Герман Геринг — маршал рейха - Генрих Гротов

«Затем я запер камеру и заглянул внутрь, — докладывал позднее рядовой Бингам, — Геринг смотрел на меня, приподнявшись на койке и подавшись к окошку, затем он лег на спину, положив руки по бокам поверх одеяла. С момента, когда Геринг сел в постели с приходом доктора, и до того времени, когда он вытянул руки по бокам, я не мог видеть его левую руку. Он лежал так минут пятнадцать, затем скрестил руки на груди, немного повернув голову влево. Тут я случайно сбил в сторону лампу и был зынужден поправить ее. Когда я заглянул внутрь, он смотрел на меня и показывал на меня пальцами правой руки. Затем он опять положил руку вдоль бока поверх одеяла. Так он лежал минуть пятнадцать — двадцать, потом сложил руки на груди, подержал их так несколько минут, после этого накрыл сложенными руками глаза. Полежав так несколько минут, он опять положил руки на грудь, через короткое время расцепил их и опустил по бокам, потом поднял и сунул правую руку подмышку, поднеся локоть к глазам, затем сложил руки по бокам. Он полежал так минут десять, потом посмотрел на меня и отвернулся. После этого пришла моя смена, возник небольшой шум, и Геринг опять на меня посмотрел. Потом меня сменили и я ушел».

Рядовой 1-го класса Гарольд Джонсон из роты С 26-го пехотного полка заступил на дежурство вместо Бингама точно в 22.30. Он об этом, конечно, не подозревал, но ему оставалось охранять заключенного только шестнадцать минут.

«Я заступил на дежурство как караульный второй смены у камеры Геринга в 22.30, — докладывал потом Джонсон. — В это время он лежал на своей койке на спине с вытянутыми вдоль туловища руками поверх одеяла. Он оставался в таком положении без движений минут пять. Потом он поднял руку со сжатым кулаком, как будто закрывая глаза от света, затем опять положил ее сбоку поверх одеяла. Так он лежал совершенно неподвижно примерно до 22.40, когда сложил руки на груди, переплетя пальцы, и повернул голову к стене».

Видимо, именно в этот момент Герман Геринг и оставил палача «с носом».

«Он лежал так минуты две-три, — продолжает рядовой Джонсон, — а потом опять вытянул руки по бокам. Было ровно 22.44, так как я посмотрел в этот момент на часы. Примерно через две-три минуты он как будто оцепенел и с его губ сорвался сдавленный вздох».

Джонсон крикнул разводящего сержанта, и тот, стуча ботинками, сбежал по лестнице с верхнего этажа, где находился второй ярус камер.

«Я сказал ему, что с Герингом что-то не так, — сообщал Джонсон, — и он полетел в кабинет администрации. Через несколько секунд он вернулся в сопровождении лейтенанта Кромера (ответственного офицера) и капеллана Тереке. Лейтенант Кромер заглянул в камеру, затем я отпер дверь и он вместе с капелланом зашел внутрь. Я вошел следом за ними и осветил камеру».

Правая рука Германа Геринга свешивалась с кровати, и капеллан Тереке, взяв ее, прощупал пульс.

— Боже правый! — прошептал он. — Этот человек мертв.

…С того самого момента, как Герман Геринг убил себя в ночь казни, люди продолжают гадать, как же ему это удалось. Кто передал ему яд?

На самом же деле ответ весьма прост. Он принес его в нюрнбергскую тюрьму сам. Как потом заявил Альберт Шпеер, надзор за заключенными в нюрнбергской тюрьме нацистами вовсе не был таким строгим, как это думалось полковнику Эндрюсу.

— У меня был тюбик зубной пасты с ядом внутри все время, пока я находился в Нюрнберге, — сказал он, — а потом я взял его с собой в тюрьму Шпандау (где ему предстояло отбыть по приговору двадцать лет). Никому и в голову не пришло заглянуть в него.

Герман Геринг был так уверен, что его яд не найдут, что за четыре дня до своей предполагаемой смерти написал письмо полковнику Эндрюсу с разъяснениями. Это было одно из трех писем, вложенных в единый конверт, который нашли у него под одеялом.

Первое письмо содержало длинное обращение к германскому народу с оправданием его действий и отрицанием обвинений союзников. Второе было коротким и являлось нежным прощанием с Эммой и Эддой Геринг.

Обращение союзники забрали себе и с тех пор так и не представили его для публикации. Прощальное письмо передали Эмме. Третье было таким:

«Нюрнберг, 11 октября 1946 г.

Коменданту

Я всегда имел при себе капсулу с ядом с того самого момента, когда меня взяли под арест. Когда меня привезли в Мондорф, я имел три капсулы. Первую я оставил в одежде, так чтобы ее нашли при обыске. Вторую клал под вешалкой, когда раздевался, и забирал, одеваясь. Я делал это и в Мондорфе, и здесь, в камере, так удачно, что, несмотря на частые и тщательные обыски, ее не нашли. Во время заседаний суда я прятал ее в своих сапогах. Третья капсула все еще находится в моем чемоданчике, спрятанная в круглой баночке с кремом для кожи. Я мог дважды взять ее с собой в Мондорфе, если бы возникла необходимость. Нельзя винить за это тех, кто меня обыскивал, так как найти капсулу было практически невозможно. Так уж получилось.

Герман Геринг.

P. S. Доктор Гилберт сообщил мне, что контрольная коллегия отказала в замене способа казни на расстрел».

В 2 часа ночи 16 октября 1946 года Иоахим фон Риббентроп, заняв место Геринга в качестве главного нацистского лидера, первым отправился на виселицу в гимнастическом зале нюрнбергской тюрьмы. За ним последовал Вильгельм Кейтель, потом Кальтенбруннер, Розенберг, Франк, Фрик, Штрайхер, Заукель, Йодль и Зейсс-Инкварт. В 3.15 все было кончено.

Их тела сложили в завешенном брезентом помещении, где представители всех союзных держав осмотрели их и расписались на свидетельствах о смерти. Были сделаны фотоснимки каждого тела, одетого и обнаженного. Потом каждый труп завернули в матрац вместе с последней одеждой, которая на нем была, и веревкой, на которой он был повешен, и положили в гроб. Все гробы были опечатаны.

Пока управлялись с остальными телами, было принесено на носилках и тело Геринга, накрытое армейским одеялом. На нем была бледно-голубая пижама и черные штаны.

В 4 часа утра фобы погрузили в 2,5-тонные грузовики, ожидавшие в тюремном дворе, накрыли непромокаемым брезентом и повезли в сопровождении военного эскорта. В передней машине ехал американский капитан, следом за ними — французский и американский генералы. Потом следовали грузовики и охраняющий их джип со специально отобранными солдатами и пулеметом. Конвой прокатил по Нюрнбергу и, выехав из города, взял направление на юг. Репортеры было решили его преследовать, однако им отсоветовали это делать при помощи пулемета.

Автоколонна, отправившись в темноте раннего, дождливого и туманного утра, была в пути несколько часов, сопровождающая охрана менялась четыре раза, но никто не спрашивал, что было в грузовиках. С рассветом они подъехали к Мюнхену и сразу направились на окраину города к крематорию, владельца которого предупредили о прибытии трупов «четырнадцати американских солдат». Трупов на самом деле было только одиннадцать, но так сказали затем, чтобы усыпить возможные подозрения персонала крематория.