История германского фашизма - Конрад Гейден

Церковная дипломатия усматривала свой особый успех в том, что 33-я статья конкордата относила к компетенции канонического права все те церковные вопросы, которые остались неурегулированными в государственном договоре. Однако с германской стороны этому не придавали большого значения. Уступкой с германской стороны являлось то, что один из протоколов содержал обещание, согласно которому некатолическим (т. е. протестантским) священникам в Германии должна быть запрещена политическая деятельность. За церковью была признана свобода многочисленных католических союзов; какие трудности возникают при осуществлении этой свободы, можно судить по требованиям, предъявленным д-ром Леем, о подчинении его руководству католических рабочих союзов. Поэтому Ватикан лишь после больших колебаний согласился окончательно ратифицировать договор.

23 марта в своей большой речи в рейхстаге Гитлер произнес характерную фразу. После хвалебных замечаний по адресу обоих христианских исповеданий он сказал: «Правительство отнесется с объективной справедливостью ко всем прочим исповеданиям. Оно не может, однако, допустить, чтобы принадлежность к какой-нибудь определенной религии или расе освобождала от повиновения установленным законам или служила охранной грамотой для терпимого отношения».

Под «другими исповеданиями» подразумевались в первую очередь евреи. Что же означала в отношении них «объективная справедливость»? Согласно программе национал-социализма и прежним речам и писаниям Гитлера это должно было означать, что евреи в искупление зла, нанесенного ими германскому народу, должны быть совершенно изгнаны из политической жизни, а также в значительной мере удалены с работы и занимаемых ими должностей. Националисты в этом отношении, собственно, никогда не проповедовали объективной справедливости, а требовали охраны германской народности, совершенно не считаясь с обычным понятием справедливости. Среди германских евреев было широко распространено мнение, что руководящие вожди национал-социалистской партии на деле не относятся серьезно к антисемитизму; они полагали, что антисемитские требования программы не будут осуществлены.

Это также было одной из многочисленных ошибок, в которые впали сторонние наблюдатели национал-социализма. Уже летом 1932 г. евреи, живущие в сельских местностях и небольших городах, подвергались большим неприятностям. Часто в отношении евреев проводились систематический бойкот, общественная изоляция, а также избиения, особенно в Восточной Германии и в Северной Бавария. Даже на улицах Берлина евреи-прохожие все чаще подвергались нападениям. Из этих настроений через несколько недель после прихода Гитлера к власти возникло систематическое преследование евреев.

Сигналом к этим преследованиям явился пожар рейхстага. Хотя большинство арестованных после 27 февраля были неевреи, тем не менее начались поиски «еврейских верховодов». Своего высшего пункта антисемитские эксцессы достигли между 5 и 20 марта. Эксцессы направлялись большей частью против еврейских универсальных магазинов и главным образом против евреев, имеющих определенное занятие. За «визитами» штурмовиков в еврейские квартиры, за уводом и избиениями лиц еврейской национальности скрывались часто личные экономические мотивы.

Число жертв кровавого террора было значительно больше среди главным образом нееврейских функционеров и членов трех социалистических партий, чем среди лиц еврейского вероисповедания, принадлежащих преимущественно к буржуазному классу. Тем не менее эксцессы против евреев вызвали за границей гораздо более сильный отклик, ибо там в состоянии были еще понять преследование «марксистов», которое в буржуазных кругах даже не вызвало возражений, а не нападение на группу людей за их принадлежность к определенной расе. Свое классическое выражение это возмущение нашло 13 апреля, в страстной четверг, в прениях английской палаты общин. Бывший министр иностранных дел сэр Остин Чемберлен выразил мнение общества и официальных кругов Великобритании, заявив, что события в Германии делают совершенно излишними дальнейшие разговоры о ревизии Версальского договора. Новогерманский националистский дух, заявил он, — это «злейший прусский империализм, еще более жестокий, отличающийся расовым высокомерием и сознанием своей исключительности, которая отказывает согражданам не чисто северного происхождения в равноправии и гражданских правах». Чемберлен заявил далее, что, считаясь с происшедшими событиями, Германии нельзя вернуть каких-либо областей с ненемецким населением. «В Польском коридоре живут поляки, — сказал Чемберлен, — неужели мы позволим, чтобы хоть еще один поляк попал под сапог германского правительства?»

