Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола - Джон Стейнбек

Я был бы очень рад, если б Вы взяли на себя труд продолжить изучение сицилианских постельных покрывал и при этом особое значение придавали бы взаиморасположению фигур. Я практически уверен, что именно в народном искусстве (которое, как известно, является в высшей степени символическим), расположение фигур никогда не бывает случайным. Люди Средневековья вкладывали в подобные вещи определенный смысл — своеобразное послание, которое мы по своему невежеству не можем расшифровать.

Если же говорить в общем и целом, Чейз, то я считаю, что Ваша поездка в Италию оказалась чрезвычайно полезной. Благодаря ей в наших изысканиях наметилось новое направление, и я надеюсь, что Вы последуете этой неисследованной тропой с обычным для Вас упорством и тщанием. В прошлом Вы неоднократно доказывали свой профессионализм и безошибочное чутье исследователя.

Я очень надеюсь, что в следующую свою поездку Вы изыщете время посетить библиотеку Ватикана в Риме. Вы не хуже меня знаете, что в пятнадцатом веке английские джентри почти все свои споры решали через папу. Я лично обнаружил в Ватикане большое количество материалов, касающихся Мэлори. И я уверен, что это еще не все находки в церковных хранилищах. Чтобы облегчить Вам будущие исследования, я предлагаю написать письмо монсиньору, который является главным хранителем всех ватиканских документов. Нужно попросить его подготовить для Вас допуск в хранилище и помощь в отыскании и обработке материалов. Я убедился, что тамошние власти всегда с пониманием относятся к подобным просьбам — если только дело не касается Святейшей канцелярии. Ну, и ладно, инквизиция не входит в область наших интересов.

И еще, пока я не забыл, хочу поздравить Вас с последними находками. Вы потрудились на славу, и дело тут не только в везении, как Вы утверждаете. Полагаю, оно бы Вам не помогло, если б Вы не знали, где искать, и как увидеть то, что находится у Вас перед глазами.

Если говорить о нашей работе, растянувшейся на долгие годы, то мне кажется, что сейчас передо мной наконец-то забрезжил свет в конце туннеля. Надеюсь, в ближайшее время мы с Вами встретимся и наметим план дальнейших действий.

А пока отдыхайте и готовьтесь к грядущему каторжному труду. Как известно, любознательные не ведают покоя.

ЭРО

Нью-Йорк, 8 июля 1965 г.

Я снова вернулся к своей работе по артуровской теме. У меня уже есть парочка интересных идей. Чувствую себя на подъеме, пишу, но пока не хочу ничего Вам показывать. Думаю, что будет благоразумнее дождаться конкретных результатов. Вот допишу, а тогда уж посмотрю: если выйдет плохо, то смогу просто уничтожить текст. Однако в настоящий момент мне все нравится, и я верю, что получится нечто стоящее. Может быть, странное, непривычное, но уж точно не плохое.

Послесловие

Мне, как и Джону Стейнбеку, было девять лет, когда я впервые взял в руки роман сэра Томаса Мэлори «Смерть Артура» в обработке Кэкстона. И, подобно Стейнбеку, я сразу же влюбился в эту бессмертную книгу. Она познакомила меня с более древней и более богатой формой английского языка (я помню, как был очарован таинственными, непонятными словами и непривычной грамматикой), а также с миром литературной фантазии как таковой. Ибо следует признать, что при всех своих исторических корнях, миф о короле Артуре содержит множество фантастических элементов — пожалуй, больше, чем любой современный приключенческий роман.

Сразу после своего выхода в свет в 1485 г. книга «Смерть Артура» завоевала сердца огромной читательской аудитории. На мой взгляд, ни одно литературное произведение не оказало на западную культуру такого влияния, как этот роман. Сегодня и дня не проходит, чтоб мы не помянули легендарного короля Артура, Мерлина, Гвиневеру, меч Эскалибур, рыцарей Круглого Стола, Святой Грааль или какой-нибудь другой элемент артуровского цикла. Повсюду, от «Королевских идиллий» Теннисона и до эскапад «Монти Пайтона», мы сталкиваемся с наследием Томаса Мэлори.

И хотя роман «Смерть Артура» — в качестве бесценной антологии безрассудно-храбрых рыцарских деяний — занимает особое место в народном сознании, тем не менее литературный стиль Мэлори является сложным для восприятия публики, воспитанной на традиционных комиксах, кино и телевидении. Поэтому вполне понятно желание Стейнбека пересказать эту историю, представить ее в виде, более привычном и приемлемом для современного юношества. Подобные попытки неоднократно предпринимались и ранее, но мало кто из авторов преуспел так, как Джон Стейнбек.

