Ревизор Империи - Олег Измеров

— Мы летим, чтобы все изменить.

— Вы верите, что в России когда‑нибудь будет, как в Швейцарии?

— Попробуем. Никогда не поздно попробовать.

23. Два шага до коммунизма

Ослепительно синее небо с редкими клочками облаков проплывало под дирижаблем. Синее небо, ярко — зеленые холмы, расчесанные под гребенку террасами, сверкающие белые скалы, игрушечные дома серо — булыжного цвета с красной черепицей крыш.

Вот она, Швейцария.

Из остатка путешествия Виктор запомнил воздушную панораму столицы Германии. Второй день ушел на перелет Варшава — Берлин — Париж; в последний они прибывали уже затемно, а стартовали часа в четыре утра, так что Эйфелевой башни из окна увидеть так и не довелось. На третий день около полудня их ждала посадка в Цюрихе. В остальном эти полтора дня круиза напоминали медовый месяц.

Эмма просто поразительно переменилась. Перед Виктором была чуткая, нежная и хрупкая женщина, на лице которой была написана какая‑то трогательная искренность и беззащитность. По привычке она продолжала называть Виктора на "вы" даже в самые бурные моменты их путешествия, позволяя, тем не менее, обращаться к себе на "ты".

— Вы никогда здесь не были? — спросила она Виктора, любуясь из иллюминатора прилепившейся к горному склону деревушкой.

— Никогда.

— Здесь есть интересный обычай. Когда ремесленник выучится, он обходит пешком всю страну — Швейцария не больше нашей губернии. Он обходит села и города, видит другие порядки и ремесла, и, возвратясь домой, пытается применить все лучшее из того, что видел. В пути он знакомиться с такими же путешественниками, и они помнят друг о друге всю жизнь, и если где‑нибудь, в самом забытом уголке, случается беда, все люди, вся Швейцария готова прийти на помощь. Путешественники рассказывают о своем походе детям и те, с малых лет мечтают вырасти и точно так же отправиться в путь, побывать в других краях, увидеть других людей, а затем вернуться под крышу родного дома.

— Коммунизм практически? Теперь ясно, чего Ильич здесь поселился.

— Отчасти вы правы. Здесь грамоту знают даже самые бедные. При острой нехватке земли люди не знают голода. Многое из того, что в России делает власть или богатые меценаты, здесь делают сами обыватели, объединяясь в общества и союзы. Здесь очень много союзов — профессиональные, стрелковые, союзы по благоустройству улиц и парков, союзы народного образования. Швейцарцы сами, по доброй воле, создают пожарные команды, выбирают начальников, изучают пожарное дело и тренируются, чтобы при случае быстро и умело бороться с огнем. Если вы поживете здесь, то придете к выводу, что государства вообще не нужны — все, что делают чиновники, могут выполнять по доброй воле сами обыватели, если в них есть обычаи дружбы и сознание необходимости подчиняться друг другу ради общей цели. Коммунистические идеи не придуманы революционерами. Это веками сложившийся образ жизни народов, который не смогла разрушить даже буржуазная жажда наживы.

— И как же она не смогла разрушить? Государство‑то буржуазное?

— Народ смог добиться, что правительство сократило рабочий день до десяти часов. Детский труд запрещен, женский ограничен, на фабриках должны быть санитарные условия. Если заводчик хочет создать фабрику, он должен составить о ней положение, которое утверждает правительство, и сами рабочие могут высказать о нем свое мнение…

"Да тут, однако, почище социализм, чем у нас в России… А как же интересы бизнеса? Как же инвестиции?"

— …Потом, здешние рабочие живут не только платой за наемный труд, а часто имеют огородик и кустарное производство.

— Так это почти как в Бежице.

— Здесь пошли дальше. Многие мануфактурные работы фабриканты дают на дом крестьянам, чтобы они имели заработок в межсезонье, а иные даже ставят крестьянам станки.

— Интересный способ развития малого и среднего бизнеса… А в Бежице Тенишева гимназию открыла, школы, больничку. Приют устроила. Сейчас развивать будут, литейный завод с микрорайоном строить.

— Вас удивит, но в Швейцарии уже везде так. Есть школы для детей, а для младенцев открыты ясли и детские сады. Есть бесплатные ремесленные школы. Благотворители открывают народные университеты, где рабочим читают лекции профессора в вечерние часы.

— Так значит, наверное, и у нас могли бы жить, как в Швейцарии? Губернию обходить, к гражданскому обществу приучаться…

— Вряд ли великие державы когда‑нибудь дадут России такую же спокойную жизнь.

— То — есть, все дело в спокойной жизни?

— Ну конечно. Чтобы люди смогли договориться, найти разумные правила, нужно время. Вы слышали о коровьем праве?

— Здесь даже у коров есть права?

— Ну, почти… Альпийскими пастбищами владеют общины, и крестьяне в общине договариваются держать столько скота, сколько может прокормит пастбище. На корову начисляется мера земли, на козу четверть меры, и так для всякой домашней скотины…

Внезапно Виктора озарило.

Социализм и был магистральным путем развития всех цивилизованных стран в начале этого века, подумал он. Мирный, культурный социализм, без расстрелов и экспроприаций. Революцией, сбившей мир с пути, был капитализм, буржуазная революция, не щадившая ни людей, ни традиций. Время прошло — и цивилизованное общество вновь начало возвращаться к консервативным, веками отточенным обычаям, не отказываясь от благ промышленного общества, но отбросив безграничную жажду наживы, как нелепую революционную крайность. Маркс и Энгельс просто не успели дожить до того момента, когда усталость человечества от буржуазного эксперимента станет заметным.

"А не была ли первая мировая попыткой мира наживы остановить этот путь?" — подумал Виктор. "Разве может быть нормальной для живых существ война, массовое уничтожение себе подобных? Да, для оболваненного лавочника, которого, как собаку, натаскали бросаться на русских, война естественна. Но он не соображает, этот лавочник. Соображает тот, кто его оболванил. Оболванить целую нацию могут только люди с большими деньгами и только ради еще больших денег…"

Легендарный Цюрих оказался размером Коломну. Этакий райцентр, уютно примостившийся на берегах бухты длинного, как водохранилище, озера, в устье реки, среди рассыпанных по долинам других городков, напомнивших Виктору микрорайоны. Город, беспорядочно выставивший в небо толпу сгрудившихся вместе черепичных островерхих крыш. Город, словно сошедший со страниц журнала "Пионер", с иллюстраций сказок Александра Шарова, Вениамина Каверина или Юрия Самсонова. Бегство в страну приключений, подумал Виктор.

Тем не менее вблизи этого скопища сказочных домиков оказалось ровное зеленое поле с длинным сараем, где дирижабль благополучно и деловито поймали за тросы и прикрепили к земле. На борт поднялся гладко выбритый пограничный чиновник с таможенником, и, после проверки документов и осмотра багажа, торжественно объявил, что Виктору и Эмме разрешено ступить на землю конфедерации.

Земля оказалась теплой, пахла луговыми цветами, и по ней к Виктору и Эмме спешил невысокий полноватый человек в коричневой тройке, с круглым лицом, толстыми губами и мясистым носом и залысиной, обрамленной курчавыми рыжеватыми волосами и бакенбардами.

— Господа! — воскликнул он по — русски. — Господа! Виктор Сергеевич! Эмма Германовна!

— Это кто? — тихо спросил Виктор у Эммы, которая снова была в своем платье для путешествий в зеленую полоску.

— Этот господин и есть Мюллер… Томас Иоганнович! Как я рада вас здесь встретить! Как здоровье любимой тетушки?

— Тетушка Анна, увы, лишь недавно оправилась от тяжелой болезни и хромает на правую ногу, доктор уверяет, что это пройдет.

— Дай‑то господи… Куда нам следовать?

"Похоже, это был пароль и отзыв. Судя по реакции Эммы, если тетушка болела, это нормально."

Мюллер помахал над головой руками, и через пару минут к дирижаблю подкатил пароконный экипаж. Пароконный — это значит, приводимый в движение парой коней, а не паром и лошадью. За кучера был худощавый парень лет двадцати с немного помятым лицом.

— Это Франц — Иоганн, — представил парня Томас, — наш человек. Сирота, — почему‑то добавил он через пару секунд.

Коммунистический Цюрих не имел такого глянцевого вида, как сейчас. Представьте себе старую часть Риги советского времени, но где‑нибудь на озере Рица — и вы получите первое впечатление о городе. В то же время в этом неглянцевом Цюрихе везде скользило тихое обаяние ретро, начиная от цокания копыт и неторопливого подпрыгивания коляски на булыжниках, и кончая угольным дымком из кухонных труб. По причине теплой и ясной погоды городская жизнь переместилась прямо на улицу, где булыжники мостовой грелись под солнцем, как дремлющие коты. За низкими палисадниковыми заборчиками появились кафешки под зониками, кустари прямо на улицах делали свои сувениры в расчете на то, что любопытствующий прохожий заглядится на мастерство рук и доброе сердце подтолкнет его купить что‑нибудь из поделок; среди кустарей Виктор заметил вышивающих дам вполне респектабельного вида.