Земля русская - Иван Афанасьевич Васильев

поколений… Что оно такое для нас, людей, живущих в совершенно новом обществе? Груз привычек, от которых надо бы избавиться? Тогда почему же так часто обращаем мысленные взоры назад? Что мы там ищем, в прошлой жизни?

Эти вопросы встали передо мной, когда я слушал русановских женщин. Как внимательно разбирают они житейский опыт матерей и как критично соотносят со своим! Значит, что-то не устраивает их в собственной жизни, от чего-то чувствуют неловкость, неудобство, неустроенность. Наверно, то же делали и их матери, и бабушки, и прабабушки. Они тоже, делая свою жизнь, оглядывались туда, в глубины народной жизни. И так — поколение за поколением — создавался нравственный опыт народа, ни с чем не сравнимое, уникальнейшее национальное богатство. В нем нет ничего ненужного, вредного, в нем все для своего времени целесообразно, полезно, необходимо, ибо перенято и выработано с простой и ясной целью — ж и т ь. Все, что мешало, что было неудобно или вредно, отбрасывалось, оставалось только полезное. Опыт поколений — это сумма целесообразностей. Одна из них — семья. «На что и клад, коли в семье лад». И когда ладу нет, начинаем искать. А искать надо там, где оставлено.

Иногда мы восхищаемся «современностью». Местная журналистка рассказывает, что ей нравится в сегодняшней сельской молодежи:

— Парни в фирменных джинсах садятся на трактор и едут на поле. А что, говорят, молиться на тряпки, что ли? Или вот пожилая доярка упрекает свою дочь, агронома: «Неужели тебе лень сорочку починить? Бретелька оторвалась — новую вещь выкидываешь». А дочка — ей: «Это вы ходили в чиненом, мы в другое время живем».

Не склонен я восхищаться подобным небрежением. Допускаю, что оно в какой-то мере есть протест против одуряющего «вещизма», но протестовать полным отрицанием — это от анархизма. Деревенскому жителю не была свойственна погоня за вещью ради «у вас нет, у меня есть», а вот бережливость, заботливость у него в крови, потому что всякая вещь для него олицетворение труда.

Бережливость… Как нужна она нам сегодня! Рассказывал мне старый крестьянин, как ячменное поле за его деревней химики «пололи». Теперь ведь сорняки химикатами убивают, так вот, приехал трактор с опрыскивателем на поле, а ячмень по колено, выколосился уже. Тракторист спрашивает: как быть? Агроном отвечает: «Валяй! План по обработке спущен — надо выполнять». Сурепку ядом убили, ячмень — колесами.

Боюсь, не из тех ли «нигилистов» эти земледельцы! Нет уважения к «своему», не будет заботы о «нашем». Такие, не задумываясь, бросят в поле сеялку, свалят в канаву удобрения, не станут горевать над полегшим хлебом, над гниющим под дождем сеном. Небрежение становится привычкой, а привычка — вторая натура.

Был я однажды в богатейшем на Смоленщине колхозе имени Радищева. Сопровождавший меня инженер, показывая целые улицы облицованных кирпичом домиков, не без хвастовства сказал, что у них уже 70 процентов жилья — коммунальное и что плата совсем мизерная, что-то около трех рублей в месяц. Мне, приезжему, бросилась в глаза странность: одни дома в садах, в палисадниках, чистые, ухоженные, другие всем ветрам открытые, запущенные, неприютные. Оказалось, вторые-то и есть коммунальные. Квартиросъемщики в них живут, а не хозяева. Какой еще заботы от них ждать?

Михаил Михайлович Васильев, русановский председатель, не скрывает своего возмущения «небрежителями»:

— Приходит в правление здоровый мужик и требует: дайте мне корову, поставьте хлев, я корову хочу держать. Второй — с заявлением: пошли ему плотников крышу починить. А то еще хлеще — выгребную яму колхоз ему вычисти, сам рукой не шевельнет.

Когда мы с Иваном Петровичем Букашкиным ездили по колхозу, в одной деревне женщины пришли с жалобой: воды в деревне нет. Брали раньше с родника, но родник заилился. «Скажите, своим мужикам, пусть возьмут лопаты и очистят», — ответил председатель. Бывшие тут же мужики возопили: «Вот еще, там на целый метр копать надо!» Так и маются без воды.

Как все это называется? Обыкновенной ленью? Нет, это уже психология иждивенца. И вы думаете, они старательные работники в общественном хозяйстве? Нет, такие же, как у себя дома.

Хвала русановским женщинам, обратившимся к опыту своих родителей и понявшим, что дома должна быть «полная семейная нагрузка», тогда и мужья становятся хозяевами и дети вырастают заботливыми.

В судьбе поколения бывают периоды, когда оно не стихийно, а сознательно обращается к прошлому. Так было с нами в годы войны. Мы обратились к великим своим предкам, чтобы укрепиться духом. Мы не хотели быть какими-то особенными, невесть откуда взявшимися, мы с гордостью считали себя преемниками и продолжателями их мужества, отваги, любви к Отчизне. Это придавало нам крепости, душевной уравновешенности, и наше поколение не посрамило чести русской земли.

Наши дети подвергаются другому испытанию — испытанию достатком, свободным временем, облегченным трудом. Часть молодых людей не выдерживает этого испытания. Тянет их к праздности и потребительству. Не эту ли опасность узрели русановские женщины, понявшие, что один ребенок в семье растет эгоистом, и родившие второго и третьего. Именно эту. И, уберегая детей от эгоизма, обращаются к опыту своих матерей, и жизнь родителей открывается им во всей красе нравственной стойкости.

И опять подумал я о том, как прав секретарь райкома Прокошенко, говоря о внимании к семье. Мы еще не задумались как следует над таким вопросом: как отразилось затянувшееся отставание экономики края на семейных устоях? А связь тут несомненная. Коснемся лишь одной стороны — рождаемости. Деревня без детей — явление ненормальное, тут и доказывать нечего. Молодежь уходила, особенно девчата, молодых семей все меньше, а в тех, что есть, не хотят иметь много детей. Конечно, негативное это явление надо рассматривать прежде всего экономически. И как следствие, и как причину. Материальная необеспеченность, отсутствие устойчивой перспективы породили малую семью, а малая семья влечет за собой, в конечном счете, ослабление экономики. Семья — очень чуткий общественный барометр, и отставание нашего края больнее всего ударило по этому чуткому прибору. Стали ослабевать нравственные устои. Беспокоит нас нарастающая бесхозяйственность. А где ее зародыш, как не в семье. Ни бригадир, ни правление, ни товарищеский суд не сделают тракториста добросовестным работником, если не сделала этого семья. Экономику можно быстро поправить, получил деньги — и строй, корчуй, удобряй, механизируй. На человека, на зарядку его души усилий надо больше. А без человека и экономику не двинешь. Вот почему с таким обостренным вниманием оборотился райком партии в сторону семейных проблем.

Легких успехов тут не ожидается. По возвращении с экзаменов в Переслегинской школе мы с Прокошенко попросили некоторых, наиболее опытных, секретарей партийных организаций изложить свои наблюдения и мнения о современной сельской семье. И что же? А то, что — ничего нового. Какие-то заученные суждения,