К работе над своим последним романом «Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола» Стейнбек приступил в 1958 г. Если вначале писатель намеревался, по его же собственным словам, «перевести» Мэлори (пускай роман, невзирая на его архаический язык, и так написан по-английски), то впоследствии он отказался от идеи простого пересказа и пошел куда дальше. Известно, что когда его издатель Чейз Хортон и литературный агент Элизабет Отис ознакомились с первыми главами романа, они выразили озабоченность тем направлением, в котором двигалась работа. К сожалению, мы не можем буквально процитировать их высказывания — эта часть переписки не сохранилась. Но, если судить по ответным письмам Стейнбека от 13 и 14 мая 1959 г., друзья призывали автора пересмотреть изначальные взгляды относительно формы романа.

Этот совет — вкупе с собственной убежденностью, которая неизменно росла в ходе работы над романом — и привели к тому, что Стейнбек решил: он будет рассказывать историю так, как сам чувствует, не оглядываясь на исходный текст Мэлори. И действительно, мы можем проследить, как, начиная с глав «Смерть Мерлина» и «Фея Моргана», автор все дальше отходит от канонического изложения Мэлори и окунается в гущу жизненных реалий. Впервые за долгое время персонажи романа предстают перед нами не застывшими и загадочными символами далекой эпохи — они начинают говорить, двигаться и чувствовать, как обычные живые люди. Да и земля, на которой они живут, благодаря описаниям Стейнбека становится осязаемо-материальной, приобретает узнаваемые черты. Язык автора — богатый при всей своей доступности, усиленный использованием традиционных англосаксонских оборотов — представляет собой большую редкость для этого жанра, где, как правило, господствует скучная и невнятная проза. В конце концов, Стейнбек приходит к тому, что позволяет себе вставлять собственные наблюдения и размышления по поводу человеческой природы. И мы благодарны за это автору, ибо именно в подобных вставках наиболее ярко проявляется его талант великого писателя.

Изменение стиля происходит постепенно на протяжении всего романа и достигает своего апогея в двух последних (и самых длинных) главах под названием «Гавейн, Ивейн и Мархальт», а также «Замечательная повесть о сэре Ланселоте Озерном». На мой взгляд, эти две главы являются подлинными шедеврами не только обширной артурианы, но и всей фантастической прозы в целом. Так, по воле Стейнбека, возникает совершенно новый образ сэра Гавейна, неотразимого в своем простодушном эгоизме. А чего стоит трагическое описание битвы Мархальта с великаном-недоумком или же его горько-сладостный роман с таинственной дамой. Вкладом Стейнбека является и необычная история воспитания юного сэра Ивейна под руководством неутомимой дамы Лайны (кстати, это один из самых убедительных и правдоподобных образов женщины-воина, который мне встречался в литературе). Не менее ярким является и стейнбековский образ Ланселота — рыцаря, обладающего почти сверхчеловеческими способностями во всем, что касается воинского искусства, но такого беспомощного и уязвимого там, где дело доходит до его чувства к королеве Гвиневере. Нет, по-моему, они просто восхитительны — эти две последние главы, насыщенные действием, неподражаемым юмором и глубоким пониманием жизни со всеми ее радостями и печалями.

Учитывая, сколь строго автор придерживался канвы повествования в начале книги, мне кажется даже удивительным, насколько далеко он отклонился от «Смерти Артура» во второй половине романа. Стейнбек не только придумывает и вводит новые сцены, отсутствующие в исходном тексте, но также углубляется в мотивы своих героев, анализирует их мысли и чувства, то есть делает то, о чем сэр Мэлори и не помышлял. Женские персонажи у него получаются не менее яркими и значимыми, чем мужские — еще один факт, немыслимый во времена Томаса Мэлори.

Прежде чем приступить к работе над книгой, да и в процессе ее написания Стейнбек посвящал много времени изучению материала — он проводил долгие часы в библиотеке, штудируя сотни исторических и литературных источников, неоднократно посещал места, так или иначе связанные с романом Мэлори «Смерть Артура». Плоды этих кропотливых исследований как раз и дают себя знать в означенных главах «Гавейн, Ивейн и Мархальт» и «Замечательная повесть о сэре Ланселоте Озерном». Страна, в которой разворачивается действие, — это насквозь реальная Англия, а вовсе не то идеализированное, сказочное королевство, которое могло бы возникнуть в воображении автора, больше знакомого с автомобилями и железобетонными конструкциями, нежели с рыцарскими мечами и боевыми скакунами. Время и место действия романа точно не определены, он представляет собой некую смесь из средневековых и более ранних элементов. Но это не помешало Стейнбеку сделать свой мир чрезвычайно убедительным и не менее реальным, чем наш собственный современный мир. Свое повествование он обогащает множеством ценных деталей, касающихся экономики и сельского хозяйства, религии, архитектуры, социального устройства общества и тендерного распределения ролей. Причем, что важно, все эти детали являются достоверными, основанными на глубоком и целостном понимании истории. Прекрасным примером тому служит беседа Ланселота с настоятельницей аббатства. Эти несколько страниц буквально перенасыщены информацией, однако благодаря мастерству автора, благодаря его мягкой, изящной манере письма у нас вовсе не создается впечатления, будто нам читают скучную лекцию.