СТРУНА ИСТОРИИ - ГУМИЛЕВ Николаевич

Против него выступили англичане, голландцы, немцы, кремонцы, португальцы. Они сказали, что такого усиления Франции они не допустят. Шла война за испанское наследство (с 1700 г. — Ред.), кончилась она Раштаттским договором в 1714 году. Причем война была, в общем, вничью.[695] Испанцы были очень не против, поскольку у них пресеклась династия,[696] принять короля из Франции. Был король из Австрии — Габсбург, сейчас из Франции — Бурбон… Но жить-то он им не мешал! И поэтому они отнеслись к нему довольно спокойно. И поэтому война закончилась. Правда, тем, что хотя Испанию и Францию не объединили и они остались — в союзе, Филипп, внук Людовика XIV, оказался испанским королем.

Жили испанцы довольно весело. Налоги с них брали довольно не большие, потому что денег у них было накоплено после всех этих походов огромное количество, что их привело к полному экономическому краху. Потому что оказалось, что ремесло таких городов, как Толедо, где изготовлялись лучшие в мире панцири, оно совершенно — пало. И даже, когда в XVII веке им понадобилось строить корабли, то гвозди они покупали в Голландии, у них уже не осталось специалистов. Но они веселились, лежали под апельсиновыми деревьями. Пьют они мало, очень мало и редко — это у них считается величайший порок — пьянство, а вот ухаживать за дамами считается доблестью и добродетелью. Но это же — бесплатно! Поэтому у них расходов было не много. Бой быков они обставили так, что он составлял им зрелище, но, в общем, был тоже очень дешев.

Эти испанские женщины — махи проявляли невероятную энергию, силу, доблесть, иногда совершали преступления, иногда, наоборот, спасали своих возлюбленных… Это были не то что проститутки, это — не профессия, махи были такие энергичные дамы, которые считали себя вправе вести так, как им было угодно. Посмотрите на картины Гойи, они там изображены. Ужасный вид. И когда Наполеон решил захватить Испанию и решил, что это будет так же легко, как это было у Людовика XIV, то оказалось, что это не так. Почему?

Потому что в результате усиления Франции внутри самой Франции получилась полная дисгармония между провинциями и Парижем.

В Париж стекались пассионарии со всей Южной, Восточной и Западной Франции. Так как денег у них не было, им приходилось работать и жить в Сен-Антуанском предместье. Жить там было довольно плохо, заработки у них были небольшие, и они чувствовали себя обиженными и униженными.

А в Сен-Жерменском предместье, наоборот, была знать, которая тоже выкамаривалась, как всегда бывает: выдумывала новые системы, читала Вольтера, Руссо, входила в масонские ложи,[697] — вообще, надо же было как-то развлечься!

И на этом общем фоне, да еще на фоне возникшего книгопечатания, когда люди стали читать газеты и давать информацию очень широко, возникла новая субэтническая целостность, которую можно назвать парижане, как здесь нарисовано. (Л. Н. Гумилев показывает на схеме «Структура этносферы». — Ред.)

Они не все были парижане, но это был общий облик парижского населения. Идеологию им быстренько придумали просветители — Вольтер и Руссо. Энциклопедисты придумали, что существует Верховное Существо — бог, а католическая церковь, — как говорил Вольтер: «Раздавите гадину!» — и относились к ней очень отрицательно.

Простые крестьяне, которые оставались в северных землях, вкалывали так, как нам и не снилось. Утром вставали, выпивали полстакана сухого вина собственного изготовления, закусывали кусочком овечьего сыра, своего собственного, и — до вечера. Потом ложились спать, тоже с таким же ужином. Естественно, они накопили огромное количество денег. Еврейский капитал, который в средние века господствовал во Франции, был почти полностью вытеснен вот этой трудолюбивой частью населения, унаследовавшей от кельтов крайний индивидуализм и работоспособность и, так сказать, в полное отсутствие духовных интересов.

Духовные интересы сосредотачивались в Париже. И приняли они особую форму, которую мы сейчас очень уважаем. На истфаке тоже говорили: «Как хорошо!» — они создали принципы — «Свобода, Равенство и Братство или Смерть!» К ним примкнуло население такого очень активного города, как Марсель. Марсельцы пришли в Париж и оказались боевой силой. Вокруг них сосредотачивались рабочие Сен-Антуанского предместья. Кроме того, была создана национальная гвардия, в которую зачисляли с правом носить кокарду и оружие.

