Политическая биография Сталина - Николай Капченко

Из писем Сталина явствует, что он внимательно читает нерегулярно поступающие к нему газеты и журналы, настойчиво просит присылать необходимые ему книги по социально-политической проблематике, в особенности по национальному вопросу. Так, вскоре после прибытия в ссылку он пишет шифрованное письмо Н.К. Крупской в Краков: «Я, как видите, в Туруханске. Получили ли письмо с дороги? Пришлите деньги. Если моя помощь нужна, напишите, приеду немедля. Пришлите книжек Штрассера, Паннекука и Каутского»[500]. Крупская в ответном письме, пересланном через Киев, сообщала, что сразу же были посланы деньги, подобраны книги по национальному вопросу и проинформировала о некоторых внутрипартийных делах.

Видимо, занятия национальным вопросом стояли в центре его тогдашних политических интересов. Весьма удачный опыт, воплотившийся в фундаментальной статье, подробно о которой речь шла выше, стимулировал его, побуждал к дальнейшей разработке этой проблематики. В письме к Р. Малиновскому он излагает свои довольно амбициозные планы в области литературной работы: «Мне пишет один из питерских моих приятелей, что работников-литераторов страшно мало в Питере. Если это верно, напиши — я скажу И. Сталину, чтобы он почаще писал. Все-таки помощь. Он уже послал в «Просвещение» большую статью о «культурно-национальной автономии». Если он получит из России нужные книги (а он их получит, ибо выписал их), то напишет и пришлет такую же большую статью (фельетонов на 5) для «Правды» под заглавием «Об основах марксизма» Будет также (для «Просвещения») статья «Организационная сторона национального вопроса». Если нужно, напишет и пришлет для «Правды» популярную статью по национальному вопросу, доступную вполне для рабочих. Ты только напиши, закажи»[501].

Работа Сталина о культурно-национальной автономии оказалась потерянной, а потому о ее содержании судить нельзя. Можно только высказать логичное предположение, что она развивала и конкретизировала положения, высказанные автором в статье «Марксизм и национальный вопрос». Как видно, Сталин продолжал углубленное изучение этой исключительно важной проблемы. В. Швейцер в своих воспоминаниях писала об одной из своих поездок к Сталину: «… на столе лежала книга Розы Люксембург на немецком языке, которую Иосиф Виссарионович читал и переводил на русский. В ссылке Сталин продолжал работать над второй частью своей книги «Марксизм и национальный вопрос», первую часть которой он написал за границей, живя у Владимира Ильича Ленина. Книга эта была напечатана в нескольких номерах журнала «Просвещение» в 1913 году. Владимир Ильич очень высоко оценил работу товарища Сталина и считал его выдающимся знатоком национального вопроса»[502].

Трудно поверить в то, что Сталин действительно переводил книгу Р. Люксембург на русский язык: для этого он недостаточно знал немецкий язык. Скорее всего, он пытался читать ее с помощью словаря, что больше соответствовало уровню его знаний немецкого языка. Из полицейских документов явствует, что при одном из его арестов у него был обнаружен среди других книг русско-немецкий разговорник. Видимо, в преддверии своих поездок за границу в тот период он начал (или продолжил) изучение немецкого языка. Однако в любом случае, даже при прекрасном владении самим вопросом, ему явно не под силу был самостоятельный перевод книги Р. Люксембург, которая писала отнюдь не таким же ясным и лапидарным стилем, как Сталин.

Обращает на себя внимание еще одно любопытное обстоятельство. В письме к Н.К. Крупской он писал, что может в случае необходимости приехать «немедля». Это, очевидно, дает основание полагать, что, по его расчетам, ему нетрудно было совершить, как и прежде, очередной побег из ссылки. Однако на деле оказалось все иначе. По прошествии нескольких месяцев в письме тому же Р. Малиновскому звучат совершенно иные нотки: «Кто-то, оказывается, распространяет слухи, что я не останусь в ссылке до окончания срока. Вздор! Заявляю тебе и клянусь собакой, что я останусь в ссылке до окончания срока (до 1917 г.). Когда-то я думал уйти, но теперь бросил эту идею, окончательно бросил. Причин много, и, если хочешь, я когда-нибудь подробно напишу о них. Иосиф»[503].

Какие причины имел в виду Сталин, сказать сейчас трудно, если вообще возможно. Не исключено, что до него могли дойти распространявшиеся тогда среди ссыльных слухи относительно причастности Р. Малиновского к провокаторской деятельности и он, чтобы ввести охранку в заблуждение намеренно писал, что останется в ссылке до окончания срока. Таким путем можно было дезориентировать как самого Р. Малиновского, так и через него охранку. Вполне допустимы и другие, неизвестные нам причины высказанного им намерения, вопреки прежней практике, отбыть весь причитавшийся срок[504]. Во всяком случае, даже если Сталин и не собирался проводить целых четыре года за Полярным кругом, то его слова оказались пророческими: побега из последней ссылки он так и не совершил.

