Аргонавты - Антонио Дионис

Сжечь Золотое Руно!

Никто из аргонавтов не услышал этих слов, никто не удивился, никто не ответил. И только звук нежно-знакомого голоса, почти родной, непостижимо-близкий, непостижимо-далекий:

Ты звал ?!

Подошла Медея, села тихо рядом, положила голову ему на руку и прикрыла глаза: - Не прогоняй меня. Я знаю, у нас скоро будет сын.

Глава 28

МИРАЖ

Унесло корабль «Арго» в неведомые морские просторы, далеко от чужой земли, еще дальше от родной страны. Много бед встречали аргонавты на своем пути. Четыреста с лишним дней шли они на корабле по воле морских течений, и вот на пятисотый день пути, утром, вдруг в морской дали показалась гора. Показались в голубой дали моря берега Пелопоннеса.

Но вдруг поднялся страшный вихрь и помчал «Арго» в море. Долго нес вихрь «Арго» по безбрежному морю и, наконец, выкинул его на пустынный берег. Глубоко завяз «Арго» в тине залива, сплошь покрытого водорослями. Отчаяние охватило аргонавтов.

Кормчий Линкей, опустив голову, сидел на корме, потеряв надежду на возвращение в Грецию. Аргонавты, печальные, бродили по берегу, словно утратив все силы, все мужество. Казалось, гибель грозит им всем. Но на помощь Ясону пришли нимфы.

Ясон! Ясон! - звали они,- послушай и сделай, как скажем тебе! Вихрь занес твой корабль в Ливию, ты со своими друзьями должен на плечах перенести «Арго» через Ливийскую пустыню.

Должен перенести корабль?

Да. Подняв его из ила тогда, когда Амфитрита выпрягает из колесницы своих коней.

Но когда же она выпрягает своих коней? - растерянно спросил Ясон.

Глубоко в пучине моря стоит чудесный дворец брата громовержца Зевса, колебателя земли Посейдона. Властвует над морями Посейдон, и волны моря послушны малейшему движению его руки, вооруженной грозным трезубцем, он отец белого небесного коня Пегаса, унаследовавшего дар высекать из земли источники. Моли, Ясон, Амфитриту, дочь Нерея, супругу Посейдона, она поможет тебе,- прощай! Прощай!

И скрылись стыдливые морские нимфы, уйдя на глубину, растаяли, будто и не было. Вдруг увидели аргонавты, как из моря выбежал белоснежный конь и быстро помчался через пустыню. Хотели было подготовиться к путешествию через пески, запастись водой, выбрать проводника, да, собственно, обзавестись стрелами на случай встречи с недобрыми жителями песков,- но не успели.

Поняли, что это был конь Амфитриты. Подняли «Арго» на плечи и понесли его через пустыню.

Целыми днями никакой дороги в наземном смысле этого слова вообще не было. Мир превратился в проклятое дно морское, охватывал их своей пугающей беспредельностью. До самой кромки поблекшего от жары неба, этот мир был полон мертвенно-фиолетового песка, и ехали они по барханам, гребни которых волнисто, с гнетущим изяществом, взморщил ветер, а понизу, над равниной, дрожало марево зноя, вот-вот, казалось, готовое вспыхнут пляшущим пламенем.

И в нем, клубясь вихрился песок, так что аргонавты закутывали голову при виде столь злобного ликования смерти, предпочитая продвигаться вперед вслепую, чтобы только поскорей миновать этот страшный край. Часто у дороги лежали белые кости,- то клетка ребер, то мосол верблюда, а то и высохшие человеческие останки торчали в этой восковой пыли.

Путники морщились и сохраняли надежду. Было два дня, когда между полуднем и вечером впереди них, словно бы указывая им дорогу, двигался огромный огненный столб. Хотя они знали природу этого явления, их отношение к нему определялось не только его естественной стороной. Они знали, что это пламенеют на солнце летучие вихри пыли. Однако они перешептывались друг с другом:

- Впереди нас движется огромный огненный столб. Если бы столь важное знамение внезапно исчезло на их глазах, это было бы ужасно, потому что тогда всего вероятнее, последовала бы пыльная буря. Но столб не падал, а лишь причудливо менял свои очертания и постепенно рассеялся на северо-восточном ветру.

Двенадцать дней? Нет, это путешествие продолжалось двенадцать раз по двенадцать дней, имея в виду не точный счет, а просто очень большой срок, в конце концов было уже невозможно различить, сколько времени уходит на истинное преодоление пространства.

И вот однажды показалось вдруг всем аргонавтам, что едут они по густо населенной, плодородной земле, украшенной маслинными рощами, осененной пальмами, смоковницами, ореховыми деревьями, засеянной хлебом, орошаемой водой из глубоких колодцев, у которых толпились волы и верблюды. Небольшие крепости здешних царей находились подчас в открытом поле, они были укреплены стенами и башнями, где на зубцах стояли лучники, а из ворот выезжали на своих фыркающих упряжках возничие боевых колесниц; и даже с воинами царей аргонавты, казалось, вступали в долгие разговоры. Селения, усадьбы, деревни так и манили задержаться, везде чудились огромные колодцы с прохладной чистой водой.

Но пока они добирались туда, низменная полоса переходила в крутую скалистую стену горы, преодолевать которую, поняли аргонавты, придется еще слишком долго. И решили они здесь задержаться перед крутым подъемом, чтобы за ночь набраться сил.

И как только наступила ночь, вдруг из самых недр горы вышла молодая девушка в чудном прозрачно-лиловом одеянии. Стала она черпать воду из ручья, образовавшегося на глазах у подножья горы. Черпала воду серебряным кувшином. И тотчас всюду на горных склонах разрастались деревья, усыпанные цветами дивной красоты.

Журча, сбегали вниз ручьи и потоки, золотые, серебряные, лазоревые, а над ними висели мосты, украшенные драгоценными камнями всех цветов радуги. Деревья вокруг так и светились, так и сияли!

Аргонавты, потрясенные до глубины души, любовались на неизвестную красавицу. И спросил у нее Ясон:

Как зовется эта гора?

Зовут ее Хорай.

Как тебя величают по имени? - спросил Полидевк.

Ничего не ответила девушка и пропала в глубине горы.

А гора крутая - нигде не видно подступа к вершине. Долго искали ручей с прохладной водой, из которого черпала воду юная девушка, но так и не нашли. Все исчезло, словно провалилось в песке.

-т- Это мираж,- сказал Ясон.

Не знаю,- протянул прорицатель Мопс растерянно,- может быть и мираж, но кажется мне, что то была та самая дева в лиловом, что неотступно следует за каждым, кто попадает в беду, принимая разные облики...

Но что ей от нас нужно? - почти закричал Теламон.

Не беспокойтесь,- сказала Медея,- Хорай является одним из бесчисленных жертвенников богини Персефоны, потому она является сюда. И только поэтому она является сюда, даже не она сама, а ее бледная тень. Я расскажу вам эту историю.

Не в наши дни, а давным-давно на одном из островов Колхиды жил старик по имени Корее. Бродил он по горам и долинам, по лесам и густым рощам, рубил деревья и мастерил из них разные изделия на продажу. Не сказать, чтобы бедствовал этот старик, но временами, когда торговля шла худо, затягивал он со своей старухой пояса потуже.

Вот однажды зашел Корее в самую глубину дубовой рощи и видит: от одного, совсем еще юного деревца сияние льется, словно горит в нем огонек.

Изумился старик, испугался даже, но подошел ближе, смотрит - что за диво! В самой глубине древесного ствола, устроившись там, как в колыбели, сияет ярким, ослепляющим светом дитя - прекрасная девочка, совсем крошка. И сказал тогда Корее:

С утра и до позднего вечера собираю я сухие коренья и рублю пригодные для ремесла деревья, плету из веток корзины и клетки, нынче же досталась не клетка, а малолетка, не плетушка, а девчушка. Видно, суждено тебе стать моей дочерью.

Взял он бережно ребенка, отнес домой и поручил дитя заботам своей жены, доброй и покладистой Бавкиде.

Красоты девочка была невиданной, но такая махонькая, что положили ее вместо кроватки в клетку для птички. С той самой поры, как пойдет старик привычной дорогой: по кромке моря, через поле, в лес,--- собирать коренья для корзин, непременно найдет в каждом узле ветки золотые монеты.

Подивился Корее, но кто же от денег отказывается - стал брать. И потихонечку стал наш ремесленник богатеть, да жизни радоваться. Да и как не радоваться, если дочка быстро-быстро росла, тянулась вверх, как молодое деревце и хорошела на глазах. Трех месяцев не минуло, а уж стала она совсем большой, как девушка на выданье. Причесывалась она уже, как взрослая, одевалась изящно и скромно.

Но берегли родители красавицу пуще собственного ока, никуда не выпускали, чтобы чужой глаз не увидел и порчи не навел. Да и сама девушка не горела желанием выходить из дому. Была она всегда спокойна и добра, с родителями приветлива и, казалось, счастье ее не покидало ни на миг. А уж про красоту ее и говорить нечего: не было на свете краше ее никого и никогда - так нежна была ее кожа, прелестна улыбка, глубоки и таинственны глаза. В доме темного угла не осталось, все озарила она своим сиянием.