Лето в пионерском галстуке - Катерина Сильванова

Володя молча приблизился и потянулся помочь. Юрка грустно произнёс:

— Вот ирония: когда меня принимали в пионеры, галстук мне повязывал комсомолец. Теперь комсомолец его снимает.

Прохладный ветер коснулся голой шеи, заставив поёжиться. Володя неверно прочёл Юркин жест:

— Ты точно хочешь положить его в капсулу?

— Да.

— Но ведь твой галстук стоит всего пятьдесят пять копеек, а мы договорились класть в капсулу только самые дорогие вещи, — съехидничал Володя.

— Это раньше он столько стоил, теперь уже нет.

Володя улыбнулся и сказал Юркиными же словами:

— Вот так номер! И сколько же теперь стоит твой пионерский галстук?

— Он бесценен, — видя саркастическую ухмылку, Юрка уточнил: — Нет, не потому, что частица красного знамени, а потому, что это частичка моего детства.

— Поможешь? — спросил Володя.

Он взял Юркину руку и положил на свой галстук, выглаженный, аккуратный, нагретый его теплом. Когда оба галстука были сняты, Володя привязал их кончиками друг к другу. Юрка молчал. Устремив взгляд на прочный узел, он догадался, что Володя вложил в этот жест какой-то тайный, свой личный смысл, но спрашивать о нём Юрка не посчитал нужным.

Володя вздохнул, положил галстуки в капсулу, закрыл её и сказал:

— Похоже, ты и правда повзрослел, Юра.

Влажная после дождя земля хорошо поддавалась, и даже маленькой детской лопатой яму удалось выкопать быстро. Погрузив в неё капсулу, Юрка смотрел, как комья земли укрывают металлический квадратик крышки. Невовремя вспомнил, что на галстуке ему написали свои пожелания и адреса ПУКи и Миха с Ванькой. Но эта мысль выскользнула из головы так же быстро, как и появилась — сейчас она была совершенно неважной. Куда важнее был Володя, что-то вырезающий перочинным ножиком на ивовой коре, аккурат над тем местом, где была закопана капсула. Юрка навёл фонарь и смотрел, как на дереве в круге света появляется небольшая, неровная надпись: «Ю+В».

Видеть эти буквы было больно, ведь пройдёт всего несколько часов, и только здесь, на этой коре, под деревом, они с Володей останутся рядом. А в реальности разъедутся по разным сторонам, по разным городам, на расстояние тысяч километров друг от друга.

И Юрке стало наплевать на то, что думает о себе Володя и чего боится. Юрке стало необходимо обнять его. И он обнял: крепко, не собираясь отпускать, даже если тот попытается вырваться. Но Володя не оттолкнул. Наоборот, он будто только этого и ждал. С готовностью обнял в ответ, прижался и прерывисто вздохнул.

— Юр… Как же я буду скучать.

Юрке хотелось попросить его помолчать, чтобы не слышать таких болезненно-грустных слов.

И почему нельзя было навсегда остаться здесь, под этой ивой? Почему нельзя было всегда обнимать Володю, дышать его особенным, таким родным запахом и никогда-никогда не расставаться?

Володя мял края Юркиной футболки, обнимая. Погладил тёплыми ладонями по спине, выдохнул в шею — Юрка скривился от щекотки. А потом Володя вдруг вытянул губы и поцеловал впадинку под мочкой уха. Юрка вздрогнул, отшатнулся. Вспомнил, что Володя говорил, как не хочет всех этих прикосновений и нежностей, а тут сам…

Он снял с себя Володины руки, уселся на плед, обнял колени, уткнулся в них подбородком.

— Юр, что не так? — Володя уселся рядом. — Что я сделал?

— Ничего, — он мотнул головой. — Просто… У нас с тобой осталось так мало времени, а я даже не знаю, что мне можно. Ты ведь всё запрещаешь.

Володя придвинулся совсем близко, перекинул руку через Юркино плечо, притянул его к себе:

— А чего ты хочешь? — прошептал.

Юрка повернул голову так, что ткнулся кончиком носа в Володин нос.

— Поцеловать тебя. Можно?

— Можно.

Володя сам сократил расстояние между ними и прильнул к Юркиным губам тёплым нежным поцелуем. Юрка зажмурился, нашёл другую Володину руку, вцепился в неё, переплёл пальцы. Казалось, что стоит только их отпустить, стоит позволить закончиться этому поцелую, как закончится всё: угаснут чувства, окаменеет сердце, загустеет воздух, и сам мир остановится.

Но поцелуй не заканчивался. Володя разомкнул губы, стало мокро и мягко. Юрка тоже открыл рот, выдохнул — ему хотелось улыбаться. Было так сладко, что все ненужные грустные мысли мигом вылетели из головы. Шум воды в реке, шорох ветра в листве и даже громкий стук собственного сердца — всё затихло, перестало существовать. Остался только этот головокружительный, настоящий поцелуй и отчётливое желание, звучащее в мыслях мольбой — пусть он никогда не заканчивается.

Юрка не понял, как оказался лежащим на пледе, на боку. Понял только, что поцелуй прекратился, потому что по влажным губам прошёлся холодок. Открыл глаза — Володя лежал рядом, обнимал его одной рукой и смотрел в лицо: на щёки, на губы, в глаза. Казалось, что Юрка уснул на какое-то время, но нет, прошла всего пара минут. Он просто забылся, ведь было так хорошо. Хотелось ещё.

Володя перевернулся на спину, посмотрел в небо, а Юрка наблюдал, как слабый свет тонким серебристым росчерком лёг на его профиль. Юрка пододвинулся ближе. Володя не шелохнулся, только вздохнул тяжело. Потом Юрка приблизился ещё и ещё и прижался к его боку вплотную. Хотел попросить разрешения обнять, но тут же сам себя отругал — к чёрту всё это! Только наступит завтра, он пожалеет, что не обнял, и будет слишком поздно. К чёрту стеснение и стыд!

Юрка положил голову Володе на плечо, а руку — на грудь, неуверенно сжал и разжал пальцы. Володя вздрогнул.

— Юра, ты слишком близко.

— Близко к чему?

— Ко мне, — он накрыл рукой Юркину кисть, будто хотел убрать, но передумал и сжал. — Мне очень нравится, когда ты так… У нас был почти целый месяц, а мы ничего не успели. Даже не полежали вот так вместе.

— Да ты бы всё равно не разрешил. Но у нас ещё осталось сегодня.

Володя чуть повернул голову и зарылся носом в его волосы. Вдохнул запах. Отпустил руку, провёл пальцами по шее, за ухом. Юрка задохнулся от удовольствия. А Володя хмыкнул и прошептал:

— Как же тебе ласки хочется.