История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг. - Джузеппе Боффа

Ввиду трудностей в снабжении страны продовольствием, которые наблюдались в тот период, была ликвидирована даже минимальная автономия, какой колхозы обладали перед войной. Споры о методах организации труда в колхозах, которые велись ранее[I], были прекращены; была введена полностью унифицированная система, исключающая какие-либо материальные стимулы. Председатели колхозов и бригадиры, за редким исключением, не обладали необходимой квалификацией, как правило, они имели лишь начальное образование[42]. Были ли они людьми усердными или нерадивыми, имело мало значения для хода дела в хозяйстве. Подлинное руководство колхозами осуществлялось вышестоящими органами, прежде всего районным звеном управления (в особенности райкомами партии) и их уполномоченными: колхозы не имели права по своему разумению решать ни один действительно важный вопрос; сверху определили даже то, в какое время начинать сев на каждом поле. Хотя в теории пост председателя оставался выборным, тем не менее, в действительности людей на эту должность назначали по решению райкома, снимали их таким же образом. Председатель нес ответственность перед руководящими органами за выполнение плана заготовок продукции и должен был обеспечивать поставки любой ценой; в свою очередь, районные руководители подвергались такому же давлению и поэтому изымали сельскохозяйственные продукты повсюду, где могли их найти, так что лучшие хозяйства должны были покрывать дефициты в поставках, которые образовывались по вине слабых колхозов. Даже лучшие колхозы теряли всякий стимул в развитии производства. В сельском хозяйстве утвердились теории академика Лысенко, которые на бумаге обещали прекрасные результаты. Его методы в приказном порядке внедрялись по всей стране, /315/ единственным результатом чего было дальнейшее углубление кризисной ситуации[43].

Даже в тех сферах, где государство пыталось провести какие-то конструктивные изменения, принимаемые наверху решения не отвечали реальным потребностям и не давали ожидаемых результатов. После тяжелейшей засухи 1946 г. в 1948 г. было начато осуществление грандиозного плана создания лесозащитных полос и лесопосадок для защиты полей в южных степях; посадки осуществлялись как государством, так и силами колхозов. На колхозы возлагалась также обязанность обеспечивать рабочую силу и для государственной части программы. В наши дни советские историки очень высоко оценивают эту амбициозную государственную инициативу, которая потребовала огромных затрат. По своему замыслу этот проект действительно был разумным. Но реализуемая программа оказалась явно недостаточной. Первоначально она была рассчитана на несколько лет, но затем ее осуществление стало форсироваться, и все работы были завершены в срочном порядке. Колхозы очень обеднели и были мало заинтересованы в результатах работ, они не могли нести далее всю их тяжесть. Там же, где программа была осуществлена успешно, ее реальный эффект мог сказаться лишь через 20–30 лет. Кроме того, посадки проводились во многих местах по новым методам, рекомендованным Лысенко, которые оказались ошибочными, деревья гибли. В ряде случаев саженцы не прижились из-за отсутствия должного ухода за ними. После смерти Сталина в 1953 г. все работы были прекращены, сохранилось немного лесных полос там, где колхозы ухаживали за ними наиболее прилежно[44].

Начиная с 1948 г. под звуки труб и гром литавр была начата кампания по коллективизации в новых районах СССР, которые он приобрел в ходе войны: в Прибалтийских республиках, в Западной Белоруссии, Западной Украине, Молдавии. Коллективизация в основном была завершена в течение двух лет, в 1948–1949 гг., несмотря на то, что крестьяне жили на этих территориях, особенно в Эстонии и Латвии, разрозненно, по изолированным хуторам. Сопротивление было уже сломлено в предшествующие годы. Коллективизация совпала с последней вспышкой повстанческой войны. Хотя теперь коллективизацию характеризуют как добровольную, на самом деле решение о ней было принято наверху: учитывая положение в стране в целом, было просто невозможно сохранить на западной ее периферии такой способ сельскохозяйственного производства, который бы основывался на частной собственности, и более или менее свободные рыночные отношения[45].

