Этот томительный дым - Ксения Мартьянова

своему домику. Он прекрасно знал правила этого племени, как и то, что они распространялись

абсолютно на всех. Индеец ты или белый, верующий или атеист, но до тех пор, пока твоя нога

находится на землях резервации, ты обязан поступать так, как прописано в законе племени. А особенно, если не по крови, но по духу, ты являешься сыном Великого Вождя.

Когда спустя некоторое время Дарен вышел наружу, услышал звонкий смех и тут же повернул голову.

Он узнал бы это звучание из миллиона похожих, потому что голос, который жил в его сердце, он

никогда не спутал бы ни с каким другим. Эбби улыбнулась, когда её окружили несколько индейских

ребятишек, играющих около неё в салки, а когда они закружили её, вызывая новую волну смеха, Дарен

ощутил, как что-то внутри ёкнуло. Он узнал на ней мамино платье цвета слоновой кости до колен и

белые сапоги. Её волосы были распущены и закреплены через лоб ободком, с которого с одной стороны

свисало несколько светлых перьев. Она закрыла глаза, поддавшись детской игре, и засмеялась звонче, когда они все разом обняли её за ноги. В то время, как он сам пытался справиться с тем, что испытывал.

- Ты считаешь, что твое сердце останется холодным навсегда, но я вижу, что его лед уже тронулся.

Дарен сделал вдох, понимая, что убежать от разговора с Вождем великого племени у него нет

совершенно никаких шансов, и что ему придется отвечать, даже если он этого не хочет.

- Ночь правит лишь половину всего времени, – повторяя его же мудрость, сказал он. – Но и солнцу не

суждено светить вечно.

- Ничто не совершенно и ни у одной материи на этой Земле нет безграничной власти, – согласился

Кваху. – Даже Великий Дух несет собой две сущности: светлую и темную. Но лишь та начинает

преобладать над его решениями, которой он дает на это волю.

Они оба молчали, наверное, несколько минут, смотря на большой высокий костер и подготовку к

празднику. Знакомые звуки окутывали воздух, создавая ощущение дома, а тишина помогала

распутывать хаотичные мысли, которые прочно засели где-то глубоко в сознании.

- Возможно, моя жизнь просто не должна быть другой. Возможно, мне не суждено измениться, – тихо

произнес Дарен, все так же не сводя глаз с веселящейся Эбби. – И если это действительно так, то

меньше всего на свете я хочу причинить ей боль.

- Наша жизнь подобна мерцанию ночного светлячка, – неожиданно произнес Вождь, заставляя Дарена

перевести на него взгляд, – она так же прекрасна, но, вместе с тем, и так же быстротечна. Знаешь, в чем

мудрость этой поговорки, Чевеио?

- В том, что нужно использовать каждое мгновение жизни? – Предположил он, и тогда Кваху не спеша

развернулся к нему.

- В том, что нужно принять боль и смерть, как её неотъемлемую часть, – объяснил он, а затем

осторожно положил руку ему на сердце. – И не бояться чувствовать что-то вот здесь.

Дарен слегка покачал головой, ощущая, как мгновенно закололо в груди.

- Я не способен что-то чувствовать.

- Если бы это было так, то сейчас тебе бы не было так невыносимо больно, – тихо сказал Кваху так, словно знал это. – И ты не понимал бы, что былая пустота начинает заполняться.

- Вождь…

- Её любовь сумела тронуть ледяное сердце маленького мальчика, – перебил он его, – и потеряя её, этот

мальчик совершит самую большую свою ошибку. И навсегда утратит свой Свет.

- Это тоже мудрость твоего народа? – Почти шепотом спросил Дарен.

- Не моего, – ответил Кваху, отступая назад, – твоего.

Дарен смотрел Вождю вслед, ощущая, как то самое сердце, про которое он говорил, начинает

болезненно колотиться, и что эта мука с каждой секундой становится лишь сильнее. Холодное сердце не

может давать никакой реакции. Покрытое толстым слоем льда, оно должно послушно молчать.

Создавать иллюзию того, что просто не существует. Что вместо него в груди есть лишь пустота. Но

когда она находилась рядом, когда Дарен слышал её смех, ощущал запах или чувствовал легкое касание

её пальцев, всё моментально переворачивалось с ног на голову. Его сердце делало то, что многие года

казалось потерянным и невозможным: вопреки всему, наперекор каждому его убеждению оно гулко

стучало, подпрыгивало и опускалось. Оно отзывалось. И заставляло его чувствовать.

И сейчас он понимал, что хотел сказать ему Вождь.

Даже если это будет мимолетно, даже если продлится всего одну ночь или даже одно мгновение, он

должен позволить этому произойти. Должен позволить своему чувству освободиться от железных оков.

Хотя бы на одну ночь. Хотя бы на одно мгновение.

Глава 23

Его глаза всегда пленили её. Синие, бездонные, наполненные болью и дикой свирепостью, но, в то же

время, невероятной мягкостью и нежностью. Она никогда не понимала, как в ком-то одном может

существовать и дышать две совершенно противоположные сущности, но лишь сегодня осознала, что

это неотъемлемая часть каждого человека. Ангел и Демон владеют нашей душой в равной степени. С

самого рождения и до последних дней жизни. Но кто мы в действительности, и чей голос становится

голосом нашего сердца, зависит лишь от нас самих. От нашего выбора.

Его долгий и невероятно ласковый взгляд заставил её невольно улыбнуться. Эбби осторожно

развернулась к нему спиной и инстинктивно прикрыла глаза. Она все ещё не верила, что всё, что с ней

происходило, было наяву. Ведь это была самая прекрасная реальность, которую Он только мог для неё

выдумать. И даже, если бы всё это оказалось обыкновенным сном, это ни в коей мере не разбило бы её

надежд. Она просто попросила бы, чтобы он длился вечно. Веря в то, что Бог бы её услышал.

Неожиданно раздавшиеся монотонные звуки флейты заставили Эбби медленно открыть глаза. Группа

индейцев из племени расположилась на земле у костра, держа в руках свой особый деревянный

инструмент, а все остальные, заслышав музыку, начали собираться вокруг. Какая-то невидимая сила

поманила её на свет, и она сделала несколько неторопливых шагов, заворожено направляясь в сторону

ярких, взмывающих вверх языков пламени, а затем неслышно замерла, прислонившись к коре дерева.

Один из сиу улыбнулся и резво ударил по барабанам, подзадоривая другого сделать то же самое. Ещё

один так же умело подхватил ритм и заиграл на трещетке. Несколько индейцев что-то весело закричали, то замирая над своим инструментом, то наоборот - не смея прерывать его звучания, и Эбби осознала -