И пели птицы... - Себастьян Фолкс

— Ну как? — спросил он.

— Не знаю. Может, это оно. Может быть.

В голосе ее слышалось смятение. Роберту оставалось только гадать, в какой миг боль и страх сметут все ее знания и инстинкты и ему придется принимать решения самому.

— Не делай пока ничего, — попросила Элизабет. — Я не хочу в больницу.

— Глупо, Элизабет. Если ты…

— Ничего не делай!

Она предупреждала его, что может вдруг разозлиться. Многие женщины, рожая, выкрикивают такие словечки, каких они, по идее, и услышать-то нигде не могли.

Прошел час, схватки усилились и участились. Элизабет расхаживала по дому, Роберт ее не останавливал, понимая: она пытается принять позу, в которой легче будет сражаться с болью, и не хочет, чтобы он при этом присутствовал. Шаги Элизабет доносились до него то из одной, то из другой комнаты.

Наконец он услышал, как она зовет его, и побежал на голос. Элизабет сидела на полу гостиной, откинув голову на софу.

— Мне страшно, — всхлипнула она. — Я не хочу этого. Страшно. И так больно.

— Хорошо. Пойду позвоню врачу. И в «скорую».

— Нет. Не надо.

— Прости, но я позвоню.

— Только не в «скорую».

— Ладно.

По номеру врача ответил мужской голос.

— Это вам моя жена нужна. К сожалению, она на вызове. Как вернется, я ей сразу скажу.

— Спасибо, — Роберт положил трубку и выругался.

— Он выходит! Я чувствую головку. О господи, он выходит. Помоги мне, Роберт, помоги!

Роберт глубоко вздохнул. Паника, владевшая им, вдруг привела к тому, что голова его стала совершенно ясной. Это дитя — всего только плоть и кровь, и их главное назначение — выжить.

— Иду, милая, иду.

Он бросился на кухню, оттуда в ванную. Набрал охапку полотенец и расстелил их под коленями Элизабет, откинувшейся на софу.

— Полотенца, — всхлипнула она, — мы их измажем.

Он схватил лежавшую у камина кипу газет, накрыл ими полотенца.

Потом опустился рядом с Элизабет на колени. Она уже закатала ночную рубашку вверх, до поясницы. А когда снова крепко зажмурилась и застонала, Роберт увидел потекшую по ее ногам кровь, смешанную со слизью.

— Иисусе, он выходит, выходит, — пролепетала Элизабет и опять заплакала. Торс ее судорожно дернулся, выгнулся, но это лишь добавило на ноги крови.

— Уйди, — крикнула она Роберту. — Уйди. Я хочу одна.

Роберт встал, ушел на кухню, налил для Элизабет стакан воды. Снаружи начинало светлеть. Он посмотрел в окно, неясно увидел долину, а в ней маленький домик. И позавидовал его обитателям. Интересно, на что она похожа — нормальная жизнь, в которой человек не балансирует на грани трагедии и смерти, а просто спокойно ложится спать, зная, что наутро его будут ждать завтрак и самый обычный день?

— Роберт! — взвизгнула Элизабет, и он бросился к ней.

Упал на колени, прямо в кровь.

— Я не знаю, — простонала она. — Не знаю, должна я тужиться или нет. Забыла.

Роберт обвил ее рукой.

— Наверное, если тебе хочется тужиться, надо тужиться. Давай, милая, я с тобой. Давай, сейчас. Выталкивай его.

Еще одна страшная конвульсия пробила тело Элизабет, и Роберт увидел, как разделяется плоть между ее ногами. Оттуда хлынула кровь, потом в свете ламп гостиной показалась серая макушка — она пульсировала, проталкиваясь сквозь узкий выход из тела матери.

— Я вижу головку. Он выходит. Ты молодец, милая, ты просто молодец. Он почти здесь.

Пауза — Элизабет припала к софе, ожидая следующей схватки. Роберт взглянул на газеты под нею, одна была раскрыта на разделе «Новости». Все правильно, подумал он.

Дыхание у Элизабет перехватило, и Роберт перевел взгляд на пульсирующую, снова проталкивающуюся, требующую прохода макушку. Материнское тело словно раскололось, разделилось, пропуская ее, и появилась голова младенца, целиком, в подтеках крови и слизи; шея была плотно обхвачена плотью Элизабет.

— Давай, — сказал Роберт, — давай. Последний толчок — и всё.

— Не могу, — отозвалась Элизабет. — Надо дождаться схват…

Голос ее пресекся. Роберт склонился к Элизабет, поцеловал ее. Мокрые от пота пряди волос липли к ее щекам, она пыталась зарыться лицом в ситцевое сиденье софы.

Он сжал голову младенца ладонями.

— Не вытягивай его, — прохрипела Элизабет. — Проверь, нет на шее пуповины?

Роберт нежно, боясь еще сильней растянуть грозившую порваться плоть, провел пальцем по шее младенца.

— Все в порядке, — сказал он.

И тут Элизабет открыла глаза, и он увидел в них такую решимость, какой не встречал еще ни в одном человеческом лице. Она откинула голову назад, жилы на ее шее вздулись, проступив под кожей, как кости. Ее одичалые глаза напомнили Роберту лошадь, учуявшую наконец запах дома и потому закусившую удила: ничто на земле не способно было устоять против соединенной силы мышц, инстинкта и воли, которая несла ее к избранной цели.

Элизабет закричала. Роберт взглянул вниз — вслед за головкой показались плечи. Он склонился, взялся за них. Вот теперь можно и потянуть.

Плечи младенца выскальзывали из ладоней, но Роберт сжал их покрепче и ребенок вдруг вырвался на свободу, издав звук, с каким могла бы вылететь из бутылки огромная пробка. Хлынула кровь, дитя заскользило в ладонях Роберта и коротко пискнуло. Кожа у него была серая, покрытая на груди и спине чем-то беловатым, плотным и жирным. Роберт взглянул на вздувшуюся багровую пуповину, которая тянулась, захлестываясь петлями, между окровавленных ног Элизабет, потом на гениталии ребенка, разбухшие от материнских гормонов. Дунул ему в лицо. Ребенок закричал, отрывисто, с запинками. Мальчик.

Говорить Роберт не мог, но хотя бы сумел найти полотенце, пропитавшееся кровью меньше остальных, и завернуть в него дитя. И, обнеся этот сверток вокруг колен Элизабет, вложил его ей в руки. Она прижала ребенка к груди и присела на пятки, окруженная окровавленными газетами.

— Мальчик, — хрипло произнес Роберт.

— Знаю. Это… — она с трудом выговорила имя, — …Джон.

— Джон? Да, да… все правильно.

— Обещание, — сказала Элизабет. Слезы катились по ее лицу. — Обещание… данное моим дедом.

— Прекрасное имя, прекрасное.

Роберт снова опустился на колени рядом с Элизабет и мальчиком; обнял обоих рукой. Так они и сидели на полу, пока не услышали стук в дверь. Они обернулись. Женщина с чемоданчиком вошла в коттедж, а уж потом постучала по двери, потому что ее не услышали.

— Похоже, я запоздала, — с улыбкой сказала она. — Все живы-здоровы?

— Да, — выдохнула Элизабет и показала ей младенца.

— Прелестный, — сказала доктор. — Пуповину я сейчас перережу.

Она присела на корточки, взглянула на Роберта.

— Вам, наверное, лучше пойти подышать свежим воздухом.

— Да. Хорошо.

Он погладил Элизабет по голове и тронул пальцами щеку Джона.

Солнце уже взошло. Утро выдалось свежее и ясное, ошеломительно яркое после сумрака и страхов коттеджа.

Сдерживаться необходимости больше не было, и Роберт дышал протяжно, с натугой, почти рыдая, плечи его ходили ходуном.

Он прошел несколько шагов по саду, и тут его затопила радость.

Роберт ощущал, как она струится по рукам и ногам, макушка его, казалось, поползла куда-то, пульсируя, норовя отделиться от головы и взлететь. В груди ширилось чувство полета; дух рвался ввысь, границы тела не смогли удержать его, и он воспарил в небеса.

Тут Роберт обнаружил, что упоение привело его в самую высокую точку сада. Остановился, взглянул на землю и увидел, что ноги его по щиколотку утопают в осыпавшихся за ночь с конского каштана плодах, в глянцевых орешках, прорвавших шипастые зеленые оболочки. Он опустился на колени и набрал в ладонь несколько прекрасных поблескивавших кругляшей. Мальчишкой он весь год ждал этого дня. Теперь пришел Джон, его сын, новое счастье.

Распираемый этим огромным счастьем, Роберт подбросил каштаны в воздух. Они вспугнули ночевавшую в кроне дерева ворону, и птица, сорвавшись с ветки, шумно захлопала крыльями и взвилась в небо, и ее хриплое двусмысленное карканье долгими скрипучими волнами возвращалось к земле, чтобы его слышали все, кто еще жив.

Себастьян Чарльз Фолкс родился в 1953 году. После окончания Кембриджского университета работал учителем, затем журналистом. Автор десяти романов, среди которых заслужившие признание читателей и высокие оценки критики «Неделя в декабре» (2009), «Энгльби»(2007), «Человеческие черты» (2005).

Наибольшую известность писателю принесла «французская трилогия», включающая романы «Девушка из „Золотого льва“» (1989), «И пели птицы…» (1993) и «Шарлотта Грей» (1989).

Кавалер ордена Британской империи (за творческие достижения). Живет в Лондоне с женой и тремя детьми.

Примечания