Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман

взъерошенными темными волосами, Уорвик знал, что это Дикон. Его зять, Гастингс, тоже должен присутствовать здесь.

Мысль о Гастингсе привела на ум воспоминание о другом зяте, лорде Стенли. Граф обязан был помнить, что не стоит ему доверять. Представители семьи Стенли всегда отличались изворотливостью, ежесекундно держа нос по ветру. Поэтому Уорвик совершенно не удивился, когда эгоистичный Стенли не ответил на его срочный призыв о помощи. Вместо этого он воспользовался возможностью осадить замок Харрингтонов в Ланкашире, против которых давно таил обиду.

Однако от Генри Перси Уорвик ожидал большего. Но вставший на путь предательства Перси остался в своих владениях на севере, отказавшись бросить вызов Неду, и, благодаря продолжительному по времени влиянию семьи Перси на Йоркшир, Уорвик знал, кузен извлечет всю возможную выгоду из видимого нейтралитета бывшего союзника. Население севера было измотано бесконечно сменяющими друг друга войнами. Перси всегда поддерживали Ланкастеров. Но раз глава дома не проявил расположенности противостоять йоркистскому королю, вернувшему ему утерянное графство, его подданные удовольствовались покорностью перед решением господина. Пусть кровь проливается где-нибудь еще, слишком много вдов и сирот до сих пор оплакивали погибших при Таутоне.

Мысль о Перси особенно саднила душу Уорвика, - Нортумберленд легко мог бы навсегда разрушить надежды династии Йорков. Снова совершенная Недом в порыве азарта ставка сорвала банк.

Дьявол получает свое. Это правда. Как иначе объяснить способ, который помог кузену без малейшего вреда пройти сквозь три вражеские армии?

Сейчас расположение позиций Эдварда перед Ковентри отбрасывало прочь декларируемые ранее отговорки и открыто заявляло права на корону Англии. Вероломное требование герцогства Йорк достигло своей цели. Оно открыло Неду ворота Йорка, и, стоило новости о капитуляции северной столицы распространиться, вызвало нежелание сопротивляться у других, меньших по значению населенных пунктов местности. Кто-то встал под знамена Эдварда, это так, но некоторые еще готовы были бороться. Подобно графу Нортумберленду, они избрали дорогу ожидания и наблюдения.

Неда всегда сопровождало чертовское везение. Уорвик смутно вспомнил, как говорил что-то об этом брату Эдварда, Джорджу в замке Уорвик менее двух недель назад. Но не везение как на крыльях провело кузена через Понтефракт. Его пропустил Джонни. Эдвард и его люди уже были бы наверняка убиты до единого, реши Джонни напасть на них, настолько войска брата превосходили их в числе. Но Джонни остановился, позволив им пройти.

Среди советников Уорвика находились те, кто утверждал, его брат, маркиз Монтегю, должен был опасаться, что вынудит Генри Перси выбрать одну из противоборствующих сторон. Другие, даже более доверчивые, предполагали, Монтегю принял за чистую монету заявление Эдварда о требовании лишь принадлежащего последнему герцогства Йоркского. Уорвик разбирался в этом лучше. Граф сознавал, Джонни никогда не простит ему вынужденного предательства Неда при Донкастере и того, что в момент истины, когда все стояло на карте, он оказался не способен противодействовать кузену, которого любил как брата и почитал как короля.

Что до остальных, ланкастерских союзников Уорвика, они показали, что недостойны его. Многие остались в своих поместьях, настолько не желая сражаться за Невилла, что скорее позволили бы Эдварду беспрепятственно пройти в самое сердце страны. Сомерсет, это исчадие ада, въехал в Лондон во главе хорошо вооруженного войска, тут же отправив Уорвику известие о намерении двигаться к южному побережью, дабы дожидаться там прибытия из Франции королевы и принца.

Эксетер и Оксфорд, в конце концов, хотя бы показали, что сопротивляются. Когда они узнали о высадке Неда в Йоркшире, то собрали несколько тысяч человек и направились на север, вдоль Фоссе Роуд, загоняя гостя в нору.

На краткий миг Уорвик осмелился подумать, что Нед сам себя привел в ловушку. Он остановился в Ноттингеме для встречи там с сэром Уильямом Парром и шестьюстами вставшими на сторону его дела новобранцами. Вдруг показалось, что расплата близка. Против собравшихся сошлись три армии. Джонни следовал по пятам, Оксфорд и Эксетер, достигнув к этому времени Ньюарка, угрожали восточному флангу Эдварда, а сам Уорвик находился всего лишь в двух днях пути от Ноттингема.

Стоило только графу продвинуться дальше на север, как он узнал, что Нед внезапно совершил поворот и предпринял неожиданную атаку против Эксетера и Оксфорда. Разбуженные в два часа ночи известиями о появлении йоркистов на окраинах Ньюарка эти два ланкастерских лорда в панике отступили. Сообщение об их бегстве привело Уорвика в состояние бешенства, ведь он прекрасно знал, - имеющиеся в их распоряжении силы намного превышали численностью солдат Неда. А худшее только приближалось. Вскоре стало очевидно, в действительности приступ Неда представлял собой маневр для передового разведывательного отряда. Он рассеял ланкастерцев с помощью ловкого и дерзкого обмана.

Отрезанный от связи с Оксфордом и Эксетером, ничего не зная о брате, Уорвик вынужден был оттянуть войска в Ковентри. Утром 29 числа Нед появился перед городскими стенами, вызывая кузена на битву в то время, когда тот ждал новостей от людей, до настоящего момента доказывающих свою бесполезность в качестве союзников.

Ночью граф всматривался в хрупкую ткань мира, который он сам создал столь дорогой ценой. Уорвик видел образовавшуюся вокруг пустоту, обнесенную стеной неизлечимой ненависти, стоя лицом к лицу с вырисовывающимся перед глазами дурным предчувствием. После шести месяцев стараний каким угодно образом удержать вместе союз столь непримиримых чувств преданности Творец королей ощущал себя истощенным и эмоционально измученным. А Маргарита Анжуйская еще только должна ступить на английскую землю. Маргарита, его союзница с точки зрения целесообразности. Непримиримая, не умеющая прощать Маргарита. Уорвик подумал о лордах, подобных Сомерсету и Тюдору, которые не станут за него сражаться, презирая графа еще больше за его свежеприобретенную верность Ланкастерам. Он подумал о Джонни, скорбящем из-за кузенов, чьи жизни его брат сейчас поклялся забрать. Подумал о Ладлоу, Кале и Таутоне, на волне усталости встречаясь с воспоминаниями, долгое время погребенными под горечью и обидами, хранимыми на протяжении последних шести лет.

Именно в эти предрассветные часы, когда Уорвик был больше всего уязвим перед прошлым, скептичен, - глядя в будущее, и, в конце концов, сдался на милость отчаянию, он, прежде чем успеть пожалеть о своем решении, отправил вестника в лагерь кузена