Центральным событием, своего рода осью, вокруг которой вращалась вся политическая жизнь не только в Туруханской ссылке, но и в России, как и во всем мире, конечно, была начавшаяся первая мировая война. Все политические партии вне зависимости от их желания или нежелания должны были занять определенную позицию в связи с разразившимся всемирным пожаром. Раскаты этого поистине вселенского события докатились и до Туруханского края. Война сказалась на жизни ссыльных самым прямым и непосредственным образом: ухудшились их материальные условия, ужесточился режим, до минимума сведены возможности организации побега, не говоря уже о том, что суровыми стали меры наказания за политические преступления, которые фактически приравнивались к государственной измене.

Но самым главным для ссыльных революционеров являлся вопрос об отношении к начавшейся войне. Как уже отмечалось выше, позиция большевиков (и Сталина в том числе) в период русско-японской войны была однозначной — они выступали за поражение в ней, полагая, что такое поражение станет прелюдией к краху царского режима и откроет путь к революции. Частично такие надежды оправдались. Но после начала первой мировой войны ситуация в мире, как и в стране, коренным образом отличалась от периода русско-японской войны. Естественно, это диктовало необходимость выработки новой стратегии и тактики по такому жизненно важному вопросу. Щепетильность заключалась прежде всего в том, что во всей империи бурный размах приобрели усиленно поощряемые сверху патриотические настроения, призывы дать отпор германской агрессии против России. Правящие круги умело направляли этот патриотический подъем, стремясь канализировать его в русло поддержки режима и правительства. На этом фоне любая антивоенная позиция легко могла быть представлена как антинациональная и предательская по своему существу. Поэтому принятие большевиками антивоенной платформы, в какой бы форме это ни было выражено, неизбежно было сопряжено с перспективой потери ими своего влияния в части рабочего движения и вообще в общественном мнении страны. Дилемма, надо сказать, была достаточно суровой. Выбор был узок: или пойти наперекор развернувшейся патриотической волне и отстаивать свои прежние принципиальные взгляды, рискуя при этом утратить часть завоеванного авторитета, или поддаться напору этой волны и пойти «вместе со всеми».

Решающую роль в выработке и отстаивании позиции большевиков по вопросу об отношении к войне сыграл В.И. Ленин. Он проявил исключительную настойчивость, решительность и бескомпромиссность, выступая зато, чтобы большевики и их фракция в Государственной думе не поддались угару патриотических настроений и не изменили своей принципиальной линии. Основные положения большевиков по вопросам войны и мира были сформулированы в написанном В.И. Лениным манифесте ЦК партии «Война и российская социал-демократия», опубликованном 19 октября 1914 г. Ключевые моменты этой позиции сводились к следующем положениям: 1) исходя из тезиса, согласно которому война приблизила революцию, большевики выдвинули лозунг превращения империалистической войны в войну гражданскую; 2) большевики считали, что социалисты должны занять принципиальную позицию, отстаивающую лозунг поражения своего правительства в войне. При этом они исходили из того вероятного предположения, что неудачи на фронте неизбежно приведут к ослаблению режима, подорвут его основы и, таким образом, будут способствовать подъему революционной волны. Это, в свою очередь, неизбежно повлечет за собой перерастание империалистической войны в войну угнетенных народов против своих поработителей.

Как видим, позиция большевиков отличалась радикализмом и в своих основных положениях в чем-то перекликалась с их позицией во время русско-японской войны. Хотя, разумеется, во многом она отличалась новизной постановки главных задач и тактических приемов их достижения. Если говорить обобщенно, игнорируя некоторые детали, которые сейчас с высоты прошедших времен представляются малосущественными, то большевики оказались если не в полном, то в фактическом одиночестве. Стратегия, отстаиваемая большевиками, имела какие-то шансы на успех лишь в том случае, если бы ею руководствовались социалисты всех воюющих стран. Но они оказались по разные стороны баррикад. Социалисты ведущих воюющих государств не только не заняли позиции пораженчества, а, напротив, активно проголосовали за утверждение военных бюджетов правительств своих стран, а также в некоторых из них вошли в состав правительств. Ленин и большевики в целом с безоговорочной категоричностью осудили такую позицию. Все это, можно сказать, явилось началом непреодолимого раскола в рабочем движении вообще, который впоследствии привел к формированию в нем по существу враждебных, несовместимых друг с другом, политических направлений — коммунистического и социал-демократического.