Дорога без возврата - Татьяна Николаевна Зубачева

бытовка. Они не первые, но и не последние, и время ещё есть. Эркин отпирает свой шкафчик, переодевается. У Кольки нижняя рубашка полосатая, как ни у кого, ни разу не видел такой. Бытовка заполнялась людьми, гомоном, смехом, беззлобной руганью. Что-то верещал Ряха, и над его рассказом дружно ржали. Эркина Ряха теперь не задевал. Когда вчера после работы переодевались и Эркин снял нижнюю рубашку, чтобы обтереться, кто-то, глядя на его плечи, хмыкнул:

– Везучий ты, Ряха.

– Да уж, – кивнул Лютыч. – Крепок Мороз. Уж если вдарит, так вдарит.

– Не горюй, Ряха, – засмеялся Колька. – На гроб мы тебе скинемся.

Ряха, как-то сжавшись, смотрел на Эркина, беззвучно шевеля губами. Эркин посмеялся со всеми, как над шуткой, оделся, и они разошлись. Но Ряха, похоже, всерьёз испугался и сегодня старался даже не глядеть на Эркина.

– Хватит валандаться, – Медведев, надевая ушанку, рыком открыл дверь бытовки. – Пошли.

Эркин запер шкафчик, сунул ключи в карман и со всеми пошёл к двери. Всё-таки, великое дело – ватага. Когда ты не один, когда как все. Он всегда был отдельно, наособицу, индейцы в Паласе – большая редкость, сам он о таких только слышал, но не встречал. И в имении тоже был отдельно от всех. Только после Освобождения ему стало чуть легче. Но и в Джексонвилле был один. Пока не появился Андрей. Но думать об Андрее не мог: такой болью отзывалось это. И он заставил себя не думать. Да и некогда уже. Вон они, чёртовы контейнеры. И как только старшо́й разбирается, куда какой тащить?

Двор залит пронзительно белым светом прожекторов. Режущий губы и щёки холодный ветер. Лязг, грохот, чья-то ругань.

– Легче, Мороз, рад, что силы много!

– А что?

– Глаза разуй! – Саныч тычет пальцем в намалёванные на контейнере красные буквы.

– Ну, так что? – не понимает Эркин.

Саныч внимательно глядит на него.

– Неграмотный, что ли? – и, увидев хмурый кивок, показывает другой значок, тоже красный, но понятный. Рюмка. – Понял? Их осторожно надо. Как стекло.

– Ага, понял.

И, берясь за очередной контейнер, смотрит, ищет рюмку. И везёт такой уже без тряски и толчков, плавно, хотя это не в пример тяжелее. Медведев молча кивает ему, пробегая мимо.

А в перерыве в полупустой столовой – во вторую смену заметно меньше народу – Саныч негромко сказал ему:

– Учиться думаешь?

– Надо, – кивнул Эркин.

– Надо, – согласился Саныч. – Не откладывай далеко, пока голова молодая.

Эркин невольно вздохнул.

– А есть школа?.. – и осёкся, едва не сказав по-английски: «для цветных».

– Если искать, то всё найдёшь, – ответил Саныч.

Эркин кивнул. Конечно, надо учиться. Сам всё знал и понимал, и… и как будто держало что-то. Страх какой-то. Нутряной, глубинный, что даже думать неприятно.

И снова ветер, лёгкий снег, тающий на щеках и губах, белый свет, тускло блестящие серым металлом контейнеры с красными значками.

– Мороз, этот десяток на ту платформу.

– Эти? – он, уточняя, обводит рукавицей кучку контейнеров без букв и цифр с непонятными значками.

– Да. Только аккуратнее.

– Как стекло?

– Ещё легче.

– Понял.

Он берётся за ручку, носком валенка без щелчка убирает стопор и плавно стягивает контейнер с места. Вот так… и вот так… и вот так… А крепит кто? Ряха?! Но удивиться он не успевает: с такой неожиданной ловкостью зацепляет Ряха за скобы контейнера необычные тяжи на пружинах и быстро закручивает стопорные барашки. То-то Ряха без рукавиц.

– Чего смотришь?! Ты!.. Им же под снегом нельзя!

И он бежит за следующим. А Ряха готовит место, расправляя и вымеряя тяжи. «Потому, видно, и поставил Медведев их вдвоём, чтоб толкотни не было», – на бегу сообразил Эркин. А на платформе уже, кроме Ряхи, Антип и Серёня ставят и свинчивают, скрепляют трубчатый каркас. И Антип, топорща рыжую бороду, рычит на Серёню, а тот, шмыгая носом, отругивается. Похоже, вроде Кольки – руки только вместе с языком работают. И ещё… и ещё… и ещё… один ряд уже выставлен и с той стороны на каркас надевают деревянные щиты. Последний контейнер Эркин вкатывает в уже готовый вагон, внешне неотличимый от прочих. Двое мужчин в пальто поверх белых халатов и третий в форме проверяют крепления, сверяют значки на контейнерах со своими бумагами. Падают на снег сходни, ставится последний щит, звякая декоративным замком, Медведев и Саныч закрепляют стыки щитов, залепляя их какой-то массой, похожей на мастику, и тот, кто в форме ставит на мастику штампы…

Медведев махнул рукой в сторону пыхтящего паровозика.

– Выкатывай! – посмотрел на работавших на этой платформе и улыбнулся. – Вам всё. Валите в бытовку.

– Во, это дело! – расплылся широченной улыбкой Серёня.

И только тут Эркин почувствовал, как устал. И ведь не скажи, что такие уж тяжёлые, не тяжелее обычного, а устал. У Ряхи сизые замёрзшие руки, он не верещит, бредёт молча, волоча валенки и сгорбившись. И Антип явно устал. И Серёня молчит. Так что он не один такой, уже легче.

До бытовки они дошли молча и, не сговариваясь, сразу сели к столу. Ряха даже шапки не снял. Но Эркин, чувствуя, как стремительно тяжелеет от усталости тело, заставил себя встать, снять и повесить на вешалку ушанку и куртку, сцепил на затылке руки и потянулся, выгибаясь, качнулся телом вправо, влево, по кругу…

– Ты это чего, а? – удивлённо спросил Серёня.

Не зная, что ответить, Эркин неразборчиво буркнул себе под нос и потянулся ещё раз.

– Это он танцует так, – подал голос Ряха. – Во-ождь…

Эркин удивлённо посмотрел на Ряху через плечо, и тот сразу замолчал. По-прежнему стоя к остальным спиной, Эркин прогнал по телу волну – благо, под рубашкой не заметно – и вернулся к столу.

– Слушай, это… гимнастика такая, да? – не отставал Серёня.

Эркин неопределённо пожал плечами и посмотрел на часы.

– Полчаса осталось.

– Нам всё уже, – Антип, тяжело опираясь на стол, встал, перекрестился на икону в углу. – Слава тебе, Господи, прожит день. Можно и собираться, мужики.

Помедлив, Эркин кивнул. В самом деле, старшой сказал, что им всё, так что вряд ли новую работу даст. По коридору затопали, и в бытовку ввалились Колька и Петря с Миняем.

– А вы чего сидите?

– Мы думали, они уж дома чай пьют, а они тут ещё валандаются.

– Пошабашили, что ли? – спросил Антип.

– Ага, – Колька зазвенел ключами у своего шкафчика. – Ща остальные подвалят.

Эркин встал и тоже открыл свой шкафчик, стал переодеваться. Пока тянулся и сидел, нижняя рубашка впитала в себя пот, но он всё же, как и вчера, разделся до пояса, взял полотенце и пошёл к раковине обтираться.

– Смотри,