Элегии и малые поэмы - Публий Назон

        Пусть я даже смолчу — молва будет сетовать громко,

        Если заботой своей ты не поддержишь меня.

        Участь моя на меня обратила вниманье народа,

50   Больше известности мне, чем до изгнанья, дала.

        Тем знаменит Капаней, что спален был молнией бога,

        Амфиарай — что землей был поглощен с лошадьми.

        Если б Улисс не блуждал, он был бы меньше известен,

        Громкой обязан молвой ране своей Филоктет.

55   Если средь этих имен и для скромного место найдется,

        То и меня от других вдруг отличила беда.

        Эти страницы тебе не дадут остаться безвестной:

        С Косской Биттидой на них вровень прославлена ты.

        Что бы ни делала ты, на тебя направлены взоры,

60   Верность твою подтвердит много известных людей.

        Верь мне, когда я в стихах тебе похвалы расточаю,

        Чем заслужила их ты, хочет читатель узнать.

        Правда, людей большинство готово ценить добродетель.

        Все же придраться к тебе многим захочется, верь!

65   Повода им не давай, чтобы зависть сказать не посмела:

        «Выручить мужа в беде эта жена не спешит».

        Раз уж я ослабел и тащить не в силах повозку,

        Ты управляйся сама с нашим увечным ярмом.

        Как на врача я смотрю на тебя, больной и бессильный,

70   Все еще тлеет во мне искрою жизнь, — помоги.

        То, что я дал бы тебе, если б я из двоих был сильнейшим,

        Ты, по сравненью со мной сильною став, возврати.

        Этого требует брак, освященный взаимной любовью,

        Этого требует твой дух благородный, жена!

75   Дому ты это должна, за которым числишься ныне,

        Чтобы украсить его женскою честью своей.

        Если примерной женой ты не будешь, то, как ни старайся,

        Кто поверит, что ты с Марцией в дружбе была?

        Я не дурной человек; благодарности я хоть немного,

80   Но заслужил от тебя, если по правде сказать.

        Правда, за все, что я сделал тебе, ты мне платишь с лихвою,

        Даже пристрастной молве не в чем тебя упрекнуть.

        Только одно приложи к тому, что сделала прежде,

        Все прилежанье свое в пользу мою обрати:

85   Ты добивайся, чтоб я в этой страшной стране не остался.

        И предо мною ни в чем долг твой не будет хромать.

        Знаю, что много прошу, — но просить за меня безопасно,

        Пусть и откажут тебе — ты не рискуешь ничем.

        И не сердись на меня, если я в стихах умоляю

90   Верной остаться себе, что начала — не бросать.

        Храбрым полезен трубач. Словами вождь побуждает

        Смело сражаться в бою самых отважных солдат.

        Славишься верностью ты и прославлена будешь навеки,

        Пусть же и доблесть твоя ей не уступит ни в чем.

95   Ты не должна за меня поднимать амазонок секиру,

        Щит вырезной не должна слабой рукою держать.

        Нужно молить божество не о том, чтобы стало мне другом,

        Но лишь о том, чтобы свой гнев укротило оно.

        Если же милости нет, то вызови милость слезами,

100 Этим скорей, чем другим, можно растрогать богов.

        Хватит слез у тебя, — тому мои беды залогом:

        Неиссякаемым стал брак наш источником слез.

        Дело мое таково, что ты не можешь не плакать, —

        Пусть это средство тебе наша судьба ниспошлет.

105 Если б тебе за спасенье мое надлежало погибнуть, —

        След проложила тебе в этом Адмета жена.

        Стала бы ровнею ты Пенелопе, стыдливым обманом

        Остановить пожелай грубый напор женихов.

        Если бы мужу вослед из жизни уйти захотела,

110 Тут Лаодамии тень путь указала б тебе.

        Взять с Ифиады пример ты могла бы, когда бы решила

        Тело живое свое ввергнуть в горящий костер.

        Ты умирать не должна, не нужна тебе ткань Пенелопы, —

        Просто с мольбою к жене Цезаря ты обратись,

115 К той, что блистает своей добродетелью, так что седая

        Древность не может при ней славою век наш затмить.

        К той, что Юноне равна чистотой, красотою — Венере,

        К той, что одна изо всех в браке под стать божеству.

        Что же дрожишь и поодаль стоишь? Не безбожную Прокну

120 И не Ээтову дочь нужно растрогать мольбой,

        Не Данаиду смягчить, не жену Атрида, не Сциллу,

        Что в сицилийских водах чревом страшит моряков,

        Не Телегонову мать, что мужей изменяет обличья,

        И не Медузу в узлах змееподобных волос, —

125 Женщину, выше всех жен, на которой судьба показала

        Зрячей себя и сняла ложный упрек в слепоте,

        Ту, которой светлей, исключая Цезаря только,

        Нет, никого на земле с края до края ее.

        Выбери время для просьб подходящее, пусть не выходит

130 Твой осторожный корабль в плаванье против волны.

        Нам прорицанья дает не во всякое время оракул,

        Даже во храмы для нас доступ открыт не всегда.

        Знаю, доколе все остается в Риме, как ныне,

        Горе народу доколь не омрачает лица,

135 Радостный ныне и впредь, наравне с Капитолием чтимый,

        Августов дом доколь мир сохранит и покой, —

        До тех пор для тебя возможным сделают боги

        Доступ и тщетны твои, верь мне, не будут слова.

        Если она занята, отложи свое начинанье,

140 Бойся надежду мою лишнею спешкой сгубить.

        Но и не мешкай, не жди, чтоб совсем она стала свободна:

        Времени нет у нее даже себя умастить.

        Как соберутся отцы досточтимые в зданье сената,

        Ты постарайся пройти к ней через множество дел.

145 Если удастся тебе приблизиться к лику Юноны,

        Помни о том, за кого ты начала хлопотать.

        Трудно меня оправдать: обойди обвиненье молчаньем,

        Речи свои ограничь проникновенной мольбой.

        Тут промедленья слезам не давай и, к земле преклоняясь,

150 Руки свои протяни прямо к ногам божества.

        Лишь об одном умоляй: от врагов чтобы дали уйти мне,

        Хватит того, что судьба стала мне злейшим врагом.

        Многое можно сказать, но ты, объятая страхом,

        Разве что это одно сможешь, дрожа, прошептать.

155 Знаю, не будет вреда для тебя. Она угадает,

        Что лишь величье ее так испугало тебя.

        Будет неплохо и то, что слова прервутся слезами.

        Слезы, бывает порой, значат не менее слов.

        Пусть для того, что начнешь, окажется день благосклонным,

160 Час подходящим и все знаменья будут добры.

        Только сначала в огонь, на святом алтаре разведенный,

        Ладан великим богам с чистым вином принеси.

        К Августу прежде других богов обращайся с молитвой,

        К благочестивым его детям и верной жене.

165 Если бы только они отнеслись к тебе благосклонно,

        Верны своей доброте, глядя на слезы твои!

II. Котте Максиму

        Пусть пожеланья добра, которые я посылаю,

        Котта, дойдя до тебя, вправду добро принесут,

        Ибо сознанье того, что ты здоров, облегчает

        Муки мои, будто я сам становлюсь здоровей.

5     Многие, слабы душой, покидают изодранный парус,

        Ты, словно якорь, один держишь разбитый корабль.

        Преданность славя твою, гетов забыть я о людях,

        Что повернулись спиной вместе с Фортуной ко мне.

        Молния бьет одного, а страх нагоняет на многих,

10   Кто поражен, от того вся отшатнется толпа.

        Лишь начинает стена грозить возможным паденьем,

        Вмиг очищают вокруг место тревога и страх.

        Кто из пугливых с больным не стремится избегнуть общенья,

        Чтобы самим от него близкий недуг не схватить?

15   Вот почему и к друзьям, что скорей поспешили покинуть

        В страхе чрезмерном меня, нет неприязни в душе.

        Нет, не то, чтобы в них и верность, и добрая воля