Радио Судьбы - Дмитрий Сафонов

– По-моему, вы забываетесь, майор, – начал Севастьянов.

– У меня в машине – аппарат прямой связи с министром обороны. Давайте включим его и уточним все нюансы. Заодно можете высказать министру ваши соображения.

В палатке повисло молчание. Ситуация была патовой.

– Прекрасный сегодня денек... – раздалось с улицы. Дальнейшее произошло мгновенно.

– Прекрасный сегодня денек... – сказал Ластычев.

Эту фразу они повторяли часто, мужчины без женщин, мужчины, воевавшие там, где было мало воды.

Каждое утро они просыпались и, потягиваясь, повторяли эту фразу, пущенную в обиход с легкой руки подполковника Севастьянова.

– Прекрасный сегодня денек, – нарочито бодро говорили они, независимо от того, какая была погода. – Отличный денек для того, чтобы умереть...

Они говорили это, не задумываясь, повторяли, чтобы поднять себе настроение. И – странное дело! – это срабатывало. Если с самого утра даешь себе такую установку, то все кажется мелким и пустым по сравнению с одной целью – дожить до вечера. Чтобы назавтра начать все сначала. Правда, не всегда и не всем это удавалось – дожить до вечера. присел, хватая его за подколенные сгибы, и потянул на себя. Капитан упал. Ботинки капитана торчали из подмышек Ластычева. Он поднял ногу и резко опустил ее на грудь Некрасову. И быстро побежал к уазику, придерживая сваливающиеся штаны.

Бойцы Некрасова среагировали мгновенно. Они бросились ему наперерез, и на какое-то мгновение Ластычеву показалось, что он не успеет. Он одним прыжком вскочил на капот и вторым – словно каскадер в голливудском фильме – оказался на водительском сиденье, успев развернуться в воздухе на сто восемьдесят градусов. Ключи торчали в замке.

Он увидел, что Некрасов приподнялся и закричал:

– Не стрелять! Не стрелять!

«Спасибо, парень!» – мысленно сказал Ластычев, заводя двигатель.

В конце концов, они оба были спецназовцы и поняли друг друга без слов, на языке грубых мужских жестов.

Ластычев должен был ударить капитана лбом прямо в переносицу или чуть ниже – такой удар отключает противника, лишая возможности сопротивляться, – но он ударил в лоб. Он должен был резко потянуть Некрасова за подколенные сгибы, чтобы капитан ударился об асфальт затылком, – но он потянул помягче, чуть-чуть затормозил движение, чтобы парень успел сгруппироваться и прийти на спину, убрать голову. И, наконец, в завершающей фазе полагалось убить противника – наступить ему ногой на кадык, – но Ластычев ткнул его пяткой в грудь.

Он не хотел его убивать. И даже не нанес ощутимого вреда.

И Некрасов это отлично понял. Поэтому и крикнул: «Не стрелять!» Да и сигарет ему было не жалко.

Ластычев мчался по шоссе, выискивая глазами поворот на лесную дорогу. Он не удержался – на ходу повернул к себе чемоданчик и щелкнул замками. Чемоданчик был до отказа набит аккуратными кирпичиками пластита. Тогда он успокоился и понял, что все делает правильно.

Во всяком случае, Севастьянов его одобрил бы.

– Прекрасный сегодня денек! – сказал Ластычев. Он выбросил руки вперед и, схватив Некрасова за отвороты куртки, ударил его головой в лицо, тут же, не останавливаясь,

– Это ваш проводник? – шипел Былев на генерала. – Человек, которому вы доверяете? Бывший боевой офицер, да?

– Да. Боевой офицер, – повторил Севастьянов. Повторил только то, что счел нужным повторить. Слово «бывший» оказалось лишним.

Он знал, что времени у него не так уж и много.

Ластычев бросился с чемоданчиком к ЭТОЙ ШТУКОВИНЕ. Теперь она не жужжала.

Это напоминало две тарелки, сложенные вместе донышками кверху. ШТУКОВИНА казалась сделанной из цельного куска какого-то переливающегося металла. Ластычев посмотрел на нее и снова поразился, что она выглядит так, будто сделана из цельного куска. Нигде ни шва, ни заклепки, ни даже маленького зазора.

Но едва он подошел к ней, в ШТУКОВИНЕ бесшумно открылся люк и опустился какой-то пандус, словно приглашая его войти.

Ластычев опасливо осмотрелся. Внутри мерцали какие-то разноцветные лампочки, расположенные по кругу, но ничего похожего на кресла или стулья не было. И вообще – внутри никого и ничего не было, только мерцание лампочек.

Он зашел и принялся выкладывать взрывчатку на пол.

– «Этот День Побе-э-эды... Порохом пропах...» Вот привязалась чертова песня...-бормотал он, пытаясь вспомнить слова, и никак не мог. Тогда он начинал заново.

Наконец пластит лежал аккуратными кучками на полу.

