Говорят сталинские наркомы - Георгий Куманёв

Что касается продовольственных поставок, которые, хотя и с перебоями, но поступали в тот период от наших заокеанских союзников по ленд–лизу, то, к сожалению, они не приняли больших размеров и составляли сравнительно малую долю с того, что было произведено тогда в Советском Союзе. За военные годы (с 1941 по 1945 г.) среднегодовой импорт из США и Канады в СССР крупы, муки и зерна составил (в пересчете на зерно) 0,5 млн. тонн, что равнялось лишь 2,9 % среднегодовой заготовки зерна в Советском Союзе. По признанию руководителя американской программы ленд- лиза Стеттиниуса (в его книге «Ленд–лиз — оружие победы»), поставки продовольствия в СССР (цитирую) «лишь в малой степени отвечали потребности Красной Армии в калориях и ничего не оставалось гражданскому населению».

Однако и за эту экономическую помощь мы благодарны нашим западным союзникам. Ведь и она, хотя решающую роль не сыграла, но, несомненно, ускорила разгром нашего общего врага.

Г. А. Куманев: Несмотря на то, что сельское хозяйство СССР в 1941–1945 гг. в целом обеспечило страну и армию продовольствием, а военное производство сырьем, урожайность на колхозных и совхозных полях в целом не отличалась в тот период высокими показателями, хотя официальная пропаганда на этот счет предпочитала говорить довольно глухо или вообще умалчивала. Было бы весьма важно узнать Ваше мнение, Иван Александрович, по данному поводу.

И. А. Бенедиктов: Действительно, урожайность на колхозных посевных площадях в целом была довольно низкой. Причем не только в военные годы, но и до войны. Главная причина такого положения заключается в крайне малом производстве в стране удобрений.

Был у нас такой крупный почвовед академик Прянишников. Вы его, наверное, знаете. Это большая величина в сельскохозяйственной науке. Он в свое время подсчитывал баланс азота в почве. Нам доказывал на коллегии Наркомата земледелия, что каждый год наш урожай уносит из почвы 5–6 млн. тонн азота. А мы вкладываем в ту же почву в виде трав бобовых, в виде минеральных удобрений, в виде навоза всего 2,5–3 млн. тонн азота, т. е. каждый год мы из почвы брали азота, питательных веществ больше, чем возвращали. И неизбежен был приход такого момента при ухудшении агротехники, когда наступало резкое снижение урожайности. Это и произошло во время, когда мы почву продолжали интенсивно истощать.

И в настоящее время, при бурном росте у нас производства минеральных удобрений их вложений в почву еще недостаточно. Приведу Вам такие цифры. Например, в 1973 г. в СССР было произведено удобрений в размере 72 млн. 322 тыс. тонн, а в США‑77 млн. 400 тыс. тонн при значительно меньшей посевной площади. А если взять на душу населения, то в Советском Союзе в среднем производилось 290 кг минеральных удобрений (в условных единицах), а в США — 368.

Я беседовал с некоторыми академиками из ВАСХНИЛа, спрашивал, сколько они считают необходимо нам иметь удобрений, чтобы полностью снабдить наше сельское хозяйство минеральными удобрениями. Мне называли цифры 140–150 млн. тонн. Может быть, эти цифры и несколько преувеличены, исходя из крестьянской психологии. Но, видимо, все–таки реальная потребность близка к таким данным.

До войны, не говоря уже о венном времени, практически минеральные удобрения у нас давали главным образом только под хлопок и ничтожно мало — под другие технические культуры.

Г. А. Куманев: Какое внимание сельскохозяйственному производству и в целом труженикам деревни проявлял Сталин накануне и во время Великой Отечественной войны? Насколько компетентными, верными были его представления о состоянии сельского хозяйства, а также решения и указания по проблемам отечественного земледелия?

И. А. Бенедиктов: Разумеется, Сталин и до войны, и во время Отечественной войны, да и после ее окончания постоянно интересовался всеми важнейшими делами, связанными с состоянием и развитием нашего сельского хозяйства. Но в силу ряда причин его оценка нашей деревни, жизни колхозного крестьянства на том или ином этапе далеко не всегда отражала действительное положение. Правда, в предвоенные годы, когда встал вопрос о повышении сельскохозяйственного налога, Сталин весьма настороженно отнесся к этому предложению Наркомфина. Но в конце концов согласился его значительно повысить из–за необходимости направить крупные средства в оборонную промышленность. Сельхозналог был тогда увеличен в 1,8 раза и оставался в силе во время войны.

После возвращения страны к мирному труду размеры сельхозналога, хотя и с некоторыми колебаниями, продолжали расти. Где–то в начале 50‑х годов у Сталина сложилось мнение, что наши колхозы уже вполне оправились от огромного ущерба, причиненного им гитлеровским нашествием, и материальное положение колхозников в целом достаточно высокое.

Такое представление вождя о положении колхозов и об уровне жизни наших сельских тружеников было навеяно ему грузинами. Там, в Грузии, доходы от колхозов имелись довольно большие. Были повышены цены на мандарины, абрикосы, другие южные культуры. И в Грузии многие колхозы действительно стали быстро богатеть. (Правда, тоже не во всей республике.) Это сказалось на мнении Сталина о зажиточности колхозов и колхозников. Вступать с ним в спор было занятием нелегким и довольно рискованным. Требовалось быть абсолютно уверенным в правоте своей точки зрения, владеть фактами, точными данными, обладать и определенным мужеством.

Министр финансов Арсений Григорьевич Зверев посоветовался с Министерством сельского хозяйства, и мы с ним решили держаться фактической стороны дела, т. е. доказывать, что колхозы не обладают большими денежными средствами.

Зверев представил Сталину докладную записку с изложением данных о доходах на селе и вновь высказался, что нельзя вводить дополнительный налог. Иначе, доказывал он, ссылаясь на мнение Минсельхоза СССР, пропадут еще больше интересы людей работать в колхозах. Это была сущая правда. И без того многие труженики деревни материально только–только сводили концы с концами. Нарушался принцип их материальной заинтересованности в результатах своего труда. Достаточно было проанализировать налог с оборота сельскохозяйственных продуктов, который получало государство, чтобы стало ясно, какой доход мы имели от деревни.

Зверев в своей записке обошел анализ налога с оборота сельскохозяйственного производства, не отдал должное колхозному крестьянству, которое этим налогом с оборота помогало и обороне страны, и проводимым мероприятиям.

Сталин же был по–прежнему глубоко уверен, что колхозы, колхозники (и не только южной зоны) имеют солидные доходы и их следует обложить повышенным налогом, соответствующим этим высоким доходам.

Г. А. Куманев: В каких размерах предусматривалось повысить сельхозналог? Снова как перед войной почти в два раза?

И. А. Бенедиктов: Не в два раза, а даже побольше.

Г. А. Куманев: А об этом было где–то опубликовано?

И. А. Бенедиктов: Конечно, нет. Но Хрущев об этом проговорился, в какой–то речи.

Так вот, по указанию Сталина, кажется, в феврале 1953 г. была образована большая комиссия, которой поручалось дать предложения о дополнительном налоге.

В комиссию вошли, насколько я помню, такие видные деятели из окружения Сталина, как Маленков, Микоян, Берия, Пономаренко, Андреев и другие. По моему мнению, ряд членов комиссии ясно себе представляли, что не может быть и речи о новом высоком налоге. Более того — они считали, что наше сельское хозяйство нуждалось в большей помощи со стороны государства.

Но были и такие члены комиссии, которые колебались, а некоторые — совершенно категорично высказывались, что Сталин прав, что дополнительный налог обязательно нужно установить и указания вождя выполнять беспрекословно. И, наконец, отдельные члены комиссии, особенно представители Грузинской ССР, приводили примеры из своих личных наблюдений о высокой доходности отдельных колхозов республики. Но ведь это были «исключения из правил», а не общая картина.

Комиссия очень долго обсуждала данный вопрос. Наконец, она поручила Звереву и Бенедиктову подготовить проект решения и записку на имя Сталина, предварительно, как отметила комиссия, «более глубоко изучив доходы колхозов». Ну это изучение нами сознательно проводилось не спеша. Мы были уверены в непосиль- ности повышенного налога и в меру своих сил тянули это чреватое по своим последствиям предложение. В марте 1953 г. в связи со смертью Сталина вопрос о дополнительном сельхозналоге сам по себе отпал и больше его никто не поднимал.

Данная история показывает: с одной стороны, Сталин признавал как будто, что положение колхозов такое, что экономических стимулов их роста недостаточно. А, с другой стороны, известный период времени был уверен, что колхозы уже настолько богаты, что их нужно дополнительно облагать высоким налогом.