Лекарь (СИ) - Смитт Таня

Поддерживая наивные диалоги, Игнат внимательно рассматривал салон побитой иномарки. Ее стекла были наполовину затонированы, однако даже сквозь эту непрочную преграду в машине Моськина угадывалось наличие еще одного пассажира. Мелкого и худого. До безобразия похожего на покойного заморыша. Устав демонстрировать лояльность, Бражников, оборвав невнятную беседу, рывком распахнул дверь и вытянул на улицу мало сопротивляющегося попутчика.

«Что вы себе позволяете?» — вскинулся тот на столь неподобающее поведение, а по спине Игната пронесся табун мурашек. Перед ним стоял тот самый недомерок, в том уже не могло быть никаких сомнений. Игнат хорошо помнил, как самые настоящие пули прошили почти в упор нахального выскочку, и тот, обливаясь кровью, безжизненно рухнул на пол. И вот сейчас он как ни в чем не бывало возмущается неоправданно грубым к себе отношением. Бражников помотал головой и, пытаясь сохранить образ, гневно процедил:

«Рабочий день не закончен, Моськин. Я требую вашего присутствия в Центре!»

А еще я требую объяснить, как получилось, что тщедушное тело, сдохшее утром, сейчас стоит тут и разговаривает? Эти мысли так и остались не озвученными, поскольку господина Бражникова охватил лютый страх. Так могущественный и отважный деляга не боялся еще никогда в жизни. Этот страх был безотчетный, иррациональный, появившийся из вне и душивший Игната изнутри. Ему неожиданно вспомнились истеричные рассказы покойного Тараса о потусторонних способностях не то Прохора, не то заморыша, подкрепленные обрывочными фразами насмерть перепуганного подельника. Бражников неловко попятился, переводя совершенно безумный взгляд с тощего заморыша на невозмутимого Прохора, и ему хотелось заорать во все горло, разгоняя наваждение. Вместо этого Игнат неосознанно нашарил в кармане холодную рукоять своего личного оружия, с которым не расставался и, терзаемый отчаянием, направил оружие на тощего недомерка.

«Пора покончить с ним, — билась единственная идея, — покончить, пока еще не слишком поздно.»

И завершая эту мысль, Игнат выстрелил, снова целясь в живот верному оруженосцу. То, что произошло потом, заняло считанные секунды и не оставило в памяти Игната значительных впечатлений, поскольку он так и не понял, почему вместо поверженного недомерка на земле оказался Прохор, хрипло выплевывающий окровавленные слюни. А побледневший заморыш, едва удерживаясь на ногах, бестолково покачивался в нескольких метрах от развернувшейся трагедии.

«Будьте вы прокляты!!!» — теряя контроль, наконец-то озвучился Игнат и кое-как влез в салон своей дорогущей тачки, дрожащими руками нажимая на все кнопки разом. Машина послушно загудела, и, набрав скорость, рванула вперед. Игнат не следил за дорогой, вцепившись в бесполезный руль и бормоча про себя слова всех молитв и заклинаний, что вспыхивали в его памяти огненными фейерверками. Бражников жал на газ, совершенно не представляя, куда едет, ему было необходимо оказаться как можно дальше от невнятной покореженной иномарки, от не убиваемого недомерка, от умирающего гения, от безотчетного мистического страха, что никак не желал отпускать могучего вседержителя.

Откуда на пустынной трассе оказалась огромная бетонная стена, господин бизнесмен решить не успел, поскольку его суперсовременная тачка уже превращалась в груду металла, надежно скрывая в своих недрах свихнувшегося хозяина.

Глава 55.

По Женькиному мнению, служба экстренной помощи приехала слишком быстро, не оставив обалдевшему Варвару возможности нормально попрощаться с Прохором. Когда блестящая иномарка господина Бражникова растворилась в пространстве, в гудящую Женькину голову ворвались новые звуки, разом окружившие его сразу со всех сторон. Вместо того, чтобы оказывать помощь пострадавшему, совершать необходимые процедуры и манипуляции, представители службы помощи принялись долго и подробно расспрашивать Женьку о причинах, нюансах и деталях, тщательно занося в строчки протокола каждый Женькин писк. Ему хотелось напомнить добрым докторам, что неплохо бы обратить внимание на пациента, однако ему все время что-то мешало. Наконец, все формальности были соблюдены, неподвижное тело погрузили в машину и, включив мигалки, неповоротливая колымага отчалила в сторону города. Происшедшее никак не отозвалось в Женькиной душе. Он равнодушно глядел вслед стремительно уменьшающейся машине и думал о том, что Прохор, он же Тихон, наверняка вернется к нему, снова совершив какое-нибудь чудо. То, что произошло с господином Бражниковым, Женька тоже рассматривал как своего рода чудо. Поскольку как еще по-другому назвать то возмездие, что постигло непогрешимого урода за все его игры с живыми людьми? Останься он жив, информационные источники спели бы ему хвалебную оду и транслировали бы все этапы его выздоровления. Впрочем, без оды не обойтись в любом случае, подумал Женька и порадовался, что никогда не включает информационный браслет. Кое-как развернув арендованную иномарку, Варвар медленно порулил в город, надеясь что-нибудь разузнать про своего Тихона. В момент погрузки Прохор Моськин был еще жив, но врачи опасались делать прогнозы, обрушив на потрясенного Женьку просьбу готовиться и чудес не ждать. Женька коротко кивнул и приготовился ждать его возвращения.

До лебедей Женька добрался куда позже спасательной машины и сейчас тупо рассматривал прозрачные двери городской больницы, куда привезли обоих пострадавших в страшной аварии. Про огнестрельные ранения стражи закона стыдливо умолчали, списав все на несчастный случай. До темноты Женька слонялся вдоль стен, прислушиваясь к внешним звукам. На все его запросы, просьбы и требования немногословные тетки в зеленой форме только качали головами, предлагая подождать еще. Их с Тихоном спонтанное решение покинуть лебедей немедленно, лишало теперь Женьку возможности отыскать себе нормальный ночлег. Деньги, заработанные Тихоном, ушли на аренду машины и на мешок концентрата, приготовленного в дорогу.

«Ладно, — с усмешкой подумал Женька, косясь на неровные бока автомобиля, — переночую тут, не в первой.»

Внезапно его хозяйственно-бытовые порывы были прерваны несильным пинком в бок. Женька обернулся и с изумлением уставился на покрасневшую мордашку невнятной Сони, неизвестно как оказавшуюся возле больницы. А, впрочем, причина ее появления была очень даже понятна. Все же Игнат был ее родителем, пусть и не самым лучшим и заботливым.

«Не плачь, Соня, — пробормотал Женька, не придумав еще, как успокоить расстроенную девчушку, — Игнат не хотел бы видеть твои слезы»

Соня упрямо вскинула голову, не соглашаясь со словами Варвара, и снова всхлипнула, после чего потянула Женьку за собой. Она столько раз начинала встречу с приглашения прогуляться, что Женька невольно подумал об очередной афере, в которую втягивала его невероятная Соня. Однако, в этот раз, вместо аферы, Соня привела Женьку в знакомую квартиру, и несильно подтолкнула своего гостя к такому же знакомому креслу.

Женька послушно присел и принялся дожидаться развития событий. До утра не происходило ровным счетом ничего. Соня по-хозяйски крутилась по опустевшему дому, делая попытки угостить гостя, и нисколько не демонстрируя своего горя. Изредка Соня принималась что-то напевать, легко пританцовывая по гостиной, иногда замирала в неподвижной позе, прислушиваясь к чему-то, понятному только ей одной. Женька объяснял ее поведение легкой неполноценностью и поэтому осуждал не сильно. Так же девочка не делала попытки уснуть, и засыпающий на ходу гость, только тяжело вздыхал, наблюдая за небывалой Сониной активностью. Под утро Соня прекратила петь, замерла в центре комнаты и безудержно разрыдалась, взмахивая тонкими ручонками и размазывая по щекам горькие слезы. Женька приобнял девчушку за плечи, желая ободрить и успокоить, однако Соня продолжала заливаться слезами, но попыток вырваться не предпринимала. Внезапно молчавший Женькин браслет ожил, замигал и заискрился и ему пришла информация, что Моськин Прохор Степанович умер. Сообщение, влившееся в мозги, рухнуло вниз и, толкнувшись в сердце, заставило Женьку тяжело вздохнуть. Однажды он уже хоронил Прохора и сейчас старательно воскрешал в памяти все эпизоды и нюансы печального обряда. «Тихон вернется, — повторял Женька как молитву, — однажды он уже сделал это, сделает снова. Он теперь может все. Это же Тихон!»