Сталин и Рузвельт. Великое партнерство - Сьюзен Батлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем Рузвельт обратился к теме добавления французской зоны оккупации к их трем зонам. Черчилль заверил Сталина, что если предусмотреть французскую зону, то она будет создана за счет урезания британской и американской зон и это никак не повлияет на планируемую советскую зону. Все, чего добивался Черчилль в Ялте, – это получить согласие советского правительства на то, чтобы правительства Британии и США получили право определить вместе с Францией ее оккупационную зону. Сталин пробовал прозондировать, не создаст ли предоставление или непредоставление Франции зоны оккупации прецедента для других государств. На что Черчилль ответил, что Британии потребуется помощь: оккупация может продлиться долго, и Британия не может быть уверена, что справится с этим бременем в одиночку, Франция сможет оказать весомую поддержку. Но, добавил он, тогда тройственный контроль над Германией превратится в контроль четырех стран.
Однако участие четвертой державы в механизме контроля над Германией может создать свои сложности, заметил Сталин. Вместо этого он предложил Британии получать поддержку от Франции, или Голландии, или Бельгии, но без какого-либо права их участия в принятии решений тремя державами. Тут Черчиллю пришлось раскрыть, чем обоснована его позиция. Он сказал, что Британия нуждалась в том, чтобы Франция сыграла важную роль: в качестве крупнейшей морской державы Франция могла бы оказать неоценимую помощь в управлении Германией, Великобритания не хотела нести все бремя ответственности за будущее Германии, поэтому была заинтересована в том, чтобы в долгосрочном контроле над Германией принимала участие и Франция. Кроме того, добавил британский премьер, Британия нуждалась во Франции еще и потому, что было неизвестно, насколько долго вооруженные силы США будут оставаться в Европе.
Пока обсуждалась проблема участия Франции в оккупации, Сталин улыбался, говоря, что «это будет клуб для очень узкого круга членов, ограниченный странами, обладающими пятью миллионами солдат. Черчилль поспешно поправил: тремя миллионами»[859].
Сталин прервал спор, чтобы спросить Рузвельта, как долго, по его мнению, вооруженные силы США смогут оставаться в Германии. Не более двух лет, ответил президент: «Я могу убедить народ и Конгресс сотрудничать ради мира на земле, но не в необходимости долго держать армию в Европе. Максимум два года»[860]. (Уже были известны тревожные сигналы со стороны общественного мнения, требовавшего возвращения домой американских войск после окончания войны, и это было постоянной головной болью генерала Маршалла.) Черчилль продолжил: у Франции должна быть большая армия, она являлась единственным союзником Британии в Европе и разделит с Британией это бремя. Франция должна принимать в этих вопросах активное участие. Он считал, что рост влияния Франции поможет эффективнее обеспечивать контроль над Германией.
Рузвельт согласился с Черчиллем: Франции надо выделить зону оккупации, но он думает, что было бы ошибкой принимать в «клуб избранных» какую-либо другую страну.
Если Францию включить в механизм управления, будет непросто отказать в этом другим государствам, заметил Сталин. И повторил, что ему хотелось бы видеть Францию сильным государством. Однако, продолжил он, мы не можем уйти от той горькой истины, что Франция сделала слишком мало для победы в этой войне, а в свое время вообще открыла ворота армии противника. Поэтому он считал, что механизм управления должен быть предоставлен тем, кто стойко сражался против Германии и понес величайшие жертвы для достижения победы в этой войне.
Черчилль согласился, что вклад Франции в победу весьма невелик, но, как он выразился, она все еще остается ближайшим соседом Германии: в будущем она будет стоять на страже по левую руку от Германии. Иден тут же добавил, что французы настаивают, чтобы войти в состав Союзной контрольной комиссии. Сталин признался, что они уже поднимали этот вопрос в Москве.
Завершая дискуссию по этому вопросу, президент США подчеркнул, что он поддерживает идею о выделении Франции зоны оккупации, но согласен и со Сталиным в том, что французов не следует включать в механизм управления, в противном случае другие страны могут тоже потребовать место в Союзной контрольной комиссии. Например, Голландия, которая понесла огромные потери от немцев, разрушивших дамбы, защищавшие голландские сельскохозяйственные земли от морской воды, на восстановление которых должно уйти теперь не менее пяти лет, чтобы они снова могли бы использоваться для культивации.
