Расцвет и упадок государства - Мартин ван Кревельд

Однако эти и другие «международные поцелуи», как их называли критики, взявшие себе наименование «реалистов», не смогли предотвратить развязывание Второй мировой войны, величайшей захватнической войны всех времен. Однако это отнюдь не означает, что в качестве индикатора общественного настроения все это не имело никакого значения. Сразу после окончания Второй мировой войны люди, считавшиеся виновными в ее развязывании, предстали перед судом в Нюрнберге и Токио. Предъявляя им обвинение в новом преступлении, о котором не было слышно со времен Гуго Гроция[871], а именно, в планировании и ведении «агрессивной» войны, суды, учрежденные союзниками, опирались на пакт Бриана-Келлога[872]. Аргументы защиты о том, что это был обвинительный акт post facto[873] за преступление, совершенное в то время, когда оно не считалось преступлением, не были услышаны. Самые главные нацистские и японские военные преступники были осуждены за это и за другие преступления, и большинство из них было казнено. Более того, не прошло и 13 месяцев после окончания военных действий, как запрет на агрессивную войну и применение силы для присоединения территорий, принадлежащих другим суверенным государствам, был записан в Статье 2 (4) Хартии ООН. Со временем, по мере присоединения к ООН все большего числа государств, Хартия стала документом, который подписало наибольшее количество участников за всю историю человечества.

Статья 39 Хартии предоставила право решать, что является агрессией, Совету безопасности ООН, для которого, ввиду разногласий между его членами, эта задача оказалась крайне тяжелой[874].

Тем не менее можно утверждать, что попытка не дать государствам воспользоваться плодами агрессии путем расширения своих территорий увенчалась успехом. Последний раз международная война привела к аннексии территорий в 1945 г., когда СССР присоединил земли, ранее принадлежавшие Польше (которая, в свою очередь, аннексировала немецкие земли), Германии, Чехословакии и Японии; с тех пор государственные границы оставались практически неизменными. Примечательно, что ни корейская война, ни три индо-пакистанские войны, ни индо-китайская война, ни одна из арабо-израильских войн не закончились передачей крупных участков территории одной из сторон; действительно, большинство войн и вовсе не приводило к каким-либо территориальным изменениям. Самое большее, страна могла быть разделена на части и могли быть созданы новые государственные границы. Так, например, произошло в Югославии между 1991 и 1995 гг. То же самое случилось в Палестине в 1948–1949 гг., когда Израиль, основанный в соответствии с резолюцией ООН, занял больше территорий, чем ему было предписано по плану раздела. В то время король Иордании Абдалла, который, возможно, действовал по согласованию с Израилем, воспользовался возможностью и захватил территорию площадью около 2000 кв. миль, известную как Западный берег реки Иордан. Впрочем, только две страны в мире признали эту аннексию — Великобритания и Пакистан; в любом случае, эти действия уже официально аннулированы.

В целом же восторжествовала идея о том, что сила не должна использоваться для изменения границ, еще раз подтвержденная Резолюцией ООН № 2734 от 1970 г.[875] До 1945 г. победа в войне обычно вела к капитуляции побежденной стороны, подписанию мирного договора и уступке территорий; теперь же почти без исключений максимум, на что могут рассчитывать захватчики, это на перемирие. К примеру, на Ближнем Востоке сложившееся состояние «ни мира, ни войны», как оказалось, может тянуться десятилетиями; в результате на многих современных политических картах границы отмечены двумя линиями: зеленая показывает государственные границы (которые существовали только в течение первых 19 лет после 1948 г.), а фиолетовая обозначает линию прекращения огня, появившуюся в 1967 г. Действительно, приверженность к status quo ante[876] было столь сильна, что она одерживала верх даже в случаях, когда побежденный просто не имел возможности изгнать победителя. Так было, когда Индия заняла несколько тысяч квадратных миль пакистанской территории в 1971 г., а также когда Китай вторгся во Вьетнам в 1979 г.

