Путь гейши - Алина Лис

— Матушка! Как здоровье отца?

Женщина аккуратно прикрыла за собой дверь и покачала головой:

— Императору все хуже. Лекари запретили волновать его. Любая неожиданная новость может оказаться смертельной.

— О, — сказал Мин, прикрывая улыбку веером. — Например, печальные вести из Оясимы?

Сунан подошла к младшему сыну, смахнула несуществующую пылинку с его плеча и ласково взглянула в глаза.

— Например, — подтвердила она негромко, — если вдруг окажется, что ненаследный принц на своей свадьбе превратился в демона и уничтожил свою невесту, а заодно сёгуна и всю высшую знать Оясимы, это до смерти расстроит его величество.

— Такая новость кого угодно расстроит. — Мин тихонько засмеялся, все так же прикрывая лицо веером. — К счастью, ненаследный принц полностью контролирует своего демона, не так ли, матушка?

— Так.

— Разве что кто-то из ближайшего окружения принца будет настолько неосторожен, чтобы опоить его. Но кому и зачем устраивать подобное?

В ответ императрица подарила ему полную любви и гордости улыбку.

— Ты всегда был умным мальчиком, Мин. Красивый маникюр.

— Ах, матушка, мой новый куафер — просто чудо. Я пришлю его вам.

Глава 18

ДЕНЬ ТОРЖЕСТВА

— Что значит — сбежал? Как?!

Выслушав известие, доставленное начальником службы безопасности, Шин Ясуката так побагровел, что казалось, еще немного — и правителя Оясимы хватит удар.

В противовес сёгуну бледный Тоса сглотнул.

— Никто не знает, господин. Стражник клянется, что бодрствовал, ничего не видел и не слышал. Говорит, не иначе как изменника похитили ёкай.

Ясуката стал малиновым от злости.

— Ах ёкай? — ласковым голосом, от которого начальника службы безопасности продрал мороз по коже, переспросил он. — Похитили, значит?! А денег они ему, случайно, не оставили за молчание? Нет? А если приковать на место Такухати и поспрашивать как следует? С железом?

Тоса снова сглотнул, но все же решился возразить:

— Палачи в комнате выше тоже ничего не видели и не слышали, господин. Они клянутся, что не выходили, а покинуть подземелье другим путем невозможно.

В глазах Ясукаты полыхнуло алое пламя.

— Палачей тоже в цепи и допросить с железом, — процедил он. — Предатели! Все предатели, никому нельзя верить. — Его подозрительный взгляд остановился на начальнике службы безопасности. — Если бы ты не принес мне вассальную клятву, Тоса, я бы заподозрил измену.

Тот побелел еще больше, сравнявшись цветом со стопкой рисовой бумаги на столе.

— Ладно, у нас еще есть девчонка Такухати. Ее уже доставили?

Тоса с тоской подумал, как хорошо было заниматься исключительно вопросами охраны сёгуна. Никаких проблем, таинственных исчезновений узников и неудобных вопросов от господина.

— От посланного отряда до сих пор нет известий, — обреченно признался он.

— Так пошли еще людей! — взревел Ясуката. — Пошли армию в поместье Камацу! Найди ее, схвати, доставь сюда!

Дождавшись, когда за вассалом закроется дверь, он выхватил меч и перерубил дважды наискось низенький столик. Глаза застилала алая пелена бешенства.

Пропали! Все трое Такухати, он держал их в своих руках, и вот они испарились, словно капли росы в полуденных лучах! Как беспечен он был, даже не приказал отправить младшего Такухати в камеру — для смеска и ямы хватит. И начальник городской стражи хорош, трусливая скотина! До сегодняшнего дня скрывал пропажу пленника.

Трусость или измена?

Шин закрыл глаза и глубоко, шумно задышал. Надо, надо успокоиться. Расслабиться. Нельзя, чтобы пошли слухи. Завтра он выдаст упрямую стерву Тэруко за самханца, и одной проблемой станет меньше. Особенно когда у него в руках будет Хитоми Такухати.

В жаркий летний день улицы Тэйдо заполонили тысячи людей. Купцы и ремесленники, нищие, продавцы сладостей, крестьяне из окрестных деревень — многоголосая, пестрая, празднично наряженная толпа. Слаженно и бодро били барабаны, пронзительно пищали флейты, танцевали ряженые, разыгрывая сценки из жизни богов. Сновали воришки, срезали кошельки у зазевавшихся гуляк. Грозно поглядывали самураи в обмундировании городской стражи. Голосили торговцы, расхваливая свой товар.

Тэйдо праздновал свадьбу принцессы.

Ближе к восточной окраине города, где на холме совсем недалеко от императорского дворца возвышался главный столичный храм, толпа становилась такой плотной, что через нее с трудом можно было пробраться. Чернь напирала, и стража с трудом сдерживала народ, не давая человеческой массе выплеснуться на дорогу, по которой вот-вот должен был проехать свадебный кортеж. Люди топтались на месте, становились на цыпочки и вытягивали шеи в надежде рассмотреть все в подробностях.

Будет что потом внукам рассказать.

Наконец, как шелест волн над человеческим морем, пронеслось: «Едут!» Сразу вслед за известием раздался грохот колес по брусчатке, и на дорогу выкатилась украшенная цветами повозка.

Тэруко сидела на покрытом дорогой тканью стуле и улыбалась так, что сводило щеки. Хорошо, что толстый слой пудры на лице скрывает неестественность этой улыбки.

Пудра пепельно-белая, с нежным розовым оттенком. Как иней в лучах закатного солнца на склонах священной Адзаси. Губы как кровь, тонкие, высоко изогнутые дуги бровей, волосы убраны в высокую прическу. И кимоно — алое, с вышивкой. Белые хризантемы, черные стебли.

Идеальная невеста.

Принцесса бросила короткий взгляд на сидевшего рядом жениха и отвернулась.

Принц не стал подчеркивать свое иноземное происхождение. Черное кимоно; если приглядеться, видно, что вышивка красными полосами по рукавам и подолу складывается в тигриные морды, выглядывающие из тьмы. Простая прическа волосы убраны в хвост, и снова никакой самханской вычурности. Джин выглядел эффектно и достойно оясимской принцессы.

Он и вел себя достойно. Подавал ей руку, произносил предписанные этикетом фразы, даже улыбался. Только глаза не улыбались. Оставались холодными и смотрели сквозь Тэруко.

Представление. Парад лицемерия.

Сейчас повозка докатится до храма. Тэруко и Джин войдут внутрь, принесут друг другу клятвы, которые не собираются исполнять. Будут улыбаться, изображая радость. И все высокородные гости — все даймё и главы кланов, явившиеся по приглашению со всех концов Благословенных островов, будут делать вид, что рады этому браку. Хотя половине плевать и на жениха, и на невесту, а второй половине этот союз как кость поперек горла.

И только народ, приветствующий процессию ликующими криками, искренен в своем детском восторге.