Дипломат - Джеймс Олдридж.

– А кто должен бороться? – спросил он с расстановкой.

– Не знаю. Кто позволяет это? Кто повинен в этом?

– Господа из Тегерана, которые пользуются нашей безоговорочной поддержкой. Опиум помогает одурманивать и расслаблять народ настолько, что он уже не способен сколько-нибудь изменить жалкие условия своего существования. Мы поддерживаем здесь тех, кто поощряет курение опиума, потому что это помогает им сохранять свое положение и авторитет. Если вы действительно хотите знать, кто в этом повинен, то, по-моему, повинны мы. Некоторые из наших самых влиятельных друзей в тегеранском правительстве – владельцы обширных плантаций опиумного мака.

– А разве не существует международного контроля над торговлей наркотиками?

– Существует. Контролеры время от времени задерживают каких-нибудь курдов, которые, всячески изощряясь, контрабандой провозят опиум в Ирак и Турцию.

– Но ведь мы могли бы легко положить этому конец?

– Бесспорно!

– Как мало мы знаем о том, что тут творится! – воскликнула она.

– Хотя бы об этом узнал весь свет, все равно здесь ничего бы не изменилось, – с горечью сказал Мак-Грегор.

– Неправда! – запротестовала Кэтрин. – Вот в том-то и дело, что никто об этом ничего не знает. Даже я об этом ничего не знала, пока не очутилась вот тут, на месте. Я не думаю, чтобы кому-нибудь в Англии все это понравилось, если бы только там знали правду.

– Но там не знают и не узнают никогда, – сказал он.

Орава ребятишек снова окружила их. Кэтрин дала одному из них плитку шоколада и ласково сказала по-английски, чтобы он поделился с остальными. Мальчишка тотчас же пустился наутек, за ним погнались другие, и началась драка из-за шоколада.

Кэтрин огорченно смотрела на них.

– Я вовсе не хотела этого, – сказала она.

Это была совсем другая Кэтрин, какой он до сих пор не знал, – отзывчивая, свободная от всякой позы. Ему открылась на миг ее душевная прямота, и он был изумлен тем, с какой силой проявилась в ней эта черта. Но тут же ему припомнилось, с каким доверием он к ней однажды отнесся и с каким жестоким цинизмом она этим доверием злоупотребила. Он подумал, что мысль о прямоте Кэтрин всегда будет пробуждать в нем воспоминание о ее вероломстве.

В караван-сарае их ждал Эссекс, расположившийся на диване, прикрытом серым одеялом. В углу комнаты горела керосинка, и возле нее, на тюфяке, сидел иранец в длинном бутылочно-зеленом халате, из-под которого виднелось другое, светложелтое одеяние, доходившее до щиколоток. Для современного Ирана это был необычный костюм, но Мак-Грегор не удивился, потому что сразу увидел бороду и островерхий зеленый тюрбан, дополнявшие внешний облик незнакомца.

– Господь да пребудет с вами, – приветствовал иранец Мак-Грегора.

– Мир да пребудет с тобой, – ответил Мак-Грегор.

Его несколько раздосадовало, что тот обращался к нему, как к неверному. Призывая на его голову не мир, а бога, иранец обнаруживал свой религиозный фанатизм. Для неверного не может быть мира.

– Этот тип как вошел, так до сих пор все что-то бормочет, – заявил Эссекс. – Он распорядился, чтобы сюда принесли керосинку и еще другие вещи и, кроме того, все время сует мне какое-то письмо. Узнайте, кто он такой и что ему надо.

– Он сеид, – сказал Мак-Грегор.

– Это еще что такое?

– Он потомок пророка, – разъяснил Мак-Грегор. – Они все вообще ходят в зеленом, но такого выдержанного во всех деталях облачения я уж много лет не видел.

– Он священнослужитель?

– Вроде того, – ответил Мак-Грегор. – Судя по его приветствию, он, во всяком случае, фанатик.

– Ну, так прогоните его отсюда.

Сеид снова протянул письмо. Он спросил, говорит ли Мак-Грегор по-персидски и может ли прочитать это письмо, которое он принес как рекомендацию, услышав, что здесь находятся англичане, путешествующие с официальной миссией. Мак-Грегор поднес письмо поближе к керосиновой лампе, чтобы прочитать его. Эссекс сказал, что это не важно, а вот нашел ли он русских?

– Здесь русских нет, – ответил Мак-Грегор, – и никто не знает, где их можно найти. Нам остается только вернуться в Зенджан.

– Назад мы не поедем! – сказал Эссекс. – И нам надо во что бы то ни стало доставить сюда машину.

– Вы хотите знать содержание этого письма?

– А там есть что-нибудь важное?

Мак-Грегор провел языком по губам. – Это письмо начальника разведотдела иранского генерального штаба.

– И о чем идет речь?

