Гойда - Джек Гельб

– Ну ты махнул… – протянул Афанасий, почёсывая бороду. – Да чёрт знает, может, и здесь! Поди припомни, что там десять лет назад-то было!

– И право, – молвил Фёдор себе под нос да вновь припал устами к сладкому питью. – Когда в Новгород едем?

– Нельзя нам светиться средь здешних, – Афанасий хмуро помотал головой. – У Луговского тут небось каждая псина на службе. Ежели прознает, что опричники за ним явились, – даст дёру.

– Ну, меня он в лицо не признает. И собачью голову я что-то запамятовал цеплять к одёже, так что… – произнёс юноша, пожав плечами.

Афанасий тяжело вздохнул, оглядев Фёдора с ног до головы.

«И впрямь, на опричника он не больно-то похож…»

– На кой чёрт в Новгород-то этот рвёшься? – спросил Вяземский.

– Так ведь уж сей осенью свадьбу играю, – молвил Фёдор. – Что ж я, к невесте ворочусь да с пустыми руками? Да и братию нашу что ж, рассказами о добром граде встречать?

Вяземский постучал пальцами по столу, затем опустил ладонь, негромко хлопнув.

– Имени своего не называть, – наказал Афанасий.

Фёдор кивнул.

– С тобою трое из наших пойдут, – продолжил князь.

– Славно, – молвил юноша да вновь кивнул.

– Не должно шуму наводить, Басманов! – Вяземский пригрозил жестом.

– Ниже травы, тише воды! – с улыбкой молвил Фёдор, взяв чашу в руки.

Басманов разом допил, откланялся пред Афанасием да пошёл наверх. Вяземский подозвал ратного человека своего, мужика из крестьянских, Кузьму Безродного. Угрюмый да нелюдимый, но выслужился пред Вяземским ещё до опричнины. Подозвал Афанасий к себе поближе да глубоко вздохнул.

– Приглядывай за Федькой, всяко, что за дитём неразумным. Пущай не пьёт ничего, крепче квасу, – молвил Афанасий.

Кузьма кивнул.

– Не давай в драку лезть ему, да ежели где чего лишнего взболтнёт – тотчас же кличь боярина, по всякому пустяку – лошадь убежала али ещё чего. Смекнёшь, в общем.

Мужик вновь кивнул. Вяземский хмуро вздохнул, пододвигая на столе две чарки, да потянулся к бутыли с водкой. Налил по чарке себе да Кузьме и тотчас опрокинул свою, резко выдохнув.

– От мороки с этим Басмановым… От помяни слово моё, от помяни! – Афанасий сорвался со своего места да прошёлся по комнате.

– Коли столько тревоги у вас, Афанасий Иваныч, – молвил Кузьма, выпив разом свою водку, – на кой вы вовсе шлёте нас в город?

Вяземский нервно усмехнулся, разводя руками.

– А ты поди, удержи этого татарина в узде, поди, поди! – молвил Афанасий. – Ежели чего воспретить, так тайком стянет, аки кошак поганый. Да ещё и по приезде проблем не оберёшься с отцом его. Да и с государем. Пущай уж под надсмотром в кутёж свой пустится – всё одно ж – дорвётся.

Кузьма пожал плечами.

– Вам виднее, боярин, – молвил мужик.

Афанасий кивнул, скрестив руки на груди да прильнув спиной к стене.

– Пущай и впрямь гуляет, глаза мне не мозолит. – Вяземский потёр переносицу.

– Пущай-пущай! – раздалось с лестницы.

Кузьма резко обернулся, а Вяземский поднял взгляд свой. Оба мужа не слыхали даже лёгкого шага, оттого нынче и застигнуты были врасплох. По лестнице, что немудрено догадаться, ступал Фёдор. Облачился он по-выходному, по-нарядному. Белая рубаха у горла да у рукавов украшена была золотыми узорами. Подпоясался Басманов широким алым поясом да заткнул за него нож изогнутый. Поверх рубахи ниспадал кафтан и горел тем же красным пламенем, что и материя пояса, а воротник был отделан мехом. В ушах висели длинные серьги, едва не касались плеч. Руки перстнями унизаны до ряби в глазах. Сапоги юноши были начищены до блеска, едва ли можно было подумать, что они вовсе ношеные. Вяземский ударил себя по лицу да страдальчески простенал. Фёдор замер, опёршись спиною на перила лестницы.

– Ты, верно, в свойстве с Андрюшкой-немцем, совсем уже родную речь разучился разуметь?! – спросил Вяземский.

– Да нынче что ж вам, Афанасий Иваныч, не по сердцу? – спросил Басманов.

– Уж красоваться намерился, да сразу предо всем Новгородом? – негодовал Вяземский.

– Знаешь, Афонь, – молвил юноша, разводя руками, – я бы облачился в чёрное наше одеяние, да то много больше народу привлечёт.

Вяземский перевёл дыхание, опёршись о спинку стула.

– Неча вам, княже, за вид мой тревожиться, – молвил Фёдор. – Дабы новгородских купцов перещеголять, надобно мне уж вовсе в бабий сарафан обрядиться.

Вяземский усмехнулся, скрестив руки на груди.

– Кузь, – молвил он коротко, – поди, готовь коней вам.

Мужик с поклоном покинул дом, да Фёдор не спешил идти за ним следом. По взгляду Вяземского всё ждал, как Афанасий уж испросит.

– К слову, – усмехнулся Вяземский, садясь за стол да указывая на место подле себя.

Афанасий налил по чарке водки да одну двинул к Басманову. Фёдор улыбнулся и подошёл к Вяземскому, но не сел с ним, лишь опёрся спиной о стол да скрестил руки на груди.

– Чего же, княже? – спросил Фёдор, вскинув бровь.

Взгляд Басманова сделался свысока. Видно, и не пытался юноша скрыть улыбки своей.

– Да ведаешь чего, – усмехнулся Афанасий.

– Ну полно же вам вокруг да около, – молвил Фёдор, поглядывая на питьё своё.

– Расскажешь? – спросил Вяземский, откинувшись на кресле.

– Да об чём же, Афанасий Иваныч? – усмешка уж сорвалась да озарила широкой улыбкой его уста.

Вяземский стиснул зубы да всяко улыбнулся. Они выпили водку зараз, и князь пару раз ударил по столу. Юноша же лишь слегка поморщился да тряхнул головою.

– Слухи бродят, будто бы крысёныш прямо в стенах завёлся. Всё сидит по углам, по теням, всё вынюхивает. Крысёныш-то маленький, от на ладошке поместится. Ни силы в нём, ни духу. Токмо и мыслит, как бы подлым своим науськиванием да извести негодных ему, – задумчиво протянул Афанасий.

Фёдор вскинул голову да рассмеялся. Затем же перевёл дыхание, глубоко вздохнув. Не глядел Басманов на стол, покуда ставил чарку. По взгляду его всяко видно, что призадумался. Наконец Фёдор перевел взгляд на Вяземского.

– Вы вот, Афанасий Иваныч, – прицокнув, молвил юноша, – испрашиваете меня об том. Я нынче живу с этой тайной. Живу не столь припеваючи, как вам, верно, думается.

– Поди ж, прокормлен ты с щедрой руки государя нашего и любого из братии за грош продашь, – произнёс Вяземский.

– Ты сам-то взаправду готов об том узнать? Тебе ж потом с тем мириться придётся, – молвил Фёдор.

– Уж смирился, – Афанасий отмахнулся, а лицо его исказилось презрением. – Давай уж, поезжай отсюда, да чтобы засветло воротился.

– Постараюсь, Афонь, – молвил юноша и уж хотел было хлопнуть Вяземского по плечу, да тот подался в сторону.

Когда Фёдор вышел из дому, Вяземский злобно рыкнул да ударил о стол с такой силой, что посуда звону подняла.

* * *

Солнце грело едва ли не сильнее, не