Тибо, или потерянный крест - Жюльетта Бенцони

Это случилось 2 октября 1187 года, в День ангелов-хранителей, в 583-й год хиджры, и у Иерусалима не было больше короля! Уходившие не желали верить, что где-то в мире короли еще существовали: ведь никто из них не пришел на помощь.

Но Исаак Ангел, византийский император, Фридрих Барбаросса, император Священной Римской империи, Филипп Август, французский король, и Генрих II, король английский, продолжали царствовать...

Часть четвертая

Три короля на одну королеву

Глава 12

Сеньор Тира!

В представлении Саладина позволить последним защитникам Иерусалима присоединиться к той малости, какая осталась от королевства франков на средиземноморских берегах, — Трансиордания продержится еще долго, и покорить ее поможет только голод! — было возможно лишь способом отступления для более мощного скачка; целью султана было окончательно и навсегда очистить Палестину от владычества франков. Саладин, несомненно, намеревался рано или поздно захватить их последние оплоты — крепости Тир, Тортоза, Маргат, а также овладеть графством Триполи и княжеством Антиохия, от которых он к тому времени уже успел отрезать изрядные куски. Тортоза, крепость тамплиеров, куда они стягивались, как госпитальеры — в Маргат, а чаще — в Калаат аль-Хосн и в прославленный Крак де Шевалье, могли сопротивляться долго и успешно. Что же касается Тира, он был, можно сказать, вообще неприступен. Прежде всего — благодаря своему географическому положению: крепость, окруженная синими волнами Средиземного моря, была соединена с большой землей лишь насыпью, некогда созданной Александром Великим; великолепный порт укрывали толстые стены; и, наконец, сразу после Хаттина у города появился едва ли не с неба упавший защитник, столь же упрямый, сколь и неожиданный — Конрад, маркиз де Монферра, родной брат Гийома по прозвищу Длинный Меч, недолговечного супруга прекрасной Сибиллы. И теперь на его широких плечах покоились все надежды на выживание обескровленного королевства.

Этот выдающийся человек, состоявший в родстве с французским королем и германским императором, по праву считался одним из лучших полководцев своего времени. Суровый, властный и честолюбивый, он вспомнил о том, что покойный маленький Бодюине был его племянником и, хотя мальчика уже не было в живых, его дело — заботиться о том, что осталось после него. А потому он с большим отрядом рыцарей отплыл из Константинополя и, не зная о том, что незадолго до того случилось близ Тивериады, направился в Акру, где был неприятно удивлен, услышав крики муэдзинов, призывающих к молитве, и увидев развевающиеся на городских башнях флаги Саладина. Тогда он решил двигаться дальше и доплыл до Тира, где его встретил церковный колокольный звон и флаги, которые вполне его устраивали. Он высадился вместе со всеми своими людьми, был радостно встречен горожанами и гарнизоном, которые тут же его избрали своим командующим, обосновался там и начал готовить город к обороне. А потом начал ждать дальнейших событий, первым из которых стал исход жителей Иерусалима...

Тибо давно знал Тир. Он часто бывал здесь с Бодуэном во времена его любимого епископа Гийома. Город хранил столько воспоминаний! Правда, не всегда приятных, — как, например, воспоминание о том дне, когда они нашли несчастного Гийома, отлученного Гераклием от церкви, лежащим на полу своей часовни. И все же чаще вспоминалась хорошее, и его было намного больше. Тибо казалось, будто он возвращается в особенное место, где его ждут милые призраки, и это немного смягчало боль от утраты, может быть, навеки, гробницы Христа и могилы Бодуэна...

У источников Рас-аль-Айна с огромными древними цистернами, созданными Соломоном для того, чтобы отблагодарить Хирама Тирского, царя-строителя, который возвел для него иерусалимский храм, мусульманский эскорт расстался с теми, кто направлялся в Тир, чтобы продолжить сопровождать ищущих убежище в Триполи или Антиохии. Удивительное плодородие всего края объяснялось наличием этих источников воды; оттуда же брал воду и город. Надо отдать должное разумности Саладина: он не стал превращать эту прекрасную местность в пустыню только для того, чтобы заставить город сдаться из-за жажды.

Беженцы, поглощенные разнообразными мыслями, по большей части — сходными с теми, с какими евреи шли к земле обетованной, тянулись вдоль старой римской дороги, тенистой и обрамленной древними могилами. Путь с ночевками где придется был трудным. Все устали и хотели отдохнуть в городе, казавшемся им последним надежным убежищем. Некоторые считали, что эта передышка может оказаться последней перед катастрофой, большинство все же надеялось, что Господь сжалится над ними, дарует чудо и уврачует их раны. Чудо и в самом деле произошло, но в том, кто его воплотил, не было ни малейшего сходства с ангелом.

Странники, дойдя до конца дороги, остановились у барбакана, защищавшего подступ к воротам. Отныне это был единственный вход в Тир, отрезанный от перешейка рвом с соленой морской водой и переброшенным через него новеньким подъемным мостом. Неожиданно на укреплениях показалась фигура сеньора в сверкающих доспехах, поверх которых была наброшена расшитая золотом шуба из чернобурки. Прохладным осенним днем в ней большой необходимости не было — должно быть, мужчина озяб.

Над воротом — высокомерное лицо, обрамленное жесткими черными волосами, суровая складка рта, орлиный взор. И громовой голос:

— Я — Конрад, маркиз де Монферра и хозяин этого города. А вы кто такие?

— Откуда же вы прибыли, если не узнаете этого креста и священных знаков на моем облачении? — выкрикнул Гераклий, наряду с прочими отсутствующими добродетелями не обладавший и терпением. — Мое имя — Гераклий, я — патриарх Гроба Господня и Святой Иерусалимской Церкви. Если вы — богобоязненный христианин, вы откроете перед нами ворота этого города, который не может принадлежать вам, поскольку по-прежнему остается владением нашего короля Ги!

— Вашего короля? И где же он? Если Тир все еще остается христианским городом, то лишь потому, что я здесь обосновался и взял на себя командование, по просьбе нотаблей и всего населения. А кто эти люди?

Балиан выехал вперед и остановил своего коня рядом с Гераклием.

— Знать Иерусалима, последним прево которого был я — Балиан II д'Ибелин, и я собирался здесь править. Но, если город стал вашим по воле его жителей, я не буду этого оспаривать. Разве что вы откажетесь открыть эти ворота перед теми, кого Господь вам вверяет?

Монферра небрежно кивнул со стены, но не успел он и рта раскрыть, как рядом с ним появилась стройная молодая женщина в голубом платье и под голубым же покрывалом такого нежного оттенка, что казалось, в серых тучах, к вечеру собравшихся над городом, появился просвет: Изабелла! Она в ярости набросилась на маркиза: