Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти - Сантьяго Постегильо

Цезарь улыбнулся. Он любил эту женщину. Дело было не только в ее красоте – Цезарь привлекал многих красивых женщин, – но и в том, что Сервилия была умна и отважна. Супружеская измена требовала определенной храбрости, а также умения поддержать занятный разговор. Изменять жене со скучной женщиной было бы глупостью. Цезарю нужна была та, с которой он мог бы поговорить об изящной словесности и общественной жизни, семейных и государственных делах. Все это требовало изрядного ума, а у Сервилии имелось все: и красота, и острый язык, равного которому он не встречал уже многие годы.

Он был очарован ею.

– Помпея не считает, что я поступил правильно, – заметил он. – Но, честно говоря, с ней вообще очень трудно.

– Цезарь… – Сервилия приподнялась на ложе и обняла его за плечи. – Ты до сих пор не понял, что означает брак в нашем обожаемом Риме. С первой женой у вас была страсть, и теперь ты ошибочно полагаешь, будто брак связан с любовью, но это не так. Чаще всего ничего такого не бывает. Подобные союзы заключаются из соображений выгоды. Ты понимал это умом, но сердце обманывало тебя, и в глубине души ты надеялся, что Помпея должна быть верна тебе и твоим замыслам, подобно Корнелии, однако этого не произошло. И не произойдет. Судя по твоим рассказам, Помпея своенравна и требовательна, а ты ставишь выше ее свою мать, свою дочь и свое честолюбие. Умная жена постаралась бы завоевать тебя верностью. Проявляя верность мужу, поддерживая тебя, она могла бы получить от тебя что угодно, но Помпея не отличается дальновидностью и потому пустилась во все тяжкие, хотя ничего этим не добьется. И сама этого не поймет. Никогда.

– И что, по-твоему, мне делать? – спросил Цезарь, желавший узнать, как на это смотрит женщина.

– Развестись, но только когда ты сможешь себе это позволить, не нанеся ущерба своему доброму имени. Главное для тебя сейчас – выборы. Время еще не пришло.

– То же самое говорит мать.

– Она умная женщина. Но я тебе не мать.

Сервилия нежно поцеловала его в спину, и Цезарь во второй раз за день испытал желание. Он повернулся, поцеловал ее в губы и опрокинул на спину.

Они снова занялись любовью.

На этот раз они делали это медленно, без жадности и спешки, с особым наслаждением – неторопливо, размеренно, глубоко.

Потом снова легли, не одеваясь, уставившись в потолок.

– Хочу кое о чем тебя попросить, – сказала Сервилия.

– Слушаю.

– Это касается моего сына.

– Брута? – Цезарь повернулся на бок и посмотрел на нее. – Что с ним случилось?

Она тоже легла на бок, чтобы видеть его лицо.

– Ты знаешь, что Брут – сын моего первого мужа. Силан, которому я с тобой изменяю, – она заговорщически улыбнулась, – относится к нему неплохо, но ведет себя слишком отстраненно. Он больше заботится о благополучии наших общих дочерей. В этом году его избрали в консулы, но вряд ли он поможет Бруту в восхождении по лестнице должностей.

– Хочешь, чтобы я помог Бруту?

– Я была бы чрезвычайно признательна. Брут очень важен для меня.

– Не волнуйся, – ответил Цезарь. – Я всегда и во всем буду помогать твоему сыну.

Сервилия пристально посмотрела ему в глаза.

– Спасибо, – ответила она. – Я знаю, что ты делаешь это для меня, но все равно спасибо.

– Я сделаю это для тебя, но не требуй невозможного. Мы говорили с ним несколько раз, мне показалось, что он унаследовал твой ум и твою смелость. Кажется, Брут – способный юноша. Возможно, со временем он станет великим полководцем и искусным государственным деятелем. Я поддержу его. Так и знай.

Сервилия больше не говорила ничего, влюбленно глядя на Цезаря.

– Кстати, чуть не забыл. – Цезарь встал, направился в угол комнаты, где на солиуме лежала его одежда, и принялся ее ощупывать, пока не нашел то, что хотел, а затем вернулся на ложе. – Это для тебя.

Кулак его правой руки был сжат. Он разжал пальцы, перевернул руку ладонью вверх, и Сервилия увидела большое золотое кольцо с драгоценным красным камнем, который вспыхнул в свете масляных ламп, освещавших комнату.

– Это мне?

– Тебе, любовь моя, – подтвердил он.

Сервилия протянула руку, схватила кольцо и надела на безымянный палец. Кольцо с драгоценным камнем село просто превосходно.

– Это золото, а камень – рубин, самый большой из всех, что я видел, – с гордостью сообщил Цезарь.

– Это… это… самая красивая вещь, которую мне когда-либо дарили.

По ее щеке скатилась слеза. В четырнадцать лет ее из соображений выгоды выдали за отца Брута, а после его смерти она по тем же причинам вышла замуж за Силана. До встречи с Цезарем она не знала и не понимала, что значит любить мужчину: ловить каждый его взгляд, наслаждаться каждой победой, жаждать встречи. Она читала об этом в стихах латинских авторов и слышала в греческих пьесах. Ей было непонятно, как Пенелопа могла так долго дожидаться своего любимого Улисса, но после встречи с Цезарем все стихи, все древние сказания обрели смысл.

– Ты плачешь из-за того, что я подарил тебе кольцо? – удивился Цезарь.

– Нет, – возразила она. – Я плачу из-за того, что ты готов поддерживать моего сына. Я уверена, ты поднимешься к недоступным вершинам, и это пойдет на пользу Бруту. У меня выступили слезы, когда ты это сказал. А кольцо стало каплей, переполнившей мои чувства.

Она рассмеялась, вытирая щеки тыльной стороной руки.

Он прилег рядом и обнял ее.

Прошло сколько-то времени.

– Этот перстень, должно быть, обошелся тебе в целое состояние, – вновь заговорила она, разглядывая кольцо на пальце.

– Когда ты должен тысячу триста талантов серебра, тебя не волнует, что к ним прибавился еще один, – ответил Цезарь.

– И ты отказался, когда Катул и другие оптиматы предлагали тебе огромное состояние, чтобы возместить твои расходы на улучшение Рима, – продолжала она. – Скажи, для тебя действительно так важно стать великим понтификом? Сколько драгоценных украшений ты мог бы мне купить на эти деньги! – шутливо добавила она.

Он улыбнулся и придвинулся ближе:

– Да, это очень важно. Я должен как можно сильнее укрепить свое положение в Риме из-за события, которое вот-вот должно произойти и о котором, похоже, все забыли.

Она прижалась к нему:

– О чем же все забыли?

Но тут в дверях появилась одна из рабынь Сервилии.

– Госпожа, время истекло, – тихо сказала она и мигом исчезла.

Хозяйка просила ее предупредить, когда с начала встречи минует три часа, то есть до наступления сумерек, чтобы она могла вернуться домой при дневном свете.

– Мне