Неживая земля. Воитель - Виталий Градко

все больше. Они извилистыми корнями тянулись вглубь подземелья и сочились кровью. Иногда будто кто-то из глубины мрака дергал за них, и сосуды вздрагивали, как нити паутины. Защитные руны на доспехе не позволяли Тьме подступить к воителю вплотную. Но она словно и не препятствовала ему, а, наоборот, манила за собой.

– Энэй… – раздался голос Натаниэля.

Держа меч перед собой обеими руками, воитель резко обернулся. Клинок окружало серебристое, медленно пульсирующее сияние. Поблизости никого не оказалось. Система поиска доспеха также молчала.

– Уходи, пока можешь. Иначе навсегда останешься здесь, – сказала Тьма голосом мальчика.

– Я не боюсь твоего князя, изменник.

– Тебе следует бояться вовсе не его.

– А кого, мелкий? Не тебя ли боится Тьма? – с насмешкой спросил воитель.

– Нет. Ни ты, ни я ей не страшны. Она боится того, что у меня внутри.

– Кто ты такой? – устав от загадок, зло крикнул Энэй и продолжил двигаться во мрак.

– Пока еще тот Натаниэль, которого ты знаешь. Но здесь, во Тьме, я стану чем-то иным. Боюсь, ты больше не сможешь звать меня Мелкий, – с доброй грустью сказал мальчик.

Эти слова задели воителя. Он слышал голос Натаниэля и, что самое неприятное, верил ему. Это действительно говорил тот звонко смеявшийся мальчишка, к которому Энэй успел привязаться.

– Демон рассказал, кто выпустил его из темницы и направил убить меня. Владыка Иерион желал моей смерти, но демонуорги не знали, с кем связываются, – озлобленный, металлический смех воителя, больше похожий на лай, разразился в темноте. – И вдруг появляешься ты. С первой встречи я подозревал в тебе измену. Я уверен, Иерион велел тебе доделать начатое демонами, но ты поступил иначе. Так скажи, Мелкий, зачем ты здесь?

– Это очень долгая история, Энэй. И она еще не закончилась. Этот ужасный старик и вправду желал твоей смерти. Я мог выполнить его просьбу много раз. Ты знаешь это.

– Что же тебя остановило, изменник?

– Не называй меня так. Я и вправду вырос среди стен Ордена, но никогда не был одним из вас. Я никого не предавал. С самого рождения Иерион удерживал меня в темнице среди заклятий, из которых не смог бы выбраться даже Император. Алчный старик не видел во мне ничего, кроме ничтожного порождения Тьмы, наделенного силой, которой он сам желал овладеть. День за днем, из года в год он усердно, клетка за клеткой обследовал мое тело. Поначалу его опыты проходили очень болезненно, но потом я привык к боли, привык к ощущению холодных скальпелей и когтей, аккуратно ковыряющих в моей голове и внутренностях. И все же Иерион ничего не добился. Он пришел к заключению, что источник моей силы слишком неявно выражен и, чтобы все-таки его отыскать, источнику силы необходимо стимулирование. Тогда Иерион начал растить из меня монстра, ни на что не способного, кроме разрушения. Сейчас я понимаю, старику удалось это. Но я не выбирал такой судьбы, Энэй. Видимо, первые боги Тьмы решили все за меня и посчитали, что другого пути я не заслужил. И все же ни они, ни владыка Света не знали, что во мне есть и другая сторона. Мне удалось пронести ее сквозь Тьму и боль, причиненную Иерионом. Она досталась мне от мамы. Старик говорил, мама не любила меня, что он лишил ее этого чувства, но я не верю ему.

Густая кровь тягуче капала сверху на доспех воителя. По мере движения вниз слизкие, темно-бордовые сосуды на стенах становились толще и все плотнее окутывали тоннель. Система поиска издала предупредительный сигнал, и вскоре воитель увидел мерзейшие создания. Слепленные из частей и органов человеческих тел, они в каком-то хаотичном, омерзительном ритме копошились и плели князю логово из крови и плоти растерзанных людей.

– Мама любила до последнего удара сердца, – говорила Тьма голосом мальчика. – Я помню это. Возможно, не меня, а кого-то другого. Но если она была способна на это, разве не нашлась бы у нее капелька любви и для меня – своего сына? Я думаю – нашлась. Я верю в это. Мне кажется, мама не смогла бы полюбить чудовище, в которое меня превращал дряхлый Иерион. И поэтому ради памяти о ней я хотел доказать, что могу быть кем-то другим. Кем-то, кто заслуживает ее любви. Чтобы освободиться из заточения, мне пришлось согласиться на твое убийство, но это сразу мне показалось делом скучным. Я этого вовсе не хотел. Убивать, разрушать – это не интересно. Интересно создавать новое. Мне нравилось наблюдать за тобой. За тем, как ты меняешься, что происходит у тебя внутри. Меня поразило, как сильно я привязался к тебе, и мне хочется думать, ты почувствовал то же самое. Здесь, за один вечер возле тебя, я понял, что все еще можно изменить. Что я действительно могу стать другим, а не превратиться в чудовище, которое выпустили из темницы. Но самое главное, Энэй, все это произошло не случайно. Возможно, ты сам не понял этого, но кто-то присматривает за тобой. Ты неспроста встретил эту девушку. Если бы не она, ты бы никогда не узнал, что значит любить. И никогда бы не стал таким, каким я тебя встретил. Твоя встреча с Майей, твоя любовь к ней – она изменила все.

– Мелкий, ты мог сразу рассказать мне обо всем, – сказал воитель, потрясенный исповедью мальчишки.

Тьма наполнилась тихим, жалобным плачем брошенного, напуганного ребенка.

– Я хотел сказать, – ответил Натаниэль сквозь слезы. – Но потом увидел, как правда может причинить боль. Ты признался Майе во всем, и что из этого вышло? Я не хотел рассказывать, кто я. Ведь ты остался совсем один, Энэй. Твоих братьев предательски убили. Я слышал их предсмертные крики, ощущал сквозь материю пространства, как ликуют дети Тьмы. Я предпочел бы не знать об этом, но я знал. Знал и молчал. И так уж вышло, что именно во мне ты видел последнюю надежду на то, что все это – коварная ложь. Моя правда стала бы слишком тяжелым ударом, а я не хотел навредить тебе еще больше.

– Ты можешь все рассказать мне, Натаниэль. Вместе мы еще можем все исправить.

– Нет, Энэй. Я сын императора Изгдота и брат твари, за которой ты охотишься. Внутри меня что-то большее, чем высший сын Тьмы. И с этим ты уже ничего не сделаешь.

Несколько низших чавкнули под броней доспеха. Другие омерзительные существа с осторожным любопытством окружили раздавленные тушки и, убедившись в отсутствии опасности, стали рвать их для возведения логова.

– Мне так жаль, Энэй. Но я не просился на