Патриот - Алексей Анатольевич Навальный

«Эй, Бальтазар!» — обычно дополняется чем-то вроде: «Неси тряпки и швабры» или «Ты какого хуя умывальник так плохо помыл», что делает для меня сравнение двух Бальтазаров таким красочным и ироничным, что не засмеяться невозможно.

А ещё в голове мысли о гарантированно рекурсивной ситуации: если так сложится, что я когда-нибудь окажусь в нью-йоркском «Бальтазаре», абсолютно невозможно будет, запивая устрицы «Кровавой Мэри», изгнать из головы бедолагу-узбека.

Впрочем, сейчас уже маловероятно, что, даже оказавшись там, мы с Юлей снова бы решились на наш «декадентский завтрак». Узнают меня гораздо больше, её тоже. А Нью-Йорк забит русскими. Не очень-то удобно выйдет, если услышишь за соседним столиком разговор: «О, а вот Навальные сидят. Он политик и однажды получил премию Европарламента „За свободу мысли“. Какая приятная пара, вот ещё бы они водку не пили в 9 утра».

3 апреля 2022

3 апреля и настоящая русская весна. То есть сугробы до пояса и все выходные идёт снег. А снег — это та вещь, которую ненавидят зэки. Потому что что они делают во время и после снегопадов? Правильно, убирают снег. Аргумент о том, что всё-таки апрель и дней максимум через 10 всё само растает, не просто не работает, а вызывает неподдельное возмущение тюремного начальства: если что-то где-то лежит не по уставу и режиму, то это надо убрать, соскрести и унести. При этом, если честно, уборка снега — это одна из самых осмысленных тюремных активностей, потому что большинство остальных — это просто прямая тупость, чтобы придумать какую-то работу. И поговорка на этот счёт специальная есть: «Чем бы зэк ни занимался — лишь бы заебался».

Вот ровно это я чувствовал все выходные, потому что, хоть в апрельской уборке снега можно найти хоть крупицу смысла, это занятие реально утомительное. Так как я неблагонадёжен, меня даже и не пытаются заставить убирать снег и колоть лёд вместе со всеми на «главной линейке» — основной улице зоны, по которой ходит начальник. Но в своей локалке и со своим отрядом махать лопатой приходится. Вид у нас у всех классический, можно прямо в фильм про ГУЛАГ. Бушлаты, шапки, рукавицы, огромные деревянные лопаты, каждая из которых сама по себе весит столько, что кажется, будто сделана из чугуна. Особенно когда напитается водой и замёрзнет. Точно такие же лопаты были у солдат, чистивших дороги в моём детстве в военном городке. По идее, за 30 лет лопатные технологии должны были шагнуть в сторону более лёгких лопат, но в России, как и со многим другим, это не вышло. Нам принесли пару лёгких и классных пластиковых лопат, но они сразу сломались. Поэтому перешли к «Да хрен ли думать, пусть деревянные берут, всю жизнь ими убираем, они самые надёжные». Типа, деды эти лопаты изобрели, и не нам ставить под сомнение их мудрость, пытаясь улучшить идеальное.

Так что я со злым лицом в бушлате и с деревянной лопатой, на которой налип снег. Единственное, что хоть немного примиряет меня с реальностью и развлекает меня, — это то, что в эти моменты я кажусь себе героем своего самого любимого анекдота всех времён. Анекдот советский, но и сейчас в каком-то смысле актуален.

Мальчик вышел погулять во двор. А там другие мальчишки играют в футбол. И они зовут его присоединиться. Вообще-то мальчик домашний, но ему же интересно. Он бежит играть и в какой-то момент с размаху бьёт по мячу. И неудачно. Мяч с грохотом разбивает окно полуподвального помещения, где живёт дворник. Неудивительно, что оттуда появляется сам дворник — небритый мужик в шапке и телогрейке, он явно с похмелья. Дворник смотрит на мальчика с озверелым лицом и бросается бежать за ним.

Мальчик убегает со всех ног и думает:

— Ну зачем мне это всё? Ведь я же тихий, домашний мальчик, я люблю читать. Какой футбол, какие мальчишки? Почему я убегаю сейчас от этого ужасного дворника, а не сижу на кушетке с томиком своего любимого американского писателя Хемингуэя?

В это время писатель Хемингуэй сидит в шезлонге на Кубе со стаканом рома и думает:

— Боже, как мне надоел этот ром и Куба. Эти танцы, и крики, и побережье. Ведь я же умный человек. Почему я здесь, вместо того чтобы быть в Париже и беседовать с моим коллегой Жаном-Полем Сартром об экзистенциализме за стаканом кальвадоса?

В это время Жан-Поль Сартр, отхлёбывая кальвадос из рюмки, смотрит перед собой и думает:

— Как я ненавижу Париж. Я не могу смотреть на эти бульвары, мне до смерти надоели восторженные студенты с их революциями. Почему я должен быть здесь, хотя я всем сердцем хочу быть в далёкой Москве и вести увлекательные диалоги с моим другом, русским писателем Андреем Платоновым?

В это время в далёкой Москве русский писатель Андрей Платонов бежит по заснеженному двору и думает:

— Догоню — убью на хуй.

И пусть я, конечно, не Андрей Платонов, но у меня есть и ватник, и шапка. И книгу я тоже пишу. Вот сейчас допишу главу о том, как познакомился с Юлей.

15 августа 2022

Кровать, пристёгивающаяся к стене, сдача матраса рано утром, письменные принадлежности на один час в день и яйцо на завтрак в субботу. Любой, у кого есть необходимый тюремный опыт, догадается, что моё нынешнее место — карцер, более известный под зловещей аббревиатурой ШИЗО. Традиционное место пыток, истязаний и убийств заключённых. ШИЗО — главное легальное наказание для осуждённого, оно считается крайне суровым. Настолько, что максимальный срок пребывания здесь — 15 суток. Если ты тут, это означает, что администрация тобой очень недовольна. А если же она очень-очень недовольна, то первое, что они сделают, — обойдут правило 15 суток. Это называется — «через матрас». Сидишь 15 суток, выходишь, успеваешь получить матрас и поспать ночь в обычном бараке или камере, а утром тебя снова отправляют в ШИЗО на 15 суток. И так много раз.

Камера здесь — бетонный мешок 2,5 на 3 метра на троих. Сейчас август, и в моей камере очень жарко и почти нечем дышать. Чувствуешь себя рыбой, выкинутой на берег, и мечтаешь о глотке свежего воздуха. А чаще всего это похоже на сырой холодный подвал. Во многих случаях — с водой на полу. Продолжительное пребывание здесь мучительно. Чтобы, не дай бог, зэк не мог немного лучше согреться в своей робе, которую он тайно утеплил какими-то кусками ткани с промзоны, в ШИЗО у него отнимают всю одежду до трусов (совсем недавно и трусы отнимали), заменяя её на