Русская фантастика 2011 - Василий Мельник

— Последняя граната, — сказал майор. — Больше нет.

В подъезде он в первую очередь достал планшет, развернул карту.

— Не нравится мне эта дорога, — сказал он. — Слишком большая активность. Придется идти через канализацию. Тут недалеко есть люк.

— Через канализацию? — опешила Андревна. — Да вы что?!

— Я надеюсь, она еще не совсем замерзла. Если там тепло и влажно, нам повезло.

— Если там тепло и влажно, мы задохнемся или утонем!

— Не-е, майор, — включился депутат. — Кнлиза-ция — это говно. Это плхая идея. Пойдем лучше пъ дороге, я тя как друга пршу.

Майор молча отодвинул его в сторону и вышел во двор. Канализационный люк виднелся тут же, в двух шагах, черный, древний, с какими-то чугунными вензелями по периметру.

— Не-не, майор! — Депутат вцепился ему в воротник. — Я те друг иль нет? Я тя туда не пущу! Там темно, сыро и влажно. Друг или не?! Скажи «друг», тогда пройдешь!

Майор двинул его в челюсть. Депутат грохнулся на асфальт, взбрыкнув ногами.

— Спускаемся в прежнем порядке. Толстяк остается здесь. Он меня достал. — Майор сдвинул тяжелую крышку.

— Да вы что! — снова возмутилась Андревна, почувствовав, что может вернуть часть власти. — Никого мы здесь не оставим. Не позволяйте себе лишнего!

Майор безнадежно махнул рукой и стал спускаться в темноту.

В канализации было темно, холодно и неуютно. С толстых труб, тянущихся вдоль потолка, свисали какие-то заледеневшие тряпки и сосульки подозрительно темного цвета. Воняло сероводородом. Ханурик то и дело обливал себя «шипром». Это помогало всем. Стены были покрыты ледяной коркой. В некоторых проходах виднелись белые ошметки, а за сливными решетками клубилась пыль. Пару раз из темноты боковин вываливались полусформировавшиеся тени, которые тут же успокаивались после доброй порции «Столичной» из брызгалок.

— А я думала, канализация — это большая труба, заполненная дерьмом, — сказала завуч, оглядываясь.

— Все так думают, — ответил бугай Бутырко. — Нас как-то послали на задание, а там хоть и горы с пустыней, в Кабуле-то, а канализация все равно…

— Старший сержант! — прикрикнул на него майор.

Они вышли в помещение главного коллектора.

— Виноват, — Бутырко замолчал.

— Ой-вей! — раздался из темноты голос. — Да все таки знают, что в Кабуле наши контингенты!..

Ханурик заорал и стал палить на голос. Грохот дребезжал в ушах, отражаясь от высокого бетонного потолка. Майор одним движением отобрал у него карабин и двинул локтем в грудь. Ханурик сел.

— Ну вот, я же так и думал, — печально сказал голос. — Незачем внезапно говорить старому еврею, его обязательно начнут расстреливать.

Пять фонарей, в панике порыскав по темным стенам, уткнулись в сидящую напротив человеческую фигуру.

— Кто таков? — крикнул майор. — Чего здесь делаешь?

Человек, кряхтя, поднялся, отряхнул черное замызганное пальтецо, снял шляпу, обнажив голову с жидкими седыми волосами, свисавшими подобно сосулькам.

— Это очень сложно объяснить кто я таков и что здесь делаю, гражданин начальник. Фамилия моя Вундермахер, зовут Моисей Лазаревич, а здесь я сижу. Сидеть — это мое постоянное занятие. Я сидел при Владимире Ильиче, сидел при Иосифе Виссарионовиче. При Георгии Максимилиановиче меня ненадолго выпустили, но при Никите Сергеиче снова посадили. А все почему? А все потому, что кому-то пришло в голову, что я не люблю советскую власть. Кто-то решил, что сидя я буду любить ее больше. А теперь я сижу здесь, и мне совсем не нравится, что происходит у вас там, наверху.

— Это местный безумец, — тихо объяснила Андревна майору. — Его недавно из психушки выпустили.

— Ясно, — ответил майор. — Так, гражданин… э-э… Махер. Производится эвакуация населенного пункта. Собирайтесь. Пойдете с нами.

— И вы таки думаете, что я как несмышленый елед обрадуюсь вашему предложению? Здесь тепло и не слишком воняет. А наверху радостно бродят огромные шлимазлы, и мне совсем не хочется с ними встречаться…

— Это не обсуждается, — сказал майор. — У меня приказ очистить местность от посторонних. И я его выполню…

— А меня хотел оставить, — пробурчал протрезвевший от запаха депутат.

— …если посторонние меня не слишком напрягают, — добавил майор, глянув на него.

Вундермахер развел руками и снова надел шляпу.

— Собирайте вещи.

— Вы видите здесь какие-то вещи? Вот когда меня забирали в первый раз, рядом таки действительно были вещи!

На бетонном полу лежала только газета с какими-то объедками.

— Тем лучше. Клава, выдай ему запасные очки и пару брызгалок из своих запасов. Так, гражданин Махер, как только увидите что-нибудь серое и клубящееся, пускайте струю. Поможет.

— Да, — согласился тот. — Струю пускать мне даже в лагере иногда помогало.

— Значит, так, — обратился майор к своему маленькому отряду. — Теперь нас девять. — Он посмотрел на депутата. — Точнее, восемь с половиной. И половина — это далеко не пионер. И даже не Махер. Идем дальше колонной строго по два человека, исключая гражданина еврея. Авангард — я, Клава. Арьергард — турист и сержант. Пионер, завуч — вторые за нами.

— А можно мне пистолет? — спросил пионер.

— Нельзя. Затем — безумец и алкоголики. Смотреть в оба, особенно на развилках и при наличии боковых коридоров. Фонарики и спирт наготове. Выдвигаемся.

Метров через сто, после двух стычек с мелкими тенями, судя по их виду, бывших когда-то крысами или собаками, майор посветил фонариком на потолок.

— Сыро, — объявил он. — Река близко.

— Сдается мне, граждане начальники, зря вы туда идете, — сказал Вундермахер. — Там же самое что ни на есть логово главного кипода. И он совсем не обрадуется вашему появлению.

Тоннель упирался в бетонную стену, по которой медленно стекала полузамерзшая вода. Рядом были металлические скобы, наверху виднелся люк.

— Пришли, — сказал майор. — Там река. Она наверняка холодная, но это лучшая защита от нападения. Даже лучше спирта. Если что — ныряйте с головой. Потом отогреетесь. В полутора километрах на восток первые заставы. Для нас главное — добраться туда. После этого забудете все, как страшный сон. Старайтесь не смотреть назад. Там аэродром. И то, во что он сейчас превратился.

Ивана передернуло, и он с ужасом понял, что обязательно посмотрит.

Они вылезли на потрескавшийся холодный асфальт, продуваемый со всех сторон. Берег реки начинался шагах в десяти от люка, за голыми прутьями какого-то мертвого кустарника. Даже отсюда было видно, что река наполовину обмелела, а вдоль берегов бугрится кромка странного голубого льда.