оружие только поодиночке. Но чтобы существовать как народу, надо нам искать новые пути.

— Что ты хочешь сказать этими словами?

— Большое начинается с малого. Я верю, это так не может долго продолжаться. А пока тебе надо организовать спортивную группу.

— Они все еще видят во мне гангстера. Когда я организую что-нибудь, возникают неприятности.

— Ты их боишься?

— Это мне помогло сегодня.

Что было истинным значением этих слов, в этот момент еще никто не мог знать.

Но на следующее утро Джо был в пути раньше, чем Квини и Окуте, к подъехал на своем кабриолете к дому Фрэнка Морнинга Стара до начала службы. Миссис Сильвия Морнинг Стар была раздосадована звонком раннего визитера, ведь она только что наполнила резиновую ванну для себя и для детей. Но Фрэнк узнал автомобиль Джо и открыл. Только он остался стоять в дверях. Джо не нашелся сразу, что сказать.

— Что это спозаранку? — пробурчал Фрэнк. — Двадцать тысяч?

Уголки рта у Джо опустились, он поприветствовал Фрэнка поднятой ладонью, снова сел в свой автомобиль и поехал обратно в долину Белых скал.

— У него не все дома, — сказал Фрэнк себе. — Но он не так просто прикатил сюда.

Он схватил шляпу и побежал за своим автомобилем в гараж. Мотор не захотел сразу заводиться, но наконец все же подчинился, и Фрэнк поехал вслед за Джо, который уже исчез на шоссе в долине.

Он не застал Кинга дома, потому что тот ушел вниз к Мэри, но он терпеливо дождался его возвращения.

Оба уселись рядом. Квини занялась чем-то снаружи. Окуте поехал верхом на карем.

— Ну так что же ты хотел, Джо?

— Чего же ты хочешь теперь, Фрэнк?

— Да уж никак не двадцати тысяч. Но чтобы ты мне помог. Площадка для родео пригодилась бы и тебе.

— Я думаю все время не только о себе. Но нужно продвигаться вперед, и нам нельзя распылять ни себя, ни средства. Ты позаботься о деньгах или материале для ограждения и для боксов. Трибуны нам здесь не потребуются. Потом я займусь тренировкой юношей в стир-рестлинге, ловле бычков, скачке на бронке и на быке. Должно же у нас что-нибудь получиться. Это мне вчера вдруг пришло в голову. Должны же мы что-то делать.

— Ну, это же великолепно, Джо! А как твой колодец?

— Грунтовые воды находятся на глубине пятьсот футов от вершины холма. Да, вода здесь есть даже для индейцев, и бог существует не только для белых людей.

— Значит, ты еще во что-то веришь, Джо?

— Что значит верить? Например, мне не стыдно зайти к Элку в церковь, ведь слова у Элка не расходятся с делом. Мой отец принимал участие в вашей пейоти52, а потом он еще больше напивался.

— Джо, разве ты не был тоже с нами?

— В шестнадцать. Давно. Ты сам-то еще веришь в это?

— В большой день, который наступит для индейцев? Да, в это верю не только я. Но во что веришь ты, Джо?

Джо с сомнением смотрел перед собой.

— Я знаю, что я маленький и есть что-то большое. Но что? Может быть, дьявол.

— Тайна, говорили наши отцы. Они были готовы пожертвовать собой ради друга, но и постоять за себя. Ты видел шрамы Окуте? Он прошел через Солнечный танец, когда был молодым, таким молодым, как ты.

— Мне придется еще пройти сквозь огонь. Я чувствую это.

РОЖДЕСТВО В ПРЕРИИ

Выпал снег, и Стоунхорн, дополнив навес для лошадей дощатыми стенками, превратил его в конюшню. Но лошади входили и выходили через открытую дверь когда вздумается. Корм они получали в своем убежище. Все расположение ранчо было теперь обнесено электрической изгородью, как и у белых людей. Действовал колодец. Лошади вдоволь пили, и у Квини была вода для хозяйства. С обводнением лугов можно было уже начинать весной. Чему Квини вначале больше всего удивлялась, так это электрическому свету. Ей достаточно было теперь только включать или выключать его, как сэру Холи, мистеру Шоу и миссис Холленд. К яркости света она должна была сперва привыкнуть. Мягкость и тепло керосиновой лампы и свечи исчезли. Все виделось без дымки, с четкими очертаниями.

Из маленького японского радиоприемника, который стоил двадцать долларов, в тишине зимней прерии кричал, музицировал и вещал городской мир. Можно было слышать через него и голоса других стран. Снаружи, на ранчо Бутов, стало очень тихо. Айзек и его жена уехали поздней осенью, Мэри теперь одна хозяйничала в огромном для индейского ранчо доме из трех комнат и передней. Мальчик, племянник Мэри, тоже уехал к своим родителям. Мэри нуждалась в хорошей помощи, но еще никого не нашла, кто бы ей подошел. Тем не менее она на свою долю выручки от продажи скота приобрела свиней, и Квини не возражала, когда Мэри забрала к себе кроликов.

По ночам Кинги снова спали в доме, на застеленном одеялами деревянном топчане, а Окуте оставался в типи. Он до тридцатилетнего возраста не знал ничего другого, его организм был к этому привычен. По вечерам Джо и Квини большей частью час-другой сидели с ним у огня. Потрескивали сучья в огне, колебались тени, и пахло чем-нибудь жареным.

Как-то в воскресенье, рано вечером, когда солнце еще не исчезло за горизонттом, они с Джо, выйдя из типи не торопясь направились в дом. Дул порывами ветер. Квини посмотрела вокруг. Ледяное безмолвие. Скалы, освещенные заходящим солнцем, очаровывали своей нереальностью. На другой стороне, на кладбище, стояла у могилы женщина, и, так как Квини сама часто навещала кладбище и хорошо представляла себе этот клочок земли прерии, она сразу же поняла, к чьей могиле пришла эта женщина по имени Мэри Бут. К могиле Гарольда Бута.

Квини сильнее оперлась на руку Джо, вошла вместе с ним в свою хибару. Джо включил свет — все вещи в помещении стали яркими, четкими, но Квини позади них видела убитого, который лежал в крови с перекошенным лицом, с судорожно сжатыми кулаками. Она содрогнулась так сильно, что Стоунхорн почувствовал это. Он решил, что она снаружи слишком озябла, и хотел ее уложить под теплое одеяло, подкинуть в печку дров. Но Квини отклонила его заботы, была неестественно спокойна, даже весела и улеглась в постель лишь после того, когда немного позанималась рукоделием.