Мария Федоровна - Александр Боханов

Но совершенно непредвиденно и несказанная радость случилась: на одном из стоявших в порту французских кораблей, совершенно неожиданно для собравшихся на причале, оркестр заиграл патетический русский гимн «Боже, Царя Храни!» Казалось, что сам Господь подарил Своей верной рабе этот минутный праздник на той земле, где у нее уже не будет больше никаких праздников.

Мария Федоровна поселилась в своем Видёре, а осенью переехала в Королевский дворец Амалиенборг в центре Копенгагена. С ним у нее было связано столько воспоминаний с юных времен и где все оставалось почти без изменения многие десятилетия. В Амалиенборге Царица-Изгнанница заняла апартаменты, где когда-то жил ее отец. Казалось бы, что теперь старая женщина, столько пережившая на своем веку, сможет обрести покой и в тишине и уединении провести остаток дней. Но этого не случилось. Политические интересы и личные пристрастия невольно вторгались в этот мир, внося в него волнения и переживания.

Правительство Дании сразу же дистанцировалось от «Принцессы Дагмар», не признавая за ней никакого политического статуса. К Марии Федоровне были прикомандированы два датчанина — капитан Г. Амдруп и камер-юнкер X. Рердам, взявшие под свой контроль всю ее корреспонденцию и с русскими беженцами, и с представителями иностранных государств. Ни одно письмо к ней не могло миновать Министерство иностранных дел, зорко следившее за тем, чтобы любые контакты с ней носили исключительно частный характер.

Вопреки опасениям датских политических кругов, Мария Федоровна и не намеревалась играть какую-то политическую роль, которую и в России не играла. Она была Царицей, православной христианкой, а этот статус и эти качества сохраняла и за пределами России.

К ней обращались многие русские беженцы, прося ее содействия, защиты и материальной помощи. На эти просьбы и мольбы всегда откликалось ее сердце, но она была лишена практически всех возможностей. Как заметила позже Ольга Александровна, «Мама не приходило в голову, что средств едва хватает на то, чтобы содержать собственную семью, но винить я ее не вправе. Всех эмигрантов, к каким бы классам они не принадлежали, она считала одной семьей».

У Вдовствующей Императрицы не было никаких капиталов, личных сбережений за границей, которые она могла бы употребить на дело помощи нуждающимся. Но так хотелось помочь бедствующим людям, что она выделяла пособия из тех скудных средств, которые были в наличии и которые поступали к ней со стороны лиц и организаций, ей симпатизировавших. Однако этих средств всегда не хватало. В результате — ее расходы все время превышали поступления, а это нервировало и раздражало датскую родню, особенно Короля Христиана X.

Племянник и ранее недолюбливал тетку, а после ее возвращения чувство недоброжелательства лишь усиливалось по мере того, как росли долги «принцессы Дагмар», хотя ни Королевский Дом, ни государственная казна Дании убытков от этого не имели (все расходы оплачивали частные жертвователи). Король же порой просто негодовал, узнавая о «безумных тратах» своей тетушки, позволяя себе допускать по отношению к ней «чисто королевское хамство».

Дочь Марии Федоровны и двоюродная сестра Христиана X Ольга Александровна и через много лет с возмущением вспоминала: «Доходило до того, что Король прогуливался по комнатам, где, естественно, каждый предмет обстановки и большая часть декоративного убранства принадлежали ему. Помню, как он во все глаза глядел вокруг себя, и если ему вдруг казалось, что недостает какой-нибудь безделушки или миниатюры, он, не стесняясь, спрашивал у Маш, уж не заложила ли она ее. Было так обидно, что слов нет». Воспитанной, щедрой и великодушной натуре Марии Федоровны подобное поведение ее племянника представлялось и отвратительным, и оскорбительным.

Но выбора не было, и она продолжала находиться в Амалиенборге, сохраняя то Царственное величие, которым отличалась всегда. Она умела не видеть и слышать того, что не желала замечать, что не соответствовало ее представлениям и положению. И она долго была глуха и слепа по отношению к придиркам и выпадам ее коронованного племянника. Осознавая себя Царицей, она не могла и не хотела стать частным лицом, замкнуться в небольшом личном мирке.

Но все, в том числе и Царское терпение, имеет свой срок. В конце концов Марии Федоровне пришлось покинуть Королевскую резиденцию в центре Копенгагена и переехать на свою виллу Видёре, где она и жила до самой кончины.

Глава 23

Драгоценные реликвии из ларца

Мария Федоровна оказалась за границей почти нищей беженкой. Как написано в целом ряде изданий, она доживала свой век на ежегодное пособие от английского короля в 10 000 фунтов. Подобное утверждение в такой категорической форме неверно. Все обстояло далеко не так, средства к ней поступали из разных источников.

Само же королевское вспомоществование не являлось делом доброй воли Георга V, «сжалившимся» над обедневшей родственницей. Сестра Императрицы Вдовствующая Королева Александра стала инициатором данного начинания. По ее настоянию был образован специальный фонд, пайщиками которого стала она сама, ее сын Георг V, Королева Мери и дочь Александры Принцесса Виктория. Так или иначе, но сам факт английской субсидии не подлежит оспариванию.

Несмотря на значительную материальную помощь с разных сторон, Мария Федоровна владела и огромным личным состоянием — собранием драгоценностей, которое ей чудом удалось вывести из России. Точная стоимость его до сего времени неизвестна, но можно документально утверждать, что в нынешних ценах речь идет о десятках миллионов долларов.

Для того чтобы было понятно, о каком соотношении порядков цен идет речь, сошлемся лишь на один пример. В 1929 году Королева Мария (Мери) приобрела пасхальное яйцо фирмы Фаберже («яйцо-колоннада»), выполненное в 1905 году по заказу Императора Николая II, за которое Министерство Императорского Двора заплатило производителю 30 000 рублей (3000 фунтов стерлингов). Английской Королеве изделие Фаберже обошлось в 500 фунтов, а в начале 90-х годов XX века на аукционе в Лондоне оно уже было оценено в 6 миллионов футов.

Часть коллекции Императрицы, находившуюся в Аничковом Дворце, присвоило себе Временное правительство, но и то, что осталось в ее распоряжении, потрясало своей изысканностью и красотой немногочисленных очевидцев-современников. Слухи о нем не прошли мимо и Короля Георга, рассматривавшего баснословные по своей цене драгоценности в качестве надежного залога, позволявшего надеяться на возмещение с лихвой той королевской субсидии, которую от его имени Царица получала последние годы.