Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789–1848 - Иван Жиркевич

Комитет был собран; кроме Дьякова и меня присутствовали в оном вице-губернатор Домбровский, председатели палат Милькевнч и Сипайло, правитель дел канцелярии генерал-губернатора статский сововетник Глушков, статский советник фон Гюбенталь, помещики Цехановецкий и Храповицкий. Комитет собирался два раза, говорили много, положительного – вовсе ничего; больше всего смеялись и критиковали управление Гюбенталя над хутором; помещики крепко отстаивали вольную продажу вина, а фон Гюбенталь горячился, шумел, что она одна причиной гибели этой губернии, и упрекал помещиков, что ежели он не успел на образцовом хуторе, то сами акционеры тому виной, собрав основной капитал в недостаточном размере, а после на все его предложения не согласившись ему дать пособие; как об этом (т. е. заключениях комитета) представил Дьяков, я после ни от него, ни от другого кого-либо не слыхал.

Стараясь далее составить себе идею о существенном положении губернии и о средствах к ее улучшению, я неоднократно и с различными лицами вступал в особые об этом предмете разговоры. Старики утверждали, да и сам я, сколько мог, вспоминал, что в годах первых войн императора Александра Павловича с французами[524] Витебская губерния не считалась в числе худших, что в городах оной видно было живое движение промышленности и следы оной еще и по сие время (1845) видны. В Витебске, Велиже, Полоцке и в некоторых даже местечках видны еще остатки каменной мостовой; даже в побочных улицах во многих местах по сие время существуют хорошо построенные каменные будки для караульщиков; решительно во всех городах, где только были и есть католические костелы, из которых многие уже обращены в православные церкви, костелы выстроены прочно, и заметны в них еще остатки бывшего их прежнего великолепия. По селениям, хотя не видно было больших, значительных дворцов или построек, но всюду замечалась опрятность, чистота, и даже самые мелкопоместные помещики отличались своим хлебосольством (чему и теперь еще – 1845 г. – сохранилась привычка). В селениях, а особенно в больших местечках, на евреях или, лучше сказать, на женском поле этого поколения всегда блестели жемчужные и золотые украшения; крестьянин по виду хотя казался глупым и простоватым, но был трудолюбив и работящ, чему в доказательство приведу, что лучшими в России землекопами в то время считались крестьяне Смоленской и белоруссцы Витебской губернии. Лошади крестьянские при малом росте отличались крепостью; это в особенности можно было заметить нам, военнослужащим, когда, проходя эту губернию по нескольку раз вдоль и поперек, в 1805, 1806, 1807 и 1808 гг., мы забирали в оной под своз наших тягостей подводы; из таковых подвод при следовании до границы насильственно достигали самого рубежа оной, именно по той причине, что лошадей Минской губернии, а частью и Могилевской, мы находили тощими и худшими.

Куда же это все давалось и отчего упало изобилие?

Конечно, главной и важнейшей причиной было прекращение в 1803 г. торговли через Ригу с англичанами; торговля Витебской губернии наиболее была переходящая, а не собственными произведениями и изделиями оной. Проводниками этой торговли искони были евреи, и влияние их простиралось как на помещиков, так и на крестьян так далеко, что правительство решилось положить предел оному, и с 1808 г. евреи из селений выведены все на жительство в города и местечки. Помещики же через это лишились своих привычных комиссионеров; казалось бы, собственно быт поселянина должен был через это улучшиться: вышло же совершенно противное тому; тут только стали помещики утверждать, что витебский крестьянин в своих понятиях совершенно туп, ленив и ничем более не занимается, как пьянством. В первом отношении замечание, может быть, и справедливо, – крестьянин сам никогда не занимался своей промышленностью, а действовал, как и помещик, всегда посредством евреев. Мог ли же он вдруг сделать навык и изыскать те извороты, которыми руководились евреи-факторы, и вот сельская промышленность по селениям внезапно и совершенно прекратилась. Касательно же другого упрека, отчего крестьянин мог и стал пьянствовать более прежнего, – корчмы где были, там и теперь существуют; вино, продаваемое в оных, дешево, но тогда еще было дешевле, крестьянин часто за свои промыслы и произрастения тогда еще не получал и не платил денег, а обыкновенно вино заменяло ему уплату.

Я убедился совершенно, что вывод евреев из селений в этом отношении тоже не пособил, не улучшил быта поселянина, ни благосостояния городов, а наполнил города факторством и мелочной промышленностью, которые повели города к упадку, крестьянина же, отвлекая чаще от местожительства его через частые из селения отлучки, повлек к сугубому разврату и бродяжничеству.

Все прописанные мною замечания в голове моей родились весьма скоро, но в бытность мою губернатором я не имел времени сообразить и соединить нужные средства к отвращению того, что тогда уже признавал за зло и вредным.

Много мелочных случаев, которые с первого взгляда могут показаться вздорными, впоследствии были бы весьма полезным примером для начальства губернии, с готовностью, а потому и с чувством не эгоистической любви смотрящего на вверенное управлению его общество встречал я для моих замечаний, а потому и хочу продолжать то, что уже начал до предполагаемого мною заключения.

В первые дни занятия моего по губернии, рассматривая в подробности уголовные и следственные дела, мне бросилась в глаза необыкновенная числительность дел, возникших собственно по изветам и по настоятельному требованию духовного начальства. В особенности заметил я, что не только при каждом следствии, но даже и в судах присутствуют депутаты с духовной стороны. Обращаясь к смыслу закона, коим постановлено, что депутат от духовенства при разборе или при суждении дел должен присутствовать лишь тогда, когда к делу прикосновенно духовное лицо или имущество, чего тут решительно не встречалось, я потребовал сведений от правителя канцелярии моей не было ли по сему предмету по Витебской губернии какого-либо особого, высшего указания или постановления, и за отрицательным ответом с подобным вопросом лично обратился к председателю уголовной палаты; последний объявил мне, что назначение депутатов духовных всегда делается не иначе, как по настоятельному требованию с духовной стороны, всегда и до сего времени поддерживаемому генерал-губернатором или начальником губернии. Заметил я, что не было ни одного дела, где бы при окончании суда в палате вместе с членами, присутствовавшими в ней, не подписывал дело и духовный депутат, иногда с сильным против решения протестом, а в других случаях просто с дополнением требования копии с окончательного решения, и я никак не преувеличу, сказав, что в общем итоге рассмотренных мною дел 9/10 были указываемой мною формы.