Короче говоря, произошла Великая Французская революция, которая, как я уже говорил, по своим масштабам была значительно меньше, чем движение Лиги или борьба арманьяков с Кабошем, и так далее… и, которая на всех произвела жуткое впечатление. А этим — всем очень понравилось: действительно, как хорошо — «Свобода, Равенство, Братство или Смерть!» — Красиво звучит!

Во всей Европе нашлись интеллигенты — люди, которые помогали Французской революции, революционерам, пропагандировали ее. Кончилось это правда тем, что Французская революция после казни короля начала завоевания и жуткое ограбление завоеванных стран, в частности Италии, Швейцарии, Западной Германии. Они оттуда тащили, что могли, денег ведь не было!!! Крестьяне-то привыкли платить мало, они привыкли к дешевому правительству, а это правительство, новое, стало очень дорогим, и поэтому пришлось перейти к системе контрибуций.

Карлейль[698] написал очень хорошо, за счет чего возникла гильотина[699] и эта знаменитая эпоха террора 1791–1794 годов. Главным образом, за счет того, что был дефицит в деньгах, — нечем было платить служащим и солдатам, а бесплатно они не работали. И поэтому сразу же начали находить контрреволюционеров, — роялистов,[700] особенно богатых людей, но тут и бедные попадались, заодно. У них после казни имущество конфисковывалось, но через несколько месяцев начался финансовый кризис, потом оказалось, что и еще кого-то нужно прикончить.

И когда Наполеон арестовал приехавшего к нему для переговоров испанского короля и его первого министра Мануэля Годоя,[701] то испанцы решили: «А нам такого не надо».

Простите, я не очень точно выразился, — Тарле очень хорошо это рассказывал (я даю его версию): они не решили, они почувствовали, что это им не подходит. Они привыкли жить бедно, развлекаться дешево. Ну, что-то такое они умели делать, — возделывать свои апельсиновые рощи, пасти своих овец (у них замечательная шерсть испанская, кастильская — тоже). Этого им хватало, тем более что кое-какие товары им привозили из Мексики, Перу, с Кубы. В общем, жить было можно.

И вдруг являются «освободители», которые дают «Свободу, Равенство и Братство!». Они даже не выставили никаких лозунгов против, — они просто стали убивать французов. Один какой-то испанский гранд, — либерал, образованный человек, вызвал к себе для починки люстр какого-то рабочего. Тот явился со своим инструментом, и тот его спросил: «Чего вы бунтуете? Вам дали короля из династии Бонапартов, — что плохого? Чем вы не довольны?»

Тот слушал, слушал, да и убил его. Тут его, конечно, расстреляли. Но он спокойно пошел на смерть.

Когда французские войска бродили по Испании, наводя порядок, то был случай, что из какого-то окна, какой-то халупы вдруг начались выстрелы. Ну, выстрел в колонну солдат, естественно, попадает из мушкета[704] (а из мушкета близко стреляли). В общем, четырех солдат — как не бывало! Халупу, конечно, окружили. Ворвались в нее и нашли там пожилую женщину, которая заряжала мушкет, наводила его и стреляла.

Ее спросили: «Зачем ты это делаешь?!! Мы же тебя сейчас — прикончим!»

«А я этим довольна! Я хотела убить! Я хотела убить — одного, а убила — четырех!»

Понимаете ли, с таким народом, — с «отсталым» народом, ничего нельзя сделать. Французы уже перешли в эту фазу — поиск удачи с риском или без риска для жизни, а эти — испанцы сохранили еще свои старые обычаи или свой старый быт. Их было немного, но они не хотели, чтобы их учили жить. Они говорили: «Начальник, не будь ты нашим благодетелем!»

И вы знаете, испанцы отбились, англичане им помогли.[705] Самой страшной была (в 1808–1809 гг. — Ред.) осада Сарагосы. Благодаря тому, что польская знать, ненавидевшая Россию, примкнула к Наполеону и ворвалась в Сарагосу, где тотчас положила последних своих пассионариев, Сарагоса была взята и почти вся — вырезана.