Дюна: Дом Харконненов - Брайан Герберт

Герцог в отчаянии крикнул:

— Я не собираюсь тратить свою жизнь на то, чтобы спорить с тобой о том, чего нельзя изменить.

— Тогда почему бы тебе не убить меня и Виктора? Это было бы наилучшим решением. Если оно тебя не устраивает, то можешь сослать меня в самый глухой угол и забыть о моем существовании, как ты поступил со своей матерью.

Гават не расслышал ответ Лето, но он слишком хорошо знал, за что молодой герцог выслал из столицы леди Елену.

— Ты уже не тот мужчина, которого я когда-то любила, Лето, — продолжала Кайлея. — Теперь ты любишь Джессику, разве не так? Эта ведьма еще не соблазнила тебя?

— Не будь смешной. За те полтора года, что она здесь, я ни разу не был в ее спальне, не говоря уже о том, чтобы побывать в ее постели, хотя я имею на это полное право.

Последовало недолгое молчание. Ментат ждал, превратившись в напряженное внимание.

Первой заговорила Кайлея, испустив саркастический вздох:

— Старая песня. Держать здесь Джессику — это просто политика. Отказ жениться на мне — это просто политика. Скрывать свое участие в делах Ромбура и связь с его повстанцами — это тоже просто политика. Я устала от твоей политики. Ты такой же интриган, как и все правители империи.

— Я не интриган, но у меня есть враги, которые плетут против меня заговоры.

— Это слова настоящего параноика. Теперь я понимаю, почему ты не женишься на мне и не даешь Виктору прав наследования. Это результат заговора Харконненов.

От этих слов Лето потерял остатки спокойствия и пришел в неописуемую ярость.

— Я никогда не обещал жениться на тебе, Кайлея, но я не взял себе другой наложницы только ради тебя.

— Какое это имеет значение, если я не могу стать твоей законной супругой? — Подавленный смешок только подчеркнул презрение в тоне Каплей. — Твоя «верность» — это всего лишь шоу, которое ты устроил, чтобы выглядеть честным. Это опять просто политика.

Лето шумно вздохнул, словно слова Кайлеи причинили ему физическую боль.

— Возможно, ты права, — согласился он тоном, ледяным, как ветер Ланкивейля. — Но какое мне до этого дело? — Лето с треском распахнул дверь спальни, и Гават, словно привидение, растаял в проходе. — Я не твоя кукла и не глупец. Я герцог.

Лето зашагал по коридору, бормоча проклятия и ругательства. За полуоткрытой дверью зарыдала Кайлея. Скоро она позовет Кьяру, и пухлая старушка успокоит женщину во время ночной беседы.

Оставаясь невидимым, Гават последовал за Лето сначала по одному коридору, потом по другому. Не постучав и не спросив разрешения, герцог открыл дверь апартаментов Джессики.

Сказалась тренировка, приобретенная в Школе Бене Гессерит. Джессика мгновенно проснулась и включила светильник. Вокруг нее, рассеяв тьму, образовался круг света.

Герцог Лето!

Сидя на кровати, которая когда-то принадлежала Елене Атрейдес, Джессика не сделала попытки прикрыться. На ней была надета ночная рубашка из розового шелка с низким вырезом. В воздухе плавал едва уловимый аромат лаванды, источаемый эмиттером феромонов, спрятанным под пологом кровати. Этой ночью, как и всегда, она приготовилась к встрече, надеясь, что сегодня герцог придет к ней в спальню.

— Милорд? — Джессика сразу заметила его гнев и растерянность, когда он вступил в круг света. — У вас что-то случилось?

Лето лихорадочно оглянулся, словно ища своими серыми глазами какую-то одну ему ведомую вещь, потом глубоко вздохнул, стараясь унять бушующий в крови адреналин и избавиться от неуверенности, которая боролась в его душе с решимостью. Черный китель формы Атрейдесов криво болтался на его плечах, словно он надел его наспех, только вскочив с постели.

— Я пришел, хотя не должен был приходить, — ответил он. Джессика соскользнула с кровати и накинула на плечи зеленую накидку.

— Но у вас были причины прийти, и я должна принять их с благодарностью. Вам что-то нужно? Могу ли я хоть чем-то помочь вам?

Она ждала его так много месяцев, что сейчас испытывала чувство торжества, хотя и была озабочена плохим настроением Лето.

Высокий, похожий на хищную птицу, мужчина сбросил китель и сел на край кровати.

— Я не в том состоянии, чтобы приходить к женщине. Придвинувшись к Лето, Джессика помассировала ему плечи.

— Вы — герцог, и это ваш замок. Вы можете вести себя здесь так, как вам угодно.

Джессика коснулась пальцами его темных волос и нежно провела ладонями по его вискам.

Лето закрыл глаза, словно ему хотелось увидеть какой-то чудный сон, но сна не было, и он резко поднял веки. Джессика провела пальцами по его щекам и прижала их к губам Лето. Сейчас были неуместны любые слова. Зеленые глаза Джессики сияли.

— Я рада вам в любом состоянии, милорд.

Он не стал сопротивляться, когда она расстегнула пуговицы его рубашки и ласково уложила его на постель. Истощенный морально и физически, мучаясь от сознания своей вины, герцог послушно улегся на простыни лицом вниз, вдыхая запах роз и кориандра. Он погрузился в мягкую постель и, расслабившись, стал уплывать в дальнюю страну забытья.

Нежные пальчики Джессики гладили кожу Лето, разминали его напряженные мышцы так ловко и сноровисто, как будто Джессика делала это тысячи раз. Вся прошедшая вечность была залогом того, что Лето придет и она станет ласково помогать ему. Самой судьбой герцог был предназначен для нее и только для нее.

Наконец он перевернулся на спину и посмотрел на Джессику. Когда их взгляды встретились, она не увидела в его глазах гнева, зато они были полны страсти. Он обнял девушку и приник к ее губам долгим жарким поцелуем.

— Я счастлива, что вы, здесь, мой герцог, — сказала она, вспомнив об уроках соблазна, преподанных ей в Бене Гессерит. Но они не пригодились ей, слова были сказаны искренне. Джессика действительно чувствовала то, что говорила.

— Мне не надо было так долго ждать, Джессика, — сказал он.

Кайлея рыдала, чувствуя, что ее все сильнее душит обида. Женщина не могла простить себе проигрыш, ее больше злила собственная неудача, чем то, что она упустила Лето. Он так ее разочаровал — Кьяра не уставала напоминать ей о ее прирожденных правах и благородном происхождении; старуха так красиво говорила о будущем, которого заслуживала Кайлея. Она была в отчаянии оттого, что все надежды рассыпались в прах.

Дом Верниусов был не совсем мертв, и его выживание во многом зависело от Кайлеи. Она была сильнее брата, чья поддержка повстанцев была почти эфемерной. Кайлея же, несмотря на свою мягкость, отличалась стальной волей: Дом Верниусов возродится только благодаря ее усилиям и только через ее сына Виктора.