Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918-1972 - Федор Раззаков

Ну к чему привела некогда великую страну подобная «расчистка народного сознания», мы теперь хорошо знаем: в годы горбачевской перестройки именно тема разоблачений культа личности Сталина стала магистральной в идеологии перестройщиков. И им понадобилось всего четыре года (1987–1991), чтобы так запудрить мозги миллионам людей, что те с легкостью не только прокляли свое «мрачное прошлое», но и отреклись от настоящего, согласившись на разрушение собственной страны. Если господин Фомин приветствует развал и уход в небытие великой державы, то, как говорится, флаг ему в руки и барабан на шею. Я же лично считаю это трагедией. Так вот, эта трагедия могла произойти за двадцать лет до перестройки, но не произошла именно потому, что тогда руководство страны оказалось более адекватным (тот же Брежнев был еще полон здоровья и сил) и сумело остановить тот чернушный вал, который накроет страну при Горбачеве.

Между тем как бы ни возмущались господа либералы, но ничего ужасного в том, что советские власти взялись за сворачивание критики культа личности Сталина, не было. Это была естественная реакция государственных мужей, всерьез обеспокоенных тем, что тема «культа» в основном служит пищей для паразитирующих на ней господ-космополитов. Поэтому эту «жрачку» от них решено было спрятать подальше. Причем у запретителей было с кого брать пример – с тех же американцев, которые долгие десятилетия старались не вспоминать геноцид, который учинили их предки над индейцами. Ведь известно, что в ходе покорения Америки было уничтожено около одного миллиона аборигенов, которые столетиями жили на этом континенте, не зная бед. Но белые переселенцы с помощью американской армии начали методично их истреблять, не щадя ни женщин, ни детей. И хотя позднее американские власти признали свою вину за тот геноцид, который они учинили над индейцами (как и руководство КПСС покаялось в перегибах сталинских времен), а также над неграми (их погибло около десяти миллионов), однако популяризировать эту мрачную страницу своей истории у них смелости не хватило. Взять тот же кинематограф.

На заре Голливуда только единицы из режиссеров (например, Томас Инс) осмеливались показывать в своих картинах индейцев благородными людьми, страдающими от жестокостей бледнолицых. Остальная масса режиссеров предпочитала творить миф о кровожадных индейцах и добрых бледнолицых, поскольку подобная политика была выгодна властям. Как заявил один из влиятельных американских политиков: «У нашего народа должна быть героическая история!» О том, как Голливуд творил свою «героическую историю» с антииндейским душком, лучше всего расскажет специалист – известная нам киновед Елена Карцева:

«Вестерн начинал творить легенду о безупречном героическом прошлом, которая, вознося на пьедестал одних, должна была уничтожить для этого других. И симпатичные белые герои, патриоты и джентльмены, принялись за истребление на экране вымышленных врагов. Нарочито устрашающе раскрашенные, свирепые, без всякого проблеска человеческого чувства, дикари, от которых доблестные кинопионеры защищали своих прелестных белокурых женщин и ангелочков-детей, вызывали, естественно, глубокое отвращение, хотя были так же похожи на реальных индейцев, как пасквилянтский портрет на оригинал.

Шло время, тенденция эта крепла и в конце концов одержала полную победу. Переселенческий вестерн, если в нем фигурировали индейцы, а они появлялись почти всегда, предав забвению традиции Инса, изображал их уже только как нацию жестоких негодяев, которых в кровавых делах может остановить лишь один аргумент – пуля...

Поскольку индейцы в фильмах такого рода – носители зла, тенденциозность их показа начинается уже с выбора типажей. Красивый народ в результате тщательного подбора статистов (нередко – белых) и отталкивающего грима выглядит сборищем ублюдков, свирепых уродов и ламброзианских типов. Таким образом, отрицательное отношение к ним определяется сразу же, априорно, еще до начала действия. Другой испытанный способ, закрепляющий это отношение, – демонстрация изощренной жестокости, якобы свойственной индейцам от природы, и обывательское хихиканье по поводу их дикости, нецивилизованности...»

Таким образом, благодаря кинематографу (а также литературе) американские власти долгие годы скрывали от населения своей страны правду о том геноциде, которому подверглось коренное население Американского континента. Более того, этот геноцид посредством того же кинематографа подавался как... справедливое возмездие краснокожим за их якобы природную кровожадность. И так длилось почти пять (!) десятков лет, пока среди американских деятелей культуры не нашлись люди, которые осмелились сказать правду.

В кино одними из первых таких постановщиков стали режиссеры Антони Манн и Роберт Олдрич. Первый в 1950 году снял фильм «Врата дьявола», где индейцы были изображены в образе положительных героев, второй четыре года спустя – фильм «Апач», где главным героем был знаменитый вождь-бунтарь из племени апачи Джеронимо. Однако эти фильмы не стали поводом к тому, чтобы голливудское кино про индейцев взяло новый курс – на правду. И в этом опять была замешана большая политика.

Америка после Второй мировой войны стала претендовать на звание сверхдержавы, начала ряд новых войн (сначала в Корее, потом во Вьетнаме) и не была заинтересована в том, чтобы народу лишний раз напоминали о позорных пятнах в истории страны, подрывая тем самым его патриотизм. В США даже была создана ассоциация «Американские авторы вестерна», которая взяла на себя цензорские функции: зорко следила за тем, чтобы белые люди в вестернах продолжали выступать героями, а индейцы – злодеями. В итоге в последующие годы, если правда о геноциде против индейцев и всплывала в фильмах иных американских режиссеров, то это были единичные случаи, являвшиеся целиком заслугой этих постановщиков. Так было в случае с Джоном Фордом («Осень шайенов», 1964), с Ральфом Нельсоном («Голубой солдат», 1970), Артуром Пенном («Маленький большой человек», 1970).

Корни страха советских властей по поводу эксплуатации темы культа личности Сталина в отечественном кино произрастали из той же почвы, что и корни страха американского. Подобное кино считалось властями антипатриотическим, подрывающим государственную идеологию, направленную на сплочение общества. Например, фильмы «Голубой солдат» и «Маленький большой человек» несли в себе сильное антивоенное начало и были упреком американским властям в связи с войной во Вьетнаме (снять в конце 60-х годов фильм непосредственно об этой войне в США было невозможно, поэтому Нельсон и Пенн выбрали индейскую тему, подразумевая под ней современные реалии). Вот почему об этих фильмах в советской печати писали весьма охотно и обстоятельно.

То же самое происходило в Америке, когда дело касалось культа личности Сталина: тамошние СМИ муссировали эту тему с превеликим удовольствием. Достаточно сказать, что в 60-е годы на Западе вышли десятки книг о сталинских репрессиях, где правда была переплетена с вымыслом, но чаще – с откровенной ложью. Причем в подавляющем большинстве этих книг нить из прошлого была специально протянута в настоящее (мол, КГБ – это правопреемник НКВД), что создавало у западного читателя негативное отношение к современному Советскому Союзу. Если бы к этому еще добавились и советские фильмы, где живописались сталинские репрессии, то такое кино стало бы наглядным подтверждением всех этих западных опусов о «кровавом советском режиме».

Поэтому желание Брежнева и Ко выбить козыри из рук западных пропагандистов посредством закрытия темы «культа» в советском кино вполне понятно. Хотя многим до сих пор кажется, что здесь был допущен огромный просчет со стороны руководства страны. Ведь, избрав стратегию, при которой «джинн закупоривался в бутылке», оно решало лишь сиюминутную задачу, но не решало проблему в перспективе: то есть не обеспечивало гарантии того, что этот джинн впоследствии вновь не будет выпущен (что и произошло при Горбачеве). Выбери брежневское руководство иную тактику, наступательную, и история могла развиваться совсем по иному сценарию.

Как известно, все главные разоблачения сталинских репрессий базировались на докладе Хрущева «О культе личности Сталина», произнесенном в феврале 1956 года. Между тем львиная доля этих разоблачений была откровенной ложью первого секретаря, которая, как мы помним, преследовала две цели: выбить почву из-под ног его основных конкурентов в борьбе за власть (Молотова, Кагановича, Маленкова) и обелить самого Хрущева, который в конце 30-х годов был одним из главных инициаторов репрессий, причем самым кровавым. Будучи руководителем Москвы и области, он предоставил на самый кремлевский верх списки людей, которые подлежали репрессиям, в которых фигурировали 41 305 «бывших кулаков» и «уголовников» (Хрущева по кровожадности переплюнул только руководитель Западно-Сибирского края Р. Эйхе, репрессивный список которого состоял почти из 50 тысяч человек, из которых 10 800 подлежали расстрелу).