– Оно гласит, что податель сего облечен полным доверием генерального штаба, и призывает всех представителей иранских властей оказывать ему всяческую поддержку в его работе.

– Какой работе?

Мак-Грегор пустился в одну из своих длиннейших бесед по-персидски, которые всегда так раздражали Эссекса. Впрочем, из уважения к Эссексу, он на этот раз постарался сократить разговор, прервав сеида на полуслове.

– Все это довольно сложно, – сказал Мак-Грегор. – Он говорит, что прибыл сюда для восстановления истинной веры среди отверженного богом народа Иранского Азербайджана. Он говорит, что русские совратили истинно верующих, сделали их недостойными безбожниками и создали политическую партию неверующих, которая и захватила власть в Азербайджане. Цель, приведшая его сюда, – начать священную войну против этих неверующих и создать на религиозной основе политическую партию, которая будет бороться с демократами и послужит оплотом истинной веры в самом сердце Иранского Азербайджана.

– Но почему именно здесь, в этом богом забытом селении? – спросил Эссекс.

– Он говорит, что именно здесь есть реальная надежда на успех.

– Вот как?

– Он говорит, что здесь его знают и что демократическое правительство еще не распространило своего влияния на этот район из боязни раздражить курдов. Несколько организаторов демократической партии приезжали сюда из Тегерана, но их повесили, как предателей и неверных. Его собственная партия – «партия религиозного действия» – сильна здесь потому, что ему удалось хорошо организовать ее Он рассчитывает получить вскоре значительную помощь из Тегерана. По сути дела, это и есть то религиозное возрождение, о котором мы говорили в Тегеране, – добавил от себя Мак-Грегор.

– Что ему надо от меня? – спросил Эссекс.

– До этого я еще не добрался, – ответил Мак-Грегор и возобновил разговор с сеидом по-персидски, допытываясь, чего он хочет от Эссекса.

– Мне нужна его помощь, – ответил сеид.

– Мы христиане, – сказал Мак-Грегор. – Неужели ты будешь искать у неверных помощи против своих братьев-мусульман?

– Нет бога, кроме бога, и Магомет – пророк его. Я прошу поддержки именем бога, а не именем пророка.

– Чего же тебе надо?

– Мне нужна ваша помощь. Мы очень бедны, а влияние требует издержек.

– У нас нет денег, – сказал Мак-Грегор.

Сеида оскорбило прямое упоминание о деньгах, но он быстро успокоился и продолжал: – Обратитесь с речью к жителям здешней округи и скажите им, что скоро англичане и американцы придут изгнать русских, и если они, местные жители, хотят остаться в живых, пусть лучше не помогают демократическим безбожникам, которые подкуплены русскими.

– Даже тут, на краю света! – сказал Мак-Грегор по-английски.

– Ну, что же? – осведомился Эссекс.

– Он хочет, чтобы вы произнесли речь о том, что мы собираемся воевать с русскими и что не рекомендуется помогать демократическому правительству.

– Он хочет, чтобы я произнес речь?

– Именно такую, как я говорю.

– Передайте ему, что я не могу этого сделать, – небрежно сказал Эссекс. – Передайте ему, что пока еще у меня нет на это полномочий от моего правительства.

– Скажите ему, что все это чушь! – вмешалась Кэтрин. – Нельзя относиться так снисходительно к подобным разговорам, Гарольд! Этим вы только поощряете их.

– Не беспокойтесь, – сказал ей Эссекс. – Я уверен, что Мак-Грегор добавит от себя, где я не договорю.

– Можете не сомневаться, – усмехнулся Мак-Грегор. – Я уже сказал ему, что вы доложите о нем союзным властям, если он не прекратит подобных разговоров.

Эссекс был настроен явно несерьезно. – Пусть придет завтра утром. Сейчас я слишком устал, чтобы разбираться во всей этой каше.

– Он говорит, что завтра у них религиозный праздник.

– Жаль! А разве завтра пятница?

– Нет. – Мак-Грегор не настолько интересовался сеидом, чтобы расспрашивать его дальше, хотя бы о завтрашнем религиозном празднике. Но сеид, к его изумлению, сам объяснил, что на другой день состоится тазия – религиозная процессия в память убиения шиитских святых нечестивцами из другой магометанской секты – суннитов. Мак-Грегор знал, что идет месяц мухаррам, траурный месяц арабо-персидского календаря, когда обычно и происходит тазия. Но настоящие тазии были запрещены прежним шахом, который ограничил проявление религиозного фанатизма вывешиванием черного траурного флага на домах и мечетях. Однако сеид был явно себе на уме и, преследуя определенные политические цели, допускал подобные вольности. Мак-Грегор в точности передал ему выраженное Эссексом сожаление, что встреча их на другой день не может состояться, и затем распростился с ним. Сеид ушел, недовольно бормоча что-то себе под нос – что именно, Мак-Грегор не расслышал.