Эротические рассказы - Подростки - Stulchik

— Ты че? — спросила она испуганно.

— А, сон, падла, приснился, — ответил я, слегка прочухавшись.

Вот к чему приводит пьянство, особенно если как следует перебрать. Это не дело, подумал я, обидно вырубаться, когда этот праздник блаженства только приближается к своей кульминации. Кое-как добравшись до ванной, мы включили холодный душ и стояли под ним, пока не задубели. Стало лучше, Так хорошо, что на обратном пути я не отказал себе в удовольствии самым внимательным образом оценить Олькину попку. Эта часть ее тела почему-то особенно притягивала меня. Налитая соками, упругая, она при всяком движении плавно покачивалась из стороны в сторону, заманчиво играла своими округлыми формами. Язык не поворачивался назвать ее какой-нибудь там задницей, жопой или сракой, а тем более ягодицами. Это была ПОПКА, причем попка, созданная для большой любви.

Мы вернулись в нашу прокуренную комнату. Пока я стягивал свой мокрый свитер, Олька быстро расстелила диван. Мне осталось только нырнуть под одеяло, и наши продрогшие тела слились воедино. Чтоб быстрее нагреться, мы дали своим нахальным рукам полную свободу, так что уже скоро под одеялом стало душно, как в бане. Мой член, несколько павший духом от всего пережитого за последнее время, благодаря Олькиной настойчивости быстро пришел в должное состояние и выпирал теперь баллистической ракетой, ожидая команды. Торопиться было некуда. Одной рукой лихорадочно орудуя в Олькином влагалище, другой я терзал податливое ее тело, сжимал и мял все, что попадалось — груди, бедра, живот — так, что бедная Оля аж хрипела. Но все же и она как-то ухитрялась схватить мой упругий орган, впиваться в него судорожными засосами, от которых перехватывало дух. Потихоньку мы сходили с ума. Мои губы оказались между Олиных ног, припали к ее распаленному влагалищу, а в это время горячий язычок все дальше проникал в мой задний проход. От такой ласки меня охватил такой нечеловеческий восторг, что я чуть не заплакал. Так мы возились и стонали целую вечность, пока, наконец, обессилевшая Олька не откинулась на подушку, раскинув ноги чуть ли не на весь диван. Слегка уставший, я оглянулся. За окном уже наступил день: вовсю светило солнце, шумела детвора, летали птички. Под потолком горела лампочка.

Я залез на свою подружку и от вшей души всадил в нее свой заждавшийся член, закрыв глаза, Олька благодарно хрюкнула. Сначала мы дрючились не спеша, растягивали удовольствие, но затем постепенно начали входить во вкус, и сладкое тепло все больше наполняло мой орган. Олька тем временем, закусив губу, старательно двигала свои тазом; эти движения с каждым разом становились все более сильными, пока наконец, потеряв всякое чувство ритма, Оля не начала мотать своими бедрами так, что я еле поспевал за ней. Мне еще никогда не приходилось заниматься любовью в таком бешеном темпе. Словно какой-нибудь ударник-стахановец, я шуровал своим ломом в этой блаженной шахте и не знал усталости. Если б я тогда что-нибудь соображал, то обязательно бы воскликнул: Да здравствует Олькина писька! Ура! Партнерша, судя по всему, также была в восторге. Судорожно схватив меня за волосы, она издавала какие-то непонятные звуки: хриплые стоны, вздохи, невнятные слова, из которых я понял только одно — мама. Затем она обхватила меня ногами и замерла в трепетном напряжении, я тоже уже ясно чувствовал, что дергаться нам уже осталось недолго, что развязка уже наступает. Еще чуть-чуть, еще два мощных толчка, еще яростней мы вжались друг в друга, еще вдох — и сладостная истома окатила мое тело до самых ногтей, вывернула кости, морозом пробежала по коже. Все померкло и кончилось.

Чуть прикрытая одеялом, Оля сладко дремала на подушке, ее лицо было чистым и светлым, как у младенца. Наконец-то выспится, бедолага, подумал я и потянулся за сигаретами, Как назло, пачка оказалась пустой, и мне пришлось довольствоваться небольшим скрюченным чинариком.

Когда я проснулся, то обнаружил, что наступил день: за окном шумела листва, синело небо, солнечные лучи рассыпались по всему подоконнику. На краю дивана сидела Оля и, обхватив руками колени, смотрела в окно. Ее лицо хранило отпечаток недавнего сна, из-за чего казалось каким-то особенно трогательным и близким. Упавшее одеяло открывало наготу юного тела, чистота которого нарушалась разве что крошечной родинкой, одиноко выглядывавшей из подмышки. Я закрыл глаза, задумался о том, какая ночь осталась позади, как нам было в ней хорошо, и о других, не менее приятных вещах. Не верилось, но все это было на самом деле.

Во дворе пронзительно чирикали воробьи, какой-то женский голос звал обедать какого-то Сережку, где-то звучала музыка, бегала детвора — обычный выходной день, на душе было светло и приятно. Я зевнул и подумал, что было бы неплохо и мне чем-нибудь заняться. Может, сходить в туалет или еще чего-нибудь сделать? Оля встала (так легко, что я едва почувствовал) и подошла к серванту, где у зеркала начала приводить в порядок свои волосы, а заодно и любоваться собой, не замечая моего взгляда. Она придирчиво, со всех сторон разглядывала свое отражение и, судя по всему, оно ей нравилось. За такое отражение любая женщина отдала бы все, что угодно, это была безупречная фигура, каждая линия которой могла вызвать лишь восхищение. В каком бы виде девушка не предстала перед зеркалом — нечаянной меланхолии или соблазнительно прикрывшись ладошкой — все выглядело до того привлекательно, что просто захватывало дух. Одними бедрами можно было любоваться бесконечно, потому что это были не просто бедра, а нечто иное, созданное исключительно для радости. Как они вздрагивали! Как мягко округлялись при малейшем движении, сияя свой юной свежестью! Сколько в них было жизни!

Случилось так, что наши взгляды встретились. Я увидел ее глаза в зеркале: от неожиданности они округлились, но тут же кокетливо прищурились, и Оля заулыбалась.

— Ай-яй-яй! — сказала она. — Подсматривать — нехорошо.

Мне стало неловко, Я не представлял, как следовало бы поступать в таких ситуациях: отворачиваться? Как-то проявлять свое присутствие? А, может быть, просто хватать и тащить в постель?

— Сколько сейчас времени? — поинтересовался я как бы между прочим. Оля пожала плечами. По-прежнему не отрываясь от зеркала, она вдруг спросила:

— Я тебе нравлюсь? Только честно!

— Ну конечно! — ответил я. — Ты очень хорошая девушка, с тобой так интересно…

— А еще?

— Еще ты добрая. И вообще, у тебя очень хороший характер. Кроме шуток.

— Нет! — топнула босой ножкой Оля. — Не в том смысле, Я тебе нравлюсь — как женщина? Внешне.

— Как женщина? — переспросил я. — Конечно, нравишься! Такую красивую я первый раз встречаю. Знаешь, кто ты?