Благословение небес - Джудит Макнот

У Яна ушло двадцать минут, чтобы пройти десять ярдов до места, где стоял дед – буквально на каждом шагу его останавливали желающие непременно с ним поздороваться и переброситься парой слов.

Следующий час Ян провел, танцуя со всеми без разбору, и к концу этого часа пришел к выводу, что Элизабет пользуется почти таким же успехом у мужчин, каким он – у женщин. Глядя, как она смеется в ответ на комплименты, которыми ее осыпали мужчины, он подумал, что Элизабет расцветает в суете бала, тогда как его самого балы всегда приводили в уныние. Она принадлежит этому миру, вдруг понял Ян, это та обстановка, в которой она сверкает, искрится и царствует, как юная королева. Очевидно, она любит этот мир. С момента своего появления она всего один раз посмотрела на него, а он весь вечер только и делал, что пытался поймать ее взгляд. И Ян угрюмо констатировал, что оказался в положении всех остальных мужчин в этой зале: он так же издали томился по ней и жадно ловил ее взгляды.

Продолжая разыгрывать спектакль, о котором они условились, Ян подошел к группе гостей, в которой находились Таунсенды, и заговорил с Джорданом, стоявшим между женой и Элизабет, которая повернулась к нему спиной и кокетливо отвечала на комплименты обступивших ее молодых людей. Бросив на Яна понимающий взгляд, Джордан вызволил Элизабет из толпы обожателей.

– Леди Кэмерон, – сказал он, мгновенно входя в свою роль, – надеюсь, вы еще помните нашего друга лорда Торнтона, маркиза Кенсингтонского?

Сияющая улыбка, которой Элизабет одарила Яна, мало напоминала ту, на которой настаивала вдовствующая герцогиня, – «вежливую, но безразличную».

– Конечно, я вас помню, милорд, – сказала она Яну, грациозно протягивая руку для поцелуя.

– Надеюсь, этот вальс – мой, – церемонно произнес Ян, в основном для поклонников Элизабет, чьи напряженные спины выдавали живейшее внимание к их разговору. Он дождался, пока они вошли в круг танцующих и после этого заговорил свободнее:

– Вы кажетесь очень довольной сегодняшним вечером.

– Это так и есть, – ответила она и, подняв голову, увидела, как похолодел его взгляд, но теперь она лучше понимала его и догадалась, о чем он думает.

Мягкая понимающая улыбка тронула ее губы. Оркестр заиграл вальс, и Ян опустил руку ей на талию.

Над их головой горели сотни тысяч свечей в хрустальных канделябрах, но Элизабет купалась в лунном свете, серебрившем сад Черайз два года назад. Тогда, как и сейчас, Ян плавно закружил ее в вальсе. То, что началось между ними с этим вальсом, закончилось плохо, очень плохо. Танцуя с ним сегодня, она знала, что этот вальс закончится по-другому, и замирала от счастья и волнения. Она молчала, надеясь, что он скажет ей что-нибудь приятное, как в прошлый раз.

– Белховен весь вечер пожирает тебя глазами, – неожиданно произнес Ян. – Как и половина мужчин в этой зале. Это же надо – чтобы в стране, жители которой так гордятся своими хорошими манерами, мужчины выражали восхищение хорошенькой женщиной в такой примитивной форме.

«Это совсем не то откровение, которого я ждала, – улыбнувшись про себя, подумала Элизабет. – Придется мне самой улучшить ему настроение». Подняв голову, она тихо сказала:

– Ян, у вас бывало когда-нибудь так, что вы очень хотели чего-то, безумно хотели, и зная, что стоит протянуть руку и вы получите это, все-таки не смели этого сделать?

Удивленный таким серьезным вопросом и тем, что она обратилась к нему по имени, Ян постарался заглушить в себе ревность, которая снедала его весь вечер.

– Нет, – сказал он, старательно избегая резких нот в своем голосе, и. посмотрел в ее открытое ласковое лицо. – А почему вы спрашиваете? Вы чего-нибудь хотите?

Она отвела взгляд и кивнула.

– И чего же вы хотите?

– Вас.

У него перехватило дыхание, и он молча смотрел на ее золотистые волосы.

– Что вы сказали?

Она повернула к нему голову,

– Я сказала, что хочу вас, только боюсь, что… Сердце рванулось у него в груди, и пальцы непроизвольно впились ей в спину.

– Элизабет, – сказал он напряженным голосом и, окинув взглядом окружавшую ее толпу, отогнал сумасшедшую мысль утащить ее на балкон, – зачем вы говорите мне такие вещи, когда мы находимся на этом проклятом балу?

Ее сверкающая улыбка стала еще шире.

– Это место показалось мне самым подходящим, – сказала она, наблюдая, как его глаза темнеют от сдерживаемой страсти.

– Потому что здесь безопаснее? – спросил Ян, решив, что она опасается его пылкой реакции.

– Нет, потому что так все начиналось два года назад. Мы были в саду, заиграл вальс, – напомнила она ему. – И вы подошли ко мне сзади и сказали:

«Потанцуйте со мной, Элизабет». И я… я согласилась, – продолжила она и умолкла, заметив какое-то новое выражение в его янтарных глазах. – Помните? – голос ее дрогнул, и она опустила голову.

Ян молчал. Элизабет подняла на него взгляд и вдруг увидела в его глазах такую тоску, уязвимость и неприкаянность, что ей стало трудно дышать и на глазах выступили слезы.

– Любите меня, Элизабет, – отчаянно прошептал он. От этих простых слов у нее пробежал мороз по коже.

– Я так и делаю, – сказала она, стараясь передать ему взглядом всю свою любовь.

Вальс кончился, и Ян с сожалением разомкнул руки. Они имеете прошли через толпу, улыбаясь встречным людям, которые не догадывались, что только что соединились две одинокие души. Когда они приблизились к Таунсендам, Ян задержал ее прикосновением руки.

– Я хотел вам кое-что сказать, – сказал он. Чтобы их остановка казалась естественной, он взял бокал с подноса, который лакей проносил мимо. – Я сказал бы вам раньше, но тогда вы стали бы сомневаться в мотивах, которые руководили мной, и не поверили бы мне.

Элизабет кивнула проходившей мимо женщине и медленно поднесла к губам бокал, слушая его тихие слова:

– Я никогда не говорил вашему брату, что не хотел на вас жениться.

Они медленно пошли к Таунсендам.

– Спасибо, – тихо сказала она, сделав глоток из бокала.

– И еще, – мрачно продолжил он.

– Что?

– Мне осточертел этот бал. Я бы отдал половину всего, что имею, лишь бы мы оказались сейчас вдвоем.

К его удивлению, она тут же согласно кивнула.

– Я тоже.

– Половину? – усомнился он, смеясь и совсем забыв о приличиях. –

Действительно?

– Ну, по крайней мере четверть, – уступила она, протягивая ему руку для прощального поцелуя и берясь за юбки, чтобы присесть в реверансе.

– Не смейте приседать передо мной, – предупредил он, целуя ее руку в перчатке. – Куда бы я ни пошел, везде женщины, как корабельные паруса, падают на пол.

Плечи Элизабет затряслись от смеха и, несмотря на его запрет, она присела в глубочайшем тронном реверансе, который представлял собой чудо грации и изящества, и услышала над собой его гортанный смех.