– Ого! А где же...

На дне чемоданчика он увидел две гранаты.

– А вы, Николай Михайлович, однако, ковбой... Без де тонаторов... Лихо! Денек-то и впрямь прекрасный, теперь уж это бесспорно.

Время поджимало. Он должен был торопиться.

– Ну что же? Вас приветствует командир корабля подполковник Ластычев. Пристегните ремни, взлетаем! – Он поставил пустой чемоданчик на попа, сел сверху и положил гранату под ногу.

– Кажется, я все успел сегодня сделать. – Он немного подумал, вспоминая, потом нагнулся и выдернул чеку. Для верности – чтобы не передумать – выбросил ее наружу. Теперь достаточно было приподнять ногу...

– Ах да, подполковник Севастьянов – вы позволите мне вас так называть? – я же не успел составить подробную карту с указанием грибных мест. Лисички здесь... Ох! – Он зажмурился. – Ну ладно. Кстати, пока не загорелась надпись «Не курить!»

Он достал сигареты, положил пачку перед собой, одну сигарету вставил в рот... И вспомнил, что у него нет ни спичек, ни зажигалки.

– Эх, капитан Ластычев! – укоризненно сказал он. Теперь он снова был капитаном. Как тогда, там... «где было мало воды...» – Поспешишь – людей насмешишь! Впрочем, это – вредная привычка. Будем считать, что я проявил силу воли и бросил.

Сигарета полетела следом за чекой.

Ну а теперь настала очередь самого главного. Теперь он мог это сделать.

– А что, может, человек рождается для того, чтобы работать обходчиком на занюханном переезде, жить, как вошь, и постоянно трескать горючую гадость? – Он сказал это громко, вслух, больше не опасаясь, что у него не найдется достойного ответа. – Вот уж нет, ребята... Вот уж нет. Кто угодно – но только не я.

На этом следовало поставить точку. Это была хорошая точка. Не стоило больше ерничать и шутить над тем, над чем шутить нельзя.

Он убрал ногу.

ЭПИЛОГ

Залина положила лист на стол. Руки у нее дрожали, и она подумала, что не сможет удержать бумагу в руках.

Впервые она почувствовала себя незащищенной, хотя здесь, на Лубянке, это выглядело смешно. И все же...

Мыслями она не раз возвращалась к событиям того лета, к тому, что случилось три года назад.

Она снова и снова анализировала все, досконально, по пунктам, и приходила к заключению, что все сделала правильно. Она не сомневалась, что ее вывод был верным и Сева стьянов поступил верно...

Точнее, хотел поступить, но за него это сделал другой. Борис Ластычев, обходчик с железнодорожного переезда. Пусть так. Но цель все же была достигнута.

Генерала так и выпроводили на пенсию без третьей звезды. Впрочем, он не сильно-то и расстраивался. Майор Былев, конечно, написал подробный рапорт, рассказал обо всем случившемся, потом было проведено служебное расследование, но никто так и не смог докопаться, откуда у Ластычева взялась взрывчатка.

Когда следователь спросил об этом ее, она честно ответила: «Не знаю. Но ведь, когда его задержали, у него был автомат, значит, и взрывчатка могла быть где-то припрятана».

Правда, эта версия продержалась недолго, по номерам удалось выяснить, что автомат числится за Ферзиковским РОВД, и именно его получил, заступая в наряд, сержант Попов, чье обезображенное тело нашли в заброшенном бункере на берегу Оки.

Вопрос со взрывчаткой снова повис в воздухе.

Конечно, сама-то она догадывалась. Она видела, как Не красов украдкой передал Севастьянову какую-то фотографию в рамке. Подозревать капитана в излишней, практически девичьей, сентиментальности было бы глупо. В самом деле, не свою же фотографию он ему дарил? Чью – Плиева не разглядела, но ей казалось, что между взрывчаткой и фотографией была какая-то связь. Хотя бы потому, что этой фотографии самое место лежать в чемоданчике Севастьянова, который исчез вместе с машиной и Ластычевым. Они все буквально испарились – настолько велика была сила взрыва.

Скорее всего, Ластычев погиб вместе с объектом. Сказать что-то определенное было трудно, никаких фрагментов человеческого тела обнаружено не было, да их и не могло остаться при таком взрыве... но и из ЗОНЫ Ластычев тоже не вышел.

Из ЗОНЫ удалось спастись только трем людям – опять же, если считать первую, удачную (хотя – это как посмотреть) попытку Ластычева. Кроме него удалось выйти некоему Дмитрию Александровичу Мезенцеву, нигде не работающему, и журналисту серпуховской газеты «Новости дня» Владимиру Соловьеву.

Оба шли открыто, не таясь. Точнее, Мезенцев шел, а Со ловьев – бежал, даже не реагируя на окрики. Оба двигались по шоссе Таруса – Калуга в сторону Тарусы и вышли прямо к сгоревшему бензовозу.