Национал-социалисты очень скоро поняли, какую внешнеполитическую опасность представляют для них такие настроения за границей. Часть национал-социалистских вождей рассчитывала, что с помощью усиленного нажима на германское еврейство удастся заставить замолчать как его, так и заграницу. Выразителем этих настроений явился Геббельс. 27 марта он посетил Гитлера в его загородном доме в Берхтесгадене и предложил ему разрешить партии устроить небывалый до сих пор боевой праздник. Все евреи в Германии, занятые в торговле и промышленности, а также лица свободных профессий должны были в результате грандиозных террористических мероприятий партийного аппарата подвергнуться бойкоту, все чиновники и служащие еврейского происхождения должны были быть удалены со службы. Вначале предполагалось, что бойкот должен был длиться неограниченное время. Было ясно, что в течение немногих недель он должен будет привести к полному экономическому разорению всего германского еврейства.

Против этого плана, однако, немедленно выступили лица более дальновидные. Одним из них был председатель Рейхсбанка доктор Шахт, который поставил вопрос о своем пребывании в кабинете. Послы великих держав выступили с предупреждениями, и под этим давлением Гитлер решился приостановить бойкот.

Чтобы удовлетворить своих приверженцев, он согласился, однако, на однодневный пробный бойкот под руководством нюрнбергского депутата Штрейхера. В субботу 1 апреля у магазинов, а также у входа в бюро и частные квартиры расположились штурмовики, которые должны были требовать от покупателей, чтобы они не входили в еврейские магазины; в действительности же всех, кто осмеливался ослушаться, они удаляли силой. К витринам они приклеили плакаты частью с надписью «не покупайте у евреев», частью же с грубыми ругательствами.

Для видимости после первого дня бойкот был «отложен» до 5 апреля. Если бы до того времени «травля по поводу ужасов» в Германии не прекратилась, то бойкот должен был возобновиться. В действительности он официально больше не возобновлялся. Штрейхер жаловался, что национал-социалисты, к сожалению, капитулировали перед «мировым еврейством». Сам он утверждал, что якобы лишь во время бойкота впервые заметил, как сильно связано между собой интернациональное еврейство.

После приостановления бойкота национал-социализм занялся изгнанием евреев из свободных профессий. Гитлер, который долгое время был довольно скуп по части антисемитских деклараций, на этот раз дал руководящие указания в речи, произнесенной им 6 апреля перед депутацией унифицированных союзов врачей. Он заявил, «что путем скорейшего удаления из культурной и духовной жизни Германии слишком большого числа евреев, занимающихся умственным трудом, нужно удовлетворить естественное требование Германии о самобытном духовном руководстве. Допущение слишком большого числа выходцев из других рас может быть истолковано как признание духовного превосходства других рас, чего нельзя допустить».

В соответствии с этой программой быстро и основательно заработала страшная национал-социалистская законодательная машина. Программа была осуществлена в 4 больших законах. Были изданы: «Закон для восстановления чиновничества», опубликованный 7 апреля, «Закон о допущении к занятию адвокатурой» от 10 апреля, «Закон о засорении чуждыми элементами германских школ и университетов» от 26 апреля и распоряжение имперского министра труда «О допущении врачей «к работе в больничных кассах».

Закон о чиновниках по своему значению, принципиальному и практическому, выходит далеко за пределы вопроса о чиновниках-евреях. Важнейшее постановление о чиновниках-евреях содержится в параграфе 3-м. Он гласит:

«Чиновники неарийского происхождения подлежат увольнению; поскольку речь идет о лицах, занимающих почетные должности, эти лица должны быть освобождены от своих обязанностей.

Первый пункт не распространяется на чиновников, которые находились на службе уже до 1 августа 1914 г., либо сражались в мировую войну на фронте за германскую империю или за ее союзников, либо чьи отцы или сыновья пали во время Первой мировой войны. Прочие изъятия могут разрешаться имперским министром внутренних дел по соглашению с соответствующими ведомственными министрами или высшими провинциальными властями для чиновников за границей».