М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников - Максим Гиллельсон

потом точно задумался и медленно начал:

На воздушном океане

Без руля и без ветрил

Тихо плавают в тумане... 5

348

И так далее. Когда он кончил, слезы потекли по его

щекам, а мы, очарованные этим едва ли не самым

поэтическим его произведением и редкой музыкаль­

ностью созвучий, стали горячо его хвалить.

— C'est du Pouchkine cela *, — сказал кто-то из

присутствующих.

— Non, c'est du Лермонтов, ce qui vaudra son Pouchkine! ** — вскричал я.

Лермонтов покачал головой.

— Нет, брат, далеко мне до Александра Сергееви­

ч а , — сказал он, грустно у л ы б н у в ш и с ь , — да и времени

работать мало остается; убьют меня, Владимир!

Предчувствие Лермонтова сбылось: в Петербург он

больше не вернулся; но не от черкесской пули умер

гениальный юноша, а на русское имя кровавым пятном

легла его смерть.

* * *

Лермонтов, одаренный большими самородными

способностями к живописи, как и к поэзии, любил

чертить пером и даже кистью вид разъяренного моря,

из-за которого подымалась оконечность Александров­

ской колонны с венчающим ее ангелом. В таком изобра­

жении отзывалась его безотрадная, жаждавшая горя

фантазия 7.

* * *

Елизавета Михайловна Хитрово вдохновила мое

первое стихотворение: оно, как и другие мои стихи,

увы, не отличается особенным талантом, но замечатель­

но тем, что его исправлял и перевел на французский

язык Лермонтов 8.

* Это по-пушкински ( фр.) .

**Нет, это по-лермонтовски, одно другого стоит! ( фр.) .

К. А. БОРОЗДИН

ИЗ МОИХ ВОСПОМИНАНИЙ

Сказать, что я был знаком с Лермонтовым, было

бы неточно, между нами существовала чересчур

большая разница в годах, чтобы можно было говорить

о знакомстве: мне только минуло тринадцать лет, когда

двадцатисемилетний поэт пал на дуэли; но мне приве­

лось незадолго до его преждевременной, трагической

кончины видеть его два раза, слышать его разговор,

говорить с ним, и черты лица его, как и вся наружность,

остались навсегда запечатленными в моей памяти.

Покойная моя матушка была дружески знакома

с бабкой Лермонтова, Елисаветой Алексеевной Арсень­

евой, урожденной Столыпиной. Нередко навещали они

друг друга, зимой чередовались вечерами с любимым

ими преферансом, были обе очень набожны, принадле­

жали к одному приходу Всех Скорбящих, так как

Арсеньева жила на Шпалерной, а матушка — на

Захарьевской. Больше же всего сближали их материн­

ские заботы, одной о своем внуке, а другой о своих

трех сыновьях, из которых младшим был я, учившийся

тогда в пансионе г. Крылова, при Петропавловском

училище.

Арсеньева, несмотря на свои шестьдесят лет, была

очень бодрая еще старуха 1, годами двенадцатью старше

моей матушки. Высокая, полная, с крупными чертами

лица, как все Столыпины, она располагала к себе свои­

ми добрыми и умными голубыми глазами и была

прекрасным типом, как говорилось в старину, степенной

барыни. Матушка моя, недурно писавшая масляными

красками, имела дар схватывать сходство и сняла

с Елисаветы Алексеевны портрет, поразительно похо­

жий. Он много лет сохранялся у нас в семье.

350

При такой близости знакомства моей матушки

с бабкой Лермонтова я десятилетним еще мальчиком

слышал подробности о ссылке ее внука на Кавказ за

стихи на смерть Пушкина, знал, что его вернули оттуда

и простили; прошло года два, и <я> опять услышал

о ссылке его туда же за дуэль с Барантом. Все это

сопровождалось горем и слезами бабушки, делившей

их с моей матушкой, так же как радостное наконец

известие в начале 1841 года, что Лермонтову дали

отпуск в Петербург после того, как он был в экспедиции

с горцами, отличился там, и есть надежда, что его

скоро опять простят. Бабушка, усердно хлопотавшая

за своего ненаглядного Мишу, сияла счастием, и вскоре

моя матушка мне сказала, что он приехал; она его

видела.

В эту пору мне и самому уже захотелось его увидать;

я был уже в гросстерции, то есть в пятом классе

Петропавловского училища, и благодаря прекрасному

учителю русской словесности А. Т. Крылову, умевшему

вселить в учениках своих любовь к своему предмету,

знал множество стихов и в особенности Пушкина.

Товарищами моими по классу, сидевшими на одной

со мною скамейке, были два старших сына Н. А. Поле­

вого, один из них знал наизусть всего «Онегина»,

и у нас с ним шло горячее соревнование. На Лермонтова

нам указывал Крылов, как на прямого продолжателя

Пушкина, не уступавшего ему в силе своего таланта,

и он предсказывал молодому поэту великую будущность.

«Хаджи Абрек», «Купец Калашников» и немало других

мелких стихотворений Лермонтова, разбросанных тогда

по различным изданиям, нам были знакомы, мы ими

восторгались и тоже заучивали. Понятно после того,

что, зная уже цену таланта Лермонтова, во мне с осо­

бенною силою сказалось желание увидеть самого поэта.

Он рисовался в моем воображении чем-то идеально

прекрасным, носящим на своем челе печать высокого

своего призвания, и я стал приставать к матушке

с просьбою устроить так, чтобы я его мог увидеть. Она

с улыбкою отвечала мне, что это сделается само собою:

бабка, конечно, рассказала ему, насколько делила она

с нею свое горе, и пришлет его к ней благодарить.

— Но когда же он приедет? Вероятнее всего, что

в то время, как я буду в пансионе и его не увижу.

351

— Тогда я устрою и н а ч е , — успокаивала меня ма­

тушка; но все это меня не удовлетворяло, и нетерпе­

ние мое росло.

Меня отпускали из пансиона по субботам, в воскре­

сенье вечером я уже возвращался туда, и первым моим

вопросом в следующую субботу было:

— Что Лермонтов?

— Б ы л , — ответили м н е , — в середу.

Это совсем меня опечалило, случай пропущен, когда

я дождусь другого? С горя я даже не расспрашивал

подробностей о визите. Матушка дала мне слово повезти

меня самого к Арсеньевой в такой день, когда я непре­

менно увижу там Лермонтова.

Да когда же это будет? Нужно все-таки ожидать,

а Полевые тоже нетерпеливы, торопят меня расспро­

сами.

Печально настроенный, побрел я в воскресенье