Более того, упадок большой войны привел к изменениям в связанной с ней терминологии. Практически вышел из употребления целый ряд терминов, таких как «покорение» и «право на завоевание», которые еще в 1950 г. являлись неотъемлемой частью юридической лексики, употреблявшейся в работе по международному праву, написанной таким высококультурным представителем власти, как официальный советник британского правительства Ее Величества[877]. Из этих двух понятий первое приобрело архаичное, если не сказать странное, звучание. Второе считается, по сути дела, противоречием в терминах, учитывая, что сила, примененная одним суверенным государством против другого, по определению, больше не может быть источником права. Ушли в прошлое и «военные министерства» разных государств, будучи переименованными (все без исключения) в министерства обороны, министерства безопасности и т. п. Разумеется, изменение названия не обязательно означало другой вид деятельности. Как и в прошлые столетия, во многих странах чиновники от «обороны» продолжали планировать и готовить войны, по крайней мере часть из которых носила агрессивный характер. Тем не менее все это подчеркивало растущую силу международного права в вопросе делегитимизации войны, по крайней мере, такой войны, которую одно государство ведет против других.

Вторжение Ирака в Кувейт в 1990–1991 гг. стало еще одним шагом к делегитимизации межгосударственной войны. На фоне меняющихся международных норм столь откровенных попыток оккупировать суверенное государство и стереть его с карты не было, возможно, со времен Корейской войны. Оставляя в стороне вопрос о нефти, неудивительно, что Саддам Хусейн был осужден всем миром; более того, ему не удалось добиться признания аннексии территорий даже от горстки поддерживающих его стран, таких как Куба, Иордания, Йемен и Судан.

Характерно, что государства, входившие в коалицию против Ирака, не стали отвечать объявлением войны по собственному почину. Следуя прецеденту, созданному в Корее в 1950 г., они попросили Совет безопасности ООН (в котором, конечно, их собственное влияние было преобладающим) о предоставлении мандата на прекращение агрессии или, проще говоря, на то, чтобы вышвырнуть иракцев из Кувейта. Как отмечалось в то время[878], правовая процедура, избранная президентом Бушем, поставила вопрос о том, обладают ли сегодня государства по-прежнему правом на применение силы для преследования собственных интересов, или же они должны испрашивать соответствующее разрешение подобно тому, как делали это средневековые князья, обращаясь за подобной санкцией к римскому папе. Как показали последующие события, созданный прецедент имел определенное значение. Большая часть 1995 г. была потрачена на обсуждение вопроса, имеет ли право НАТО, представляющая собой всего лишь союз суверенных государств, посылать войска в Боснию, не запрашивая мандата ООН. В начале 1998 г., когда США попытались наказать Саддама Хусейна за то, что он якобы препятствовал инспекциям по вооружениям, которым Ирак подвергался в течение предыдущих семи лет, они обнаружили, что начало войны без разрешения Совета безопасности может привести к значительным политическим потерям.

Де-юре и де-факто к концу XX в. межгосударственная война стала уходить в прошлое. Право вести войну, вместо того чтобы оставаться неотъемлемой составной частью суверенитета, было аннулировано за исключением случаев, когда оно использовалось строго в целях самообороны; и даже в тех случаях, когда государства все-таки вели войну исключительно в порядке самообороны (и именно с этой целью), им больше не позволялось извлекать выгоду за счет территориальных изменений. Так война потеряла свое основное привлекательное свойство. В то же время, если говорить о ведущих державах, с появлением ядерного оружия ставки значительно выросли; не удивительно, что уменьшилась вероятность войны, по крайней мере между этими государствами.

Что до межгосударственных войн, которые все еще иногда велись, то во всех случаях практически без единого исключения ни численность вовлеченных вооруженных сил, ни масштаб военных операций, ни угроза существованию воюющих сторон даже близко не доходили до уровней, имевших место до 1945 г. От Ближнего Востока и до Тайваньского пролива мир все еще является опасным местом, а на смену старым формам вооруженных конфликтов приходят новые[879]. Тем не менее, по сравнению с тем, как обстояли дела еще в 1939 г., произошли действительно важные изменения.

По мере того как появление ядерного оружия и распространение новых идей в международном праве приводили к тому, что государство лишалось возможности расширять свои территории за счет соседей, оно направляло свою все еще немалую энергию на решение внутренних проблем. Используя такие инструменты, как статистика, налоги, полиция, тюрьмы, обязательное образование и социальные пособия, государство распространяло свою власть над гражданским обществом на протяжении веков, навязывая свои законы, уничтожая или по крайней мере серьезно подрывая институты более низкого уровня общности, в рамках которых люди привыкли проводить свою жизнь, и расширялось до тех пор, пока не стало возвышаться над гражданским обществом подобно гигантской башне. Примерно с 1840 г. социалистические идеи, реализуемые на практике, работали в том же направлении и способствовали соответствующим изменениям; затем окончание Второй мировой войны ознаменовало не начало периода расслабленности, но, наоборот, заставило государство удвоить усилия.