Бей или умри - Софья Валерьевна Ролдугина

Одна из женщин, лет тридцати пяти на вид, вскинулась на последнюю фразу и спрыгнула с террасы:

– Ты говорил, что мой народ не пострадает! Вы все говорили! Что нужно только пожертвовать берегом!

Язык тела – самый честный. Женщина встала поодаль от Ингизы и Эрнана, всё ещё ближе к первому – но спиной ко второму. Сразу понятно, от кого она не ожидает удара, кому доверяет, а от кого – требует ответа; одежда у неё значительно отличалась от других и, скорее, напоминала наряд старухи-калеки с побережья, но более роскошный и функциональный.

«Ола Аленго, пастырь морской птицы?» – предположила я, вспомнив рассказ.

Угадала.

– Тише, Ола. – Ингиза обратился к ней без улыбки, но его аура обаяния, то самое незримое сияние, стала ярче. – Никто тебя не обманывал. Стену непослушного времени может преодолеть лишь тот, кто её воздвигнул.

Выражение лица у Эрнана стало сочувственным, очень-очень добрым – так врачи сообщают родственникам больного смертельный диагноз.

– Твоя информация устарела, к сожалению. Ты упустил из виду три опасности. Во-первых, твою хвалёную непроходимую стену может преодолеть тот, над кем время не властно, и твоё счастье, что это существо почему-то печётся о людях… Нет, я не о мастере Лагона сейчас говорю. Во-вторых, секретом стены завладели в свободных кланах, точнее, им владеет союз, с которым вы столкнулись здесь, на острове.

Теперь повскакивали и загалдели уже все.

Ингиза, надо отдать ему должное, не потерял самообладания в этом бардаке. Более того, быстро взял ситуацию под контроль – просто обернулся, обвёл соратников особенным взглядом, давящим и светлым одновременно…

«Солнце – большая звезда, тяжёлая и горячая», – пронеслось у меня в голове.

…буквально выжигая желание сопротивляться. Последней сдалась женщина в накидке, и, кажется, не потому что проиграла в силовом противостоянии, а по своей воле. И тогда, в полной тишине, нарушаемой только неровным дыханием Олы Аленго, снова заговорил с Эрнаном:

– У тебя есть доказательства, посланник?

Игры закончились.

Я сначала подумала об этом, затем ощутила, эмпатическое дуновение, тень мысли с дядиной стороны: Трикси, прости. Конечно же, он не чувствовал себя виноватым, всего лишь проявлял вежливость…

– У меня есть свидетели, – спокойно ответил Эрнан. – Соул, Трикси, подойдите.

И тогда мне стало жутко.

Если в дипломатической игре приходится заходить сразу с козырей – с людей, а не с фактов, то дело плохо. Либо у нас катастрофически мало времени, либо ситуация уже практически безвыходная, значит, партия предстоит грязная. И, самое страшное, понижать ставки нельзя, только повышать, а начал он с одного из неприкосновенных источников, с собственной семьи… с меня.

Что же будет дальше?

Соул послушался первым – кажется, ему досталась приличная доля эмпатического воздействия. Вряд ли внушение, скорее, демонстрация силы, но, в любом случае, не лучший знак, ещё один пункт в пользу того, что мы очень спешим.

– Два заинтересованных свидетеля? – сделал выпад Ингиза, ласково улыбаясь.

– Нет. Подмастерье, которому одна из твоих спутниц препоручила своего ребёнка, и женщина, которой твой обожаемый названный брат доверил свою жизнь – и даже больше, – спокойно поправил дядя. – И, кстати, если бы ты не умел отличать правду от лжи, я бы вообще не начал этот разговор, потому что нам всем сейчас не до ритуальных плясок. Так что давайте-ка перейдём к делу… Трикси?

…В голове был сплошной белый шум.

Эрнан окликнул меня снова, но я только переводила взгляд с бледного в прозелень Соула на женщину в накидке, зябко обхватившую себя руками, и обратно. И осознавала, почему в первый раз он вернулся с побережья с маленькой девочкой и воспитывал её, как собственную сестру… и почему сейчас так жёстко напросился с нами в экспедицию.

Так. Логика, рациональность и дальше по списку, эмоции – отставить.

– Не знаю, об одной и той же стене вы говорите или нет, судите сами. Но с чем-то подобным мы сталкивались в свободном клане, который меня призвал, – предупредила я – и сбросила через купол фрагмент воспоминаний.

– Подтверждаю, что это правда, – успел вставить своё слово Соул и вновь уставился себе под ноги.

Эмоциональный фон выдавал его – Соул чувствовал сейчас несколько больше, чем мог выразить словами, и потому молчал… Молчала и Сайна Юн. Впрочем, и тот, и другая уже давно вышли из того возраста, когда чувства превалируют над разумом. Сейчас были дела много, много важнее – и все это прекрасно понимали.

Даже отредактированный, без феерического прорыва Лао, фрагмент произвёл мощное впечатление. Нет, никто не голосил и не метался, но общая атмосфера сделалась ощутимо прохладнее. И одновременно – более открытой, словно ход Эрнана пробил невидимую стену. Спутники Ингизы теперь не скрывали тревоги и не изображали хозяев ситуации, и стало очевидно, что некоторые из них, в том числе Ола Аленго и Сайна, не на шутку встревожены.

А вот с нашей стороны я ощутила вспышку злости – короткую, еле-еле определимую. Кагечи Ро? У него мысли спокойные, так быстро скрыть сильные эмоции невозможно, если ты не эмпат шестой-седьмой ступени. Но столь высокоорганизованный разум сложно не заметить…

– Не только лучшие мастера и подмастерья Лагона отправлялись на материк смерти, – тихо произнёс Эрнан и скупым жестом приказал нам с Соулом отступить. – Свободные кланы тоже. Ты знаешь, что это правда, не так ли? – и он выжидающе посмотрел на Ингизу.

Тот поразмыслил немного, обменялся кивками к плечу с Сайной – и ответил:

– Свободные действительно уже давно пытались перебраться через океан. Моя собственная семья искала там губительную магию – долго и безуспешно. Жажда заполучить власть любой ценой мне всегда казалась неправильной, и поэтому я и ушёл в Лагон. Впервые исследователи из кланов, как говорят, достигли запретного берега двенадцать лет назад. Это погубило… многих, – понизил он голос и осторожно погладил Сайну по руке. – Кого-то осиротило… А некоторых заставило вернуться на побережье. Но, в отличие от магов Лагона, исследователи от свободных слишком одержимы властью, а значит, у них нет и шанса пережить заражение. Та болезнь, что передаётся через взгляды, – продолжил он ещё тише, но каждое слово отдавалось у меня в голове гулом. – Она заставляет магию внутри тебя сходить с ума. Лёгкую жажду превращает в невыносимую, раздражение – в убийственный зуд, ярость – во всепожирающее пламя. Она остаётся в земле, в воде и в воздухе, и достаточно лишь один раз посмотреть на проклятые земли – и она проникает в тебя. Я испытал её и… и узнал о себе много нового.

Он замолчал и словно померк; но теперь