Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918-1972 - Федор Раззаков

«Его (Тарковского. – Ф. Р.) бесит, что в картине видят детали, изолированно, как будто они существуют сами по себе, а не видят движения мысли, темы, не понимают для чего частности, в какой процесс они выливаются, к какому выводу идут. «Я был воодушевлен самыми высокими и чистыми мыслями, а меня бьют по шее. Им надо не по мне бить, а по тем, у кого карманы полны кукишей. Таких бить надо, я их сам презираю». Идти же на поправки, не веря в их необходимость, он не может. Сдаться раз – значит сломаться. Потом не остановишься. Так, на этом пути ломались даже самые сильные. «Я не могу читать без слез, что писал Эйзенштейн после „Бежина луга“. (Имеется в виду покаянное письмо знаменитого режиссера Сталину, после критики тем его так и не завершенного фильма „Бежин луг“, посвященного трагической судьбе пионера Павлика Морозова. – Ф. Р.). Что же они хотят, чтобы и я писал то же? Нет, лучше не работать в кино совсем. Я могу работать только, как я считаю честным, нужным. Мне в себе стыдиться нечего. Проституировать же себя я не буду».

Мысль довериться мастерам (они-де посоветуют, что и как исправить) ему отвратительна. «Они сами всю жизнь только и занимались тем, что поправляли и то, и это. У них ни у одного нет цельного хребта. Все циники. Им всем все равно. Они просто не смогут понять того, кто не захочет поступиться. Им это покажется мальчишеством, бравадой...»

Между тем талант Тарковского безоговорочно признавался всеми: как сторонниками режиссера, так и его оппонентами. И у его фильма было много сторонников даже в Кинокомитете: например, глава Госкино Алексей Романов и чуть ли не вся расширенная коллегия комитета присудили фильму высшую, 1-ю категорию по оплате! Но в тот же момент эти люди были облечены властью и прекрасно понимали другое: брежневское руководство взяло курс на подъем патриотического, державного движения в стране с опорой на оба его крыла – сталинистов и почвенников, но поскольку «Андрей Рублев» вызвал яростное неприятие у многих представителей обоих крыльев, значит, выход фильма надо придержать, дабы не нагнетать ненужные страсти.

Между тем уже в первые годы правления Брежнева русские почвенники получили реальный шанс укрепить свои позиции. До этого они чувствовали себя куда менее уютно. Например, при Хрущеве, который, как мы помним, оказался ярым ненавистником православия, объявив в начале 60-х годов настоящую войну русской церкви. Поэтому первое, с чего начал Брежнев, – это дал державникам возможность объединиться и начать создавать свои собственные «русские клубы». И хотя противники этого решения предупрежали генсека об опасности возрождения «русского шовинизма», тот своего решения не изменил. В итоге первым «русским клубом» стало Всероссийское Общество Охраны Памятников Истории и Культуры (ВООПИК), созданное в 1965 году именно по решению Политбюро. Как вспоминает свидетель тех событий А. Байгушев:

«Решение Политбюро о создании Всероссийского Общества Охраны Памятников Истории и Культуры (ВООПИК) состоялось, как только Брежнев пришел к власти. До Брежнева такие общества показательно были разрешены всем союзным республикам, кроме РСФСР. Русским же создание своего такого общества принципиально запрещалось – иудеи панически боялись возникновения нового Союза Русского Народа. Но Брежневу объяснили, что иного выхода, чтобы удержать власть, нет.

Мы ведь подвели Брежнева к мысли, что если он хочет опереться на русское крыло, то нужно дать русским выстроить «окопы», чтобы защищать свои исторические и культурные ценности, а заодно и, само собой, крепкую государственную власть. Целый актив молодых сторонников Брежнева, активно помогавших ему убрать «ублюдка Никитку с его „младотурками“-„шестидесятниками“ (разрушавшими советскую власть во имя троцкистского космополитического „интернационализма“), вынашивал, разрабатывал эту идею. И – готовил-готовил почву в „косных мозгах“, пока Михаил Шолохов, со свойственной ему образностью мышления, уже открыто не сформулировал Брежневу „эту шикарную мысль“ – о создании опорных пунктов (типа пунктов охраны порядка для помощников милиции – дружинников) в форме „русских клубов“ на базе тут же Брежневым моментально и созданного ВООПИК. Это, мол, будут твои, Леня, самые самоотверженные, самые неподкупные, самые верные государству и тебе дружинники – Дружинники Русского Духа!

На Политбюро было принято закрытое решение, и 24 июля 1965 года состоялось Постановление Совмина Российской Федерации о создании ВООПИК. Брежнев лично поручил Константину Черненко проследить, чтобы в оргкомитет ВООПИК попали лишь «государственники» – не перекати-поле-иудеи, а крепкие русские люди. И тщательный отбор и подготовка к Учредительному съезду ВООПИК шли почти год. Но поработали на славу. Чужих не было!..»

Кроме этого, Брежнев взял под свой контроль радио и телевидение, сняв хрущевского выдвиженца Михаила Харламова (возглавлял Гостелерадио с апреля 1962 года) и назначив туда выдвиженца так называемых «комсомольцев» Николая Месяцева. Одновременно новый генсек стал перетягивать в Москву периферийных державников, чтобы укрепить ими свои позиции во власти (отметим, что некоторые державники хрущевской поры из власти ушли: Фрол Козлов скончался в январе 1965 года от очередного инфаркта в возрасте 56 лет, а Леонида Ильичева Брежнев отправил в отставку сразу после смещения Хрущева по требованию Суслова – тому конкуренты в борьбе за кресло главного идеолога были не нужны).

Особенный упор в своей кадровой политике Брежнев делал на белорусских выдвиженцах, поскольку Белоруссия была наименее засорена либералами-западниками (иного и быть не могло, поскольку менталитет белорусов был исконно славянский, державный, за что фашисты и обрушили на них всю свою ненависть: они уничтожили каждого четвертого жителя республики, попутно стерев с лица земли 200 городов, 9000 деревень, причем более 200 из них вместе с жителями). В 1965 году Брежнев назначил 1-го секретаря ЦК КП Белоруссии Кирилла Мазурова первым заместителем председателя Совета министров СССР и ввел его в Политбюро, а секретаря ЦК КП Белоруссии по пропаганде Василия Шауро сделал куратором всей советской культуры по линии ЦК КПСС. А спустя год, в апреле 66-го, кандидатом в члены Политбюро стал еще один белорус – новый глава республики Петр Машеров.

Именно Василий Шауро был наиболее активным противником «Андрея Рублева», видя в нем прежде всего антирусский фильм. И, в отличие от руководителей Госкино, он прекрасно понимал, что никакие поправки (а их Тарковскому предъявили почти 40 штук) не смогут изменить направленности этого фильма. Именно Шауро способствовал уходу с поста заместителя председателя Госкино Георгия Куницына, который курировал кино по линии ЦК КПСС и слыл либералом (как мы помним, это именно он помог запустить «Андрея Рублева» еще при Хрущеве). Как вспоминает сам Г. Куницын:

«Сначала Шауро предложил „верху“ назначить меня вместо Романова министром кинематографии. Но это тоже был способ от меня избавиться.

Я был приглашен к руководству, и мне была выдана программа действия в кинематографе, совершенно дикая даже для того времени. Позиция нового руководства состояла в том, чтобы положить под цензуру весь кинематограф. И меня же выдвигали, чтобы я это делал! А потом должен был своими руками сломать ситуацию, которую во многом сам и создал, когда в кино многие вещи делались помимо цензуры. Наверху считали, что Алексей Владимирович Романов имеет слабый характер, что было правдой, и по моему мнению – это большое добро для кинематографа, что длительное время во главе его стоял именно Романов...

Мне предложили эту должность, и была такая формулировка, что в советском кинематографе действует группа, которая осуществляет идеологическую диверсию против партии. Со мной говорили, чтобы я подписал и принял такую линию поведения. Я пытался объяснить, что такого решения принимать нельзя, я прямо говорил, что у нас около двухсот кинорежиссеров художественного кино. Я почти со всеми встречался, даже в самой дружеской обстановке. Я говорил, что никакой диверсионной группы нет, и она немыслима в нашем кинематографе (события середины 80-х годов со всей очевидностью докажут обратное. – Ф. Р.).

Ну, а поскольку я предложение это не принял, меня убрали из ЦК. Это было в ноябре 1966 года...»

К тому моменту ситуация вокруг фильма «Андрей Рублев» была близка к своему разрешению. И вот 13 января 1967 года свет увидело заключение Госкино, где подводился итог двухлетним мытарствам картины:

«Просмотр и этого варианта показал, что Тарковский не выполнил рекомендаций Комитета. В фильме остались и некоторые неприемлемые натурализмы, как например, разрисованный зад скомороха, кипящую смолу льют в рот человеку и, главное, не сделано все возможное для того, чтобы фильм стал более исторически правдоподобным, чтобы в нем было снято некоторое принижение русского народа» (выделено мной. – Ф. Р.).