Плач богов (СИ) - Владон Евгения

Боже, а что он творил с её грудью, при чём с обеими полушариями одновременно. В то время, как его рот, язык и даже зубы затягивали, сминали, покусывали и слизывали каждый микрон её окаменевшего и впоследствии распухшего соска, пальцы его через чур осмелевшей руки делали почти то же самое со второй вершиной истерзанной им грудки. По крайне мере, теребили, сдавливали и растирали до острейших приступов ненормального перевозбуждения при любом раскладе. А ещё он чередовал свои ласки. «Наигравшись» с одним соском, переходил на другой и уже начинал насиловать изощрёнными поцелуями его, отдавая первый на растерзание пальцам второй руки.

И, похоже, этим пыткам не было конца, как и желанию молить его о пощаде. Выпросить то, к чему тянулась и требовала её грешная плоть. Если бы она ещё понимала что. Словно её вместе с агонией запредельного возбуждения переполняла ненасытная пустота необъяснимой и какой-то обезумевшей жажды, превращая девушку в некое безрассудное, чуть ли не до дикости остервенелое существо. И унять её привычным растиранием пальцев казалось невозможным. Она хотела чего-то иного – большего, может даже невозможного, того, что было не под силу самой Эвелин.

- Я хочу полюбоваться твоей киской… - Киллиан скажет это, наверное, через целую вечность. Когда прервёт свои пытки с её грудью и своим ртом, вновь нависнув над ней и почти на целую минуту припав к её иссохшим от стонов губам очередным сводящим с ума поцелуем. Кажется, к тому моменту она будет гореть уже не одним лишь лицом.

- Киской?.. – даже не сразу сумеет что-то произнести.

- Да… Твоим холмиком Венеры. Ты мне разрешишь на него посмотреть? – да и был ли это вопрос, когда его ладонь, наконец-то отпустив её грудь, скользнула по рёбрам и животу прямо к треугольнику лобка, почти невесомыми касаниями поглаживая через тонкую ткань сорочки самую чувствительную зону её враз задрожавшего тела.

При других обстоятельствах, она бы точно дёрнулась, как ошпаренная и, даже не задумываясь, тут же оттолкнула бы его руку. Но что-то её остановило. Может то, что с ней тогда происходило? То, насколько она была в тот момент возбуждена, и большая часть данного возбуждения была сконцентрирована именно в том месте, где теперь находились его пальцы? И не просто находились, но и усиливали своими осторожными ласками её изнывающую истому.

И разве она не для этого сюда пришла, чтобы пройти эти неизведанные врата плотского соития до победного конца? Разве не потому она «терпела» его поцелуи и извращённые пытки с её телом?

Да, страшно. При чём до холодящего оцепенения, но и в то же время до такой же степени пронизывало далеко не детским любопытством, буквально распирая изнутри. Ведь в любом случае, он не сделал с ней за последние минуты (а может уже и целый час) ничего плохого и болезненного. По крайней мере, ничего плохого в её понимании.

- А на неё… обязательно надо смотреть?

- Если бы я этого так сильно не хотел, то и не стал бы спрашивать. Обещаю, я буду крайне осторожен и сверх аккуратен.

Уж ежели кто и умел усыплять чужую бдительность, так это Киллиан Хейуорд, глядя при этом в глаза своей абсолютно неопытной жертвы и явно её гипнотизируя, как взглядом, так и успокаивающими поглаживаниями: пальцами одной руки по её личику, а другой – по низу вздрагивающего живота.

- Ты же разрешишь, да? Отвечать не обязательно. Можешь просто утвердительно кивнуть.

Конечно, она кивнула, пусть и залилась всесжигающей краской стыда буквально везде, где была кожа, закусив нижнюю губу немощным порывом. А он за это, как в благодарность, вдруг поцеловал её в переносицу, а потом в уголок глаза и в уголок рта. От такой нежности уже хотелось не то что взмолиться о пощаде, но и умереть прямо здесь и сейчас.

Если он преследовал цель лишить её здравого рассудка, то у него это уже практически получилось.

Но она ошиблась. Поскольку всё, что было до этого, как выяснилось немного позднее, оказалось лишь лёгкой прелюдией. Да и откуда ей знать о таком?

Даже когда он спустился к её ногам и с неспешной мягкостью развёл её коленки в стороны, приподнимая подол сорочки над её лобком и низом живота, даже тогда Эвелин не сразу поймёт, почему он так жаждал любоваться её срамной промежностью. В густых завитках лобковых волос довольно сложно что-то разглядеть, если конечно не помочь себе пальцами, что в принципе мужчина вскоре и сделал. Да, очень и очень осторожно, коснувшись опухших долек больших половых губ и с необычайной нежностью принявшись их поглаживать. И то что девушку при этом чуть не затрясло, его совершенно не останавливало. Наоборот, продолжал её ласкать и дальше с завидной смелостью и без какого-либо ярко выраженного присутствия стыда. И судя по его взгляду, заворожен он был данным процессом не меньше, чем Эву под его пальцами доводило до откровенного умопомрачения.

- Помоги мне… как-то показывай или говори, приятно тебе или больно? Делать это очень нежно или же чуть сильнее и даже грубее? – само собой, его взгляд был прикован не только к её лону, которое, казалось, стало ещё больше испускать порочную влагу, как только его руки добрались до желанной цели в буквальном смысле этого слова.

После поверхностных ласк, Хейуорд дошёл до большего, коснулся клитора и более нежных лепестков очень возбуждённой и очень влажной вульвы, осторожно, чуть ли невесомо массируя каждую чувствительную точку, от чего дрожь в теле Эвелин заметно увеличивалась, а дыхание и немощные стоны учащались.

Какой там показывать и говорить? Тут бы как-то остаться при своём уме. Да он и сам прекрасно справлялся, будто наперёд чувствуя где надавить чуть сильнее, а где заскользить круговыми или же прямыми нажимами, схожими с порханием крыльев мотылька. Но и этого ему окажется недостаточным. Хотя, куда уж интимней? Если бы Эва не умирала в эти минуты от его искушающих любований, точно бы сгорела от стыда, понимая, что падать ниже уже просто некуда.

Только и это был ещё не предел. Киллиан принялся целовать её и там, начиная с изнеженной кожи внутреннего бедра и постепенно продвигаясь влажными ожогами к его основанию, а после и вовсе заскользил горячим языком по тончайшему сгибу между ногой и промежностью. В тот момент, девушка не потеряла сознание вообще неизвестно каким чудом. И уже не сколько дышала, а задыхалась, не зная во что лучше вцепиться и как выгнуться, чтобы хоть как-то унять эту похотливую истерию собственного тела, превращающую её в невесть кого или во что.

И всё же, самым нестерпимым и в край безумным пиком этого бесстыдного действа, окажется мгновенье, когда обжигающий вакуум рта Хейуорда накроет чуть ли не всю поверхность онемевших складок интимной плоти с вершиной клитора включительно. Она не подскочила и не оттолкнула его голову только потому, что её, наоборот, выгнуло в обратную сторону, скорее ему навстречу. А после и вовсе погрязла в этом «омерзительно» порочном грехе, не в состоянии поверить до последнего, что с ней действительно это делают. Целуют в самом срамном месте! Расписывают языком и вакуумными засосами каждый уголок и точку её изнемогающего лона. Она даже не поймёт, когда именно мужчина скользнёт пальцем в её вагину. Видимо, когда надавит уже там изнутри, по ребристой стенке вагинальной мышцы и тем самым вызовет новый приступ эрогенного спазма, от которого у Эвелин поплавится всё, что ещё до недавнего времени в ней оставалось от человека разумного.

Дальше – больше. Или же глубже и нестерпимей. Её словно будут атаковать сразу с нескольких точек, при чём наиболее эрогенных. Ртом, языком, пальцем, устанавливая ритм, после которого физическое возбуждение не только начнёт нарастать с оглушающей прогрессией, но и делать что-то с её умирающим рассудком. Она реально захочет уже кричать, именно в голос и без того с трудом сдерживая жалобные стоны, где-то на задворках едва тлеющего разума понимая насколько всё это выглядит со стороны ненормальным. Насколько ненормально выглядит она! Доведённая до состояния, с коим на вряд ли можно было сравнить что-то другое.