Статьи и письма 1934–1943 - Симона Вейль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В эти дни я размышляла о воле Божьей, о том, в чем она заключается и каким способом можно достичь полного соответствия ей. Сейчас я расскажу Вам, что об этом думаю.
Нужно различать три области. Во-первых, то, что абсолютно не зависит от нас. Все события, которые в этот момент происходят во Вселенной, которые вот-вот случатся. Или те, которым предназначено совершиться позднее за пределами нашей досягаемости. В этой сфере все без исключения является волей Божьей. Значит, и любить в ней надо абсолютно всё в целом и каждую деталь отдельно. Включая сюда и зло во всех его видах, в частности свои прошлые грехи, при условии, что они прошли (и ненавидеть те, чей корень все еще в нас), свои прошлые, настоящие и грядущие страдания, а также – что труднее всего – страдания других людей, если только мы не можем их облегчить. Иначе говоря, нужно чувствовать реальность и присутствие Бога сквозь все без исключения внешние явления так же отчетливо, как рука чувствует плотность бумаги через перо.
Вторая область – это то, что подвластно воле. Сюда входят вещи простые, близкие, легко представимые (разумом или воображением), из которых мы можем выбирать, которыми мы можем распоряжаться и соединять их недетерминированными способами (имея в виду, что цели детерминированы и конечны). В этой сфере надо исполнять немедленно и неустанно все, что явным образом обнаруживает себя как долг. Когда же неочевидно, что именно является обязанностью, нужно следовать как более-менее свободно избранным, но незыблемым правилам, так и своим склонностям, в меру ограничивая их. Ибо одна из самых опасных или, возможно, даже самая опасная форма греха – это помещать безграничное в сферу ограниченного, конечного.
Третья область – это вещи, которые не подвластны воле и не относятся к числу естественных обязанностей, но все-таки не полностью независимы от нас. Здесь мы подвергаемся принуждению со стороны Бога, при условии, что мы этого заслуживаем, и ровно в той степени, в какой заслуживаем. Бог воздает душе, которая думает о Нем внимательно и с любовью. Воздает, осуществляя над ней принуждение, строго математически пропорциональное ее вниманию и любви. Надо отдаться этому напору и следовать точно до той точки, куда он ведет. А сверх того – не сделать ни шага, даже из благих побуждений. В то же время надо продолжать думать о Боге с постоянно усиливающимся вниманием и любовью. И таким способом добиться того, чтобы тебя всегда подталкивали вперед. Стать объектом принуждения, которое захватывает непрерывно растущую часть души. Когда принуждение завладеет всей душой, мы достигнем совершенства. Но в какой бы точке мы ни находились, никогда, даже если это во благо, не надо совершать ничего сверх того, к чему нас непреодолимо влечет.
Я задавалась также вопросом о природе таинств и сейчас расскажу, что об этом думаю.
Таинства имеют совершенно особую ценность, которая заключается в тайне, поскольку они содержат в себе некий вид контакта с Богом, контакта таинственного, но реального. В то же время они имеют и чисто человеческое значение как символы и обряды. В этом своем втором аспекте они, по существу, не сильно отличаются от песен, жестов и лозунгов некоторых политических партий. По крайней мере, не отличаются сами по себе, будучи, разумеется, бесконечно различны через доктрину, с которой связаны. Я считаю, что большинство верующих, включая и тех, кто убежден в обратном, соприкасаются с таинствами исключительно как с символами и обрядами. Как ни глупа теория Дюркгейма1, смешивающая религиозное с социальным, в ней, однако, кроется истина: та, что социальное чувство похоже на ошибающееся в самом себе чувство религиозное. Они похожи, как поддельный алмаз – на настоящий, так что люди, не имеющие природного дара различения духов2, успешно обманываются этим сходством. Впрочем, социальное и человеческое участие в таинствах в той степени, в какой они являются символами и обрядами, тоже превосходно и спасительно, как шаг для всех, чей путь направляется в эту сторону. Однако это не есть участие в таинствах как таковых. Я уверена, что только те, кто достиг определенного духовного уровня, способны участвовать в таинствах как таковых. А все не достигшие, пока не достигнут, не являются, собственно говоря, частью Церкви, чтобы они ни делали.
Что касается меня, то я этого уровня еще не достигла. Вот почему в тот раз я говорила Вам, что считаю себя недостойной таинств. Эта мысль продиктована вовсе не излишней скромностью, как Вы подумали. Она базируется, с одной стороны, на сознании определенных ошибок в моих действиях и отношениях с людьми, ошибок тяжких и даже постыдных, которые и Вы несомненно сочли бы таковыми, и к тому же довольно частых; с другой стороны, еще в большей степени – на общем ощущении недостаточности. Говоря так, я не выказываю смирения. Ибо если бы я обладала смирением – этой, возможно, лучшей из добродетелей – я не находилась бы в этом жалком состоянии недостаточности.
И – чтобы закончить с тем, что касается меня, – я говорю себе так. Та разновидность воспрещения, что удерживает меня вне Церкви, порождена как моим несовершенством, так и тем, что мое призвание и воля Бога в данном случае противоположны. В первом случае я могу преодолеть этот запрет не напрямую, но лишь косвенно: становясь менее несовершенной, если благодать мне в этом поможет. Чтобы добиться этого, необходимо, во-первых, избегать ошибок в области естественного, во-вторых, прилагать все больше внимания и любви к мыслям о Боге. Если Бог хочет, чтобы я вошла в Церковь, Он вменит мне это в обязанность в тот самый момент, когда я буду заслуживать, чтобы Он мне это вменил.
Во втором случае, если нет воли Бога на то, чтобы я вошла, как же я войду? Вы часто повторяли мне, что крещение – общий путь спасения, по крайней мере в христианских странах, и что нет абсолютно никаких причин, чтобы у меня был какой-то свой, особенный путь. Это очевидно. Но если действительно мне не надлежит идти общим путем, что я могу с этим поделать? Даже если бы вдруг открылось, что я погибну, слушаясь Бога, и спасусь – не слушаясь, я бы все-таки выбрала послушание.
Мне кажется, Бог не хочет, чтобы я сейчас вошла в Церковь. Я уже говорила Вам (и это по-прежнему так): в моменты внимания, любви и молитвы