Истоки кризиса, охватившего деревню, необходимо искать в той реформе сельского хозяйства, которая была проведена гораздо ранее рассматриваемого периода. До самого конца 40-х гг. колхозы по своей организации оставались точно такими, какими они были созданы в ходе коллективизации. Каждый из них объединял крестьян одного села. Масштабы производства, таким образом, зависели от размера /316/ населенного пункта, и хозяйства были очень часто мелкими[46]. Весной 1950 г. было решено их укрепить путем слияния нескольких колхозов в один. Причины носили прежде всего технический характер: большая протяженность полей обещала повышение эффективности использования техники[47]. Были и другие соображения: в укрупненных колхозах было легче использовать квалифицированных специалистов; упрощалась работа МТС, которые вели дела с меньшим числом клиентов, так как рост хозяйств шел за счет поглощения более крепкими колхозами слабых; это должно было привести к общему подъему уровня производства и благосостояния колхозников. Многие из этих расчетов оказались ошибочными.

Реформа эта проводилась так же, как и любая массовая кампания в СССР: сверху была спущена директива, местные власти приступили к проведению ее в жизнь, не слишком задумываясь над ее методами и последствиями. В течение двух лет число колхозов сократилось более чем вдвое: с 252 тыс. до 91 тыс. Новые хозяйства были значительно крупнее своих предшественников: они включали по нескольку деревень, в среднем в каждом хозяйстве было объединено по 220 семей, тогда как ранее это число составляло 80; в распоряжении каждого колхоза находилось в среднем более 4 тыс. га сельскохозяйственных угодий[48].

Сама быстрота проведения всей этой операции демонстрирует, насколько безразлично было для высших властей мнение самих крестьян о происходящем. Были ли они настроены в пользу реорганизации, против нее или оставались безучастными — это существенно не влияло на принимаемые решения. Поскольку же в остальном, государственная сельскохозяйственная политика не менялась, то организационная перестройка не принесла хозяйствам никаких выгод. Тем не менее, эта реформа имела заметные последствия для жизни сельского хозяйства, и не только потому, что она полностью изменила организационную структуру колхозов, но и в силу того, что порожденная ею новая действительность во многом определила характер будущих решений. Инициатива проведения реорганизации принадлежала Московской области, где во главе партийной организации стоял тогда малоизвестный деятель, о котором предстоит еще много писать, — Хрущев[49].

Советская атомная программа

Ценой жертв, понесенных сельским хозяйством, а в несколько меньшей степени и другими сферами экономики, СССР совершил в послевоенные годы рывок в развитии своей индустрии. В 1952 г. в стране производилось: 34,4 млн. т стали — в сравнении с 18 млн. т в 1940 г.; 300 млн. т угля — в сравнении с 165; 47 млн. т нефти — в сравнении с 31; 14 млн. т цемента — в сравнении с 5,6; 119 млрд. кВт/ч электроэнергии — в сравнении с 48[50]. Советский Союз оказался в состоянии выполнить грандиозные технические /317/ проекты, воздвигнуть электростанции на Волге и на сибирской реке Ангаре, соорудить канал Волга — Дон, открытый для эксплуатации в 1952 г. Колоссальные капиталовложения, направленные в приоритетные отрасли производства, начали приносить плоды. Как всегда, Сталин объявил абсолютное преобладание интересов развития тяжелой промышленности «законом» развития социализма, действующим во все времена и в любом месте, а вовсе не чрезвычайным требованием жизни, вытекающим из драматического внутреннего и международного положения страны.

Еще и сегодня невозможно подсчитать точно, какой ущерб развитию страны нанесен был наращиванием военной мощи, которая была необходима для того, чтобы дать отпор Америке, каково было конкретное влияние этого процесса на образование экономических диспропорций. В наши дни советские историки признают, что бремя это было весьма тяжелым[51]. Но никто не называет ни точных цифр, ни даже порядка этих величин. Расходы на оборону, указанные в бюджетах государства, не дают об этих затратах реального представления, так как они не говорят ничего о том, какая часть промышленного производства была прямо или косвенно направлена на удовлетворение потребностей вооруженных сил. Они удовлетворялись в первую очередь. Это относится как к экономике, так и к научным исследованиям. Научный потенциал страны вырос в послевоенные годы в той же, если не в большей, степени, что и промышленный, при этом первое место постоянно занимали исследования военного назначения.