Великие научно-фантастические рассказы. 1939 год - Кэтрин Л. Мур

нужно вернуться обратно в зал, ему нельзя оставаться снаружи в сырости, твердил он про себя.

Но что-то было не так. Он обнаружил, что сбивается с дороги и бродит кругами. Свет тускнел, хотя глаза его были устроены так, чтобы видеть и днем, и ночью.

Где он? Вдруг он понял, что лежит на земле. Нужно вернуться обратно в зал. Он напряг силы, но ничто в его корпусе не шелохнулось. Затем постепенно свет вокруг него замерцал и погас. А снег падал и падал, неспешно и бесшумно, пока на том месте, где был X-120, не вырос большой белый сугроб.

Уильям Ф. Темпл (1914–1989). Четырехсторонний треугольник

Перевод Светланы Торы и Александра Зайцева

Amazing Stories, ноябрь

Уильям Ф. Темпл был соседом Артура Кларка по комнате, а также работал редактором журнала Британского межпланетного общества. Помимо приведенного ниже рассказа среди его произведений известны роман «Полет на луну» (1966) и повесть «Две тени» (1951).

«Четырехсторонний треугольник» – история о любви и копировании (не клонировании!) живого. В 1949 году Темпл написал на ее основе роман, а в 1953-м вышел одноименный фильм, так и не получивший должного признания.

(В тридцатые годы научная фантастика, по крайней мере для читателей американских журналов, представлялась сугубо американским феноменом. Все догадывались, что величайшие писатели-фантасты вроде Жюля Верна и Герберта Уэллса не американцы, однако их не брали в расчет. После первого съезда фантастов, на котором присутствовали одни американцы, ему без колебаний присвоили звание всемирного. Тем не менее даже тогда существовали видные британские писатели – например, Эрик Фрэнк Рассел. А вот Уильяма Ф. Темпла к ним не относили.)

Все трое неотрывно смотрели через кварцевое окошко.

Девушка едва втиснулась между двумя мужчинами, но в ту минуту никто из них не обращал внимания на неудобство. Слишком интересен был объект, за которым они наблюдали.

Девушку звали Джоан Литон. Ее волосы неопределенно-каштанового цвета вились кудрями – благодаря щипцам, а не природе. Глаза, определенно карие, светились неугасимым весельем. Спокойное лицо ее было ничем не примечательным, хоть и не совсем обыкновенным, но улыбка делала его красивым.

Привлекательность девушки (отчасти основанная на том, что Джоан этого не осознавала) заключалась в ее характере. Она умела проявлять симпатию, не становясь излишне сентиментальной, была уравновешенна (редкое качество для женщины) и совершенно бескорыстна. Она не позволяла себе терять самообладание, таить обиды или вступать в споры, однако прощала подобные недостатки окружающим. Джоан обладала живым умом и способностями к науке, и все же вкусы ее были просты.

Уильям Фредерикс (которого все звали Уиллом) имел с Джоан много общего, но он проявлял симпатию чуть менее искренне, а шутил менее непринужденно и, кроме того, бывал предвзят в некоторых суждениях. Его вкусы ограничивались тем, что он считал достойным. Однако он обладал невозмутимостью и добродушием, а его целеустремленность внушала уважение. У него были темные волосы, а лицо всегда выражало спокойное удовлетворение.

Уильям Джозефс (которого все звали Биллом) был другим. Он отличался непостоянством и огненно-рыжей шевелюрой. Билл то испытывал прилив воодушевления, то падал духом. Импульсивный, щедрый, очень чуткий к живописи и музыке, он попеременно впадал то в безудержное веселье, то в мрачную меланхолию. Он был гораздо более одаренным, чем Джоан и Уилл, но длительные приступы апатии мешали по-настоящему их превзойти. Тем не менее благодаря острому чувству юмора он сам нередко шутил насчет своего до нелепости сверхвосприимчивого характера, однако изменить его не мог.

Оба юноши были отчаянно влюблены в Джоан, и оба изо всех сил старались скрыть свои чувства. А Джоан если и предпочитала одного другому, то умело это скрывала, уверив их, что с нежностью относится к обоим.

Кварцевое окно, через которое все трое смотрели, было встроено в стенку высокого металлического контейнера, а в нескольких футах от него стоял еще один, в точности такой же, вплоть до толщины стекла.

Наверху виднелись всевозможные приборы и приспособления: посеребренные трубки с выпуклостями, маленькие электромоторы, гудящие тут и там, грубо спаянные импровизированные цинковые экраны, витки проволоки и целая сеть проводов, из-за которых комната напоминала заросшие лианами тропические джунгли. В углу мерно рычала большая динамо-машина, а искровые разрядники непрерывно потрескивали, наполняя лабораторию странным мерцающим голубым светом, когда день за окнами угасал и наступали сумерки.

Незваный гость, заглянув в окошко другого контейнера, увидел бы кубическую камеру, а в центре нее на стальной подставке – картину Буше «Мадам Круанетт», залитую мягким светом от спрятанных где-то в конструкции ламп. Он бы этого не узнал, но картина находилась в вакууме.

Если бы гость встал позади троицы у другого контейнера и посмотрел в их окно, то увидел бы то же самое: картину «Мадам Круанетт» Буше, стоящую на стальной раме в вакууме, залитую мягким светом от скрытых ламп.

Вероятно, посетитель ничего бы не понял.

Подвох таился в том, что картина, на которую так пристально смотрели трое ученых, не была точной копией той, что стояла в первом контейнере, – пока еще не была. Картины немного отличались цветами и пропорциями изображения. Однако постепенно эти различия стирались, поскольку второе полотно атом за атомом, молекула за молекулой превращалось в двойника того, что вышло из-под кисти Франсуа Буше.

Невероятно сложный аппарат, работающий на основе недавно открытого принципа магнетизма, потреблял умеренное количество энергии и создавал линии силовых полей, а они в свою очередь доставляли каждый протон в нужную точку, а каждый электрон – на уравновешивающую орбиту. Машина могла изменить направление мощного силового потока, но не извлечь из него энергию.

– С минуты на минуту! – выдохнул Уилл.

Билл нетерпеливо вытер запотевшее от дыхания стекло.

– Не делай так! – сказал он, и стекло тут же снова затуманилось.

Он протер пятачок прямо под красивым носиком Джоан. Она разразилась смехом, стекло опять запотело, и они, замешкавшись, не увидели события, которого ждали дни напролет, – завершения точной копии картины, до последнего атома.

Искровые разрядники со щелчком погасли, на индикаторной панели зажглась лампочка, и динамо-машина, жужжа, начала замедлять вращение. Они протерли окно – там стояла «Мадам Круанетт», глядя на них ничего не выражающими широко раскрытыми карими глазами, в точности соответствовавшими по цвету сепии с палитры Буше; и обе родинки, и каждый волосок ее напудренного парика были на тех же местах, как на картине Буше, с точностью до миллионной доли миллиметра.

Уилл повернул вентