Путь гейши - Алина Лис

…интересно…

Визгливый голос сёгуна: «Изменник! Взять его!», замершие самураи. Ни один не бросился исполнять приказ верховного военачальника Оясимы.

Ледяной Беркут криво ухмыльнулся:

— Это ты — изменник и предатель. — И, обращаясь к принцессе: — Читайте дальше, ваше высочество.

Тэруко продолжила, но Джин уже не слышал ее. Потому что из-за статуи шагнула девушка в сиреневом кимоно. Ее взгляд не отрывался от опиравшегося на древко нагинаты мужчины, на лице читалась забота и неподдельная тревога.

…Моя добыча!

…Соперник — убить, растерзать.

…Самка — забрать, овладеть.

Тигр встряхнулся, скидывая человеческий контроль. И легким прыжком скользнул под крышу храма, где творилось столько всего интересного.

Толпа во дворе главного столичного храма бурлила и волновалась. На глазах глав кланов происходило невероятное, немыслимое. Звонкий голос принцессы все зачитывал и зачитывал пункты кощунственного пакта, и каждое слово было поленом на погребальный костер Шина Ясукаты.

Нужно прервать это! Пресечь минуты позора, лучше, если с жизнью наглой девки! Спасти все, что еще можно спасти, пока не поздно.

Взгляд Шина замер на злейшем враге. Тот стоял рядом с принцессой, опираясь на нагинату, и глядел — недобро, предупреждающе. «Только дай мне повод», — говорил этот взгляд.

Нельзя напасть. Такухати слишком сильный маг, он просто убьет его.

И сёгун стискивал зубы, задыхаясь от сжигающего разум бешенства, но молчал.

Каждым человеком, находящимся в этот миг на территории храма, владело слишком много чувств и мыслей. Самураи негодовали, даймё прикидывали, как использовать внезапное падение Ясукаты в свою пользу, принцесса торжествовала.

Оттого никто поначалу не обратил внимания ни на девичью фигурку в сиреневом кимоно, метнувшуюся из-за статуи каменной собаки на ступени лестницы, ни на странное поведение новобрачного. Даже когда принц Джин упал на четвереньки и сгорбился, это заметили лишь несколько человек. Заметили и сразу же отвлеклись на сёгуна, который пытался вырвать бумагу из рук двоюродной сестры.

— Лживая сука! Дай сюда свою подделку!

— Не трожь ее, Ясуката!

Ледяной Беркут вытянул руку, преграждая дорогу к девчонке. Задравшийся рукав хаори обнажил край браслета из тусклого металла на запястье. Мгновение сёгун смотрел на него неверящим взглядом, а потом расхохотался и ударил со всей силы магией, швырнув и сестру, и давнего соперника сквозь весь храм.

— Акио! — с отчаянной безнадежностью выкрикнула Мия, леденея от ужаса.

Зачем, ну зачем он полез в это?! Он же обещал, что не будет зря рисковать! Так неужели среди присутствующих здесь сотен самураев не нашлось бы никого, кто бы защитил Тэруко? Он же и так с трудом держит оружие!

Она взбежала по ступеням, сама не зная, что будет делать. В голове билась одна мысль — что с ним? Спасти, защитить, помочь! Встать против Ясукаты, да хоть против самого бога войны Хатимана!

Она вылетела на самый верх лестницы, взвизгнула и замерла, распахнув глаза.

Еще заканчивалась трансформация. Рвалась одежда, руки превращались в мощные лапы, вытягивалось лицо, становясь звериной мордой, а рык, рожденный, казалось, из самого нутра получеловека-полутигра, уже летел над толпой. Языки пламени побежали по широкой груди, шее, длинному туловищу, сжигая остатки одежды, оставляя после себя черные дорожки. Демон поднял морду и еще раз зарычал.

Во лбу чудовища мягким пурпурным светом сиял огромный драгоценный камень.

Завороженная невероятной красотой камня, сама не понимая до конца, что делает, Мия протянула руку, чтобы коснуться его…

Это было похоже на плавное падение, на нырок в неоглядную бездну, полную фиолетового огня. Скольжение в потоках и струях, слияние с ними, растворение в водах — не синих, подсвеченных солнцем водах мелководья. В темных, аметистовых и пурпурных, глубинных могучих течениях и потоках. До поры внешне спокойных, равнодушных, но способных в одно мгновение вырваться в остервенелой, неостановимой ярости стихии.

Есть ли что-то на свете мягче и послушней воды? Она покорна, впускает в себя человека, принимает форму сосуда и бежит туда, куда ее гонит ветер.

Есть ли что-то на свете сильней и норовистей воды? Пробовал ли кто запереть могучий горный поток, остановить волну, утихомирить шторм?

Сила. Страшная, глубинная, неохватная, бесконечно могущественная, женская. Сила шторма, наводнения, цунами. Способная снести и уничтожить любое препятствие.

«Наконец-то!» — громом выдохнул Дракон Океан, вливаясь в Мию. Наполняя, меняя ее. Блеснула на солнце чешуя, вспенились усы, свились кольца гигантского, толщиной с могучий дуб, тела. Гибкого и стремительного, словно тело змеи или угря.

Дракон Океан повернулся, повел носом, похожим на нос хищной рыбы, принюхался и выпустил две струйки пара из ноздрей.

Рядом был враг. Враг давний, опасный, дракон не раз изведал на себе безжалостную силу его клыков и когтей и теперь жаждал реванша, Снова сойтись в великой битве, доказать, что сильнее.

Но было еще что-то… Человек, лежащий без сознания в дальнем углу храма. И второй, идущий к нему с обнаженным мечом. Они не были важны, ничто сейчас не было важно, кроме врага — огненно-рыжего, в черных полосах, завладевшего обманом чужим сокровищем.

…Сокровищем?

Маленькая, совсем крохотная часть дракона встрепенулась. И надрывно закричала, потребовала спасти, защитить того, лежащего без сознания.

Проще сделать, чем бороться с собой.

Дракон недовольно фыркнул, шевельнул хвостом и сбил человека с мечом с ног. Но человек не успокоился. Заорал что-то протестующе, ударил магией. Дракон едва успел поставить щит, оберегая того, второго. Содрал с вредной козявки магическую защиту, выпил родовую силу. Удар хвоста вышвырнул человека с мечом во двор храма. Он упал и остался лежать рядом со статуей собаки у чернеющего в стене проема.

А тигр зарычал и прыгнул сверху на дракона, терзая его клыками, когтями. Раздалось шипение, и храм наполнился обжигающе горячим паром, как в бане. Дракон взревел, перевернулся на спину, силясь подмять противника, но тот успел вовремя отскочить. Они замерли друг напротив друга, готовые в любой момент атаковать.

Грядет славная битва!

Шин Ясуката медленно раскрыл глаза. Все тело, каждая косточка болела и ныла. Он скорчился и задохнулся, вспоминая леденящий ужас встречи с силой, для которой и сам Шин, и любой другой человек были не более чем ничтожными песчинками.

Над головой раздавалось рычание и вой, тело обдавало то иссушающим жаром, то нестерпимо горячим паром. Шин рискнул приоткрыть глаза и снова зажмурился.