Сталин предложил, чтобы Британия обсудила с Францией ее участие в Союзной контрольной комиссии: если это случится, то это может послужить прецедентом для других стран. Сталин поставил точку в обсуждении этого вопроса, заявив: Франции можно предоставить зону оккупации, но не место в Союзной контрольной комиссии; трем министрам иностранных дел необходимо изучить проблему и представить свои мнения.
Затем Сталин заявил, что ему хотелось бы обсудить вопрос о репарациях. Утром в этот же день во время ланча министров иностранных дел в Юсуповском дворце в Кореизе, когда Молотов и Стеттиниус обсуждали репарации от Германии, Молотов воспользовался случаем, чтобы выразить надежду на получение от Америки долгосрочного кредита. Он рассчитывал, что эти слова будут переданы Франклину Рузвельту. Как объяснили Молотову в январе, у президента были полномочия от Конгресса на выделение кредитов только в течение срока действия закона о ленд-лизе. Чтобы выделить СССР долгосрочный (послевоенный) кредит, Конгрессу следовало принять на этот счет новый закон. Необходимо было начать обсуждение этого вопроса и планирование. Стеттиниус объяснил Молотову за ланчем, что он готов приступить к обсуждению вопроса «либо здесь, либо позднее в Москве или Вашингтоне»[861].
К обсуждению темы германских репараций Рузвельт успел подготовиться. По просьбе Стеттиниуса руководитель УСС Уильям Донован подготовил для обсуждения расчет советских материальных потерь в ходе войны. УСС установило, что Россия потеряла примерно 16 миллиардов долларов США основных фондов в ценах 1937 года – 25 процентов своего капитала, не считая потерь производственных запасов и личной собственности, потери которых УСС определило в 4 миллиарда долларов. (В одной только западной части России было полностью разрушено тысяча семьсот населенных пунктов, не считая сел и деревень.)
Рузвельт открыл дискуссию словами о том, что помимо интересов великих держав существуют желания и нужды малых государств, вопрос людских ресурсов и вопрос, чего хочет Россия. Он сказал, что Америке не нужны репарации в виде рабочей силы, «и он был уверен, что такой же позиции придерживается и Великобритания»[862].
Сталин ответил: «У нас есть план по репарациям в имущественной форме, но мы не готовы говорить о людских ресурсах»[863]. В этом месте Гопкинс, вероятно, забеспокоившись, набросал и передал президенту свою записку относительно потребности России в рабочей силе: «Почему бы не отправить туда всех этих штурмовиков из числа гестаповцев, нацистов и прочих нацистских преступников?»[864] Рузвельт проигнорировал эту записку.
Сталин поручил Майскому представить советский план.
Майский, обаятельный и энергичный, в совершенстве владел английским языком. Он занимал должность посла России в Великобритании и в Лондоне успел подружиться с Джорджем Бернардом Шоу и Гербертом Уэллсом еще до того, как его отозвали в Москву для разработки требований России по репарациям. Майский сообщил, что Советский Союз наметил репарации двух видов: передача (немецких) заводов, фабрик, техники, станков и находящегося за границей подвижного состава с завершением передачи через два года после окончания войны и ежегодные платежи в материальной форме в течение десяти лет; самые важные отрасли промышленности должны быть на десять лет национализированы под контролем союзников. Для обеспечения безопасности Европы в будущем, продолжал Майский, необходимо на 80 процентов урезать потенциал немецкой тяжелой промышленности: экономические нужды Германии могут быть удовлетворены 20 процентами тяжелой промышленности. Все немецкие предприятия, продукция которых может найти применение в военных целях, должны быть переданы под контроль представителей трех великих держав. Должны быть определены приоритеты между странами на основе пропорционального участия в войне и понесенных потерь. Что касается потерь Советского Союза, сказал он, то цифры поистине астрономические и даже репарации не смогут покрыть причиненного ущерба. В завершение он назвал точную сумму, на которую притязает Россия: не менее 10 миллиардов долларов США совокупных репараций в натуральной форме и в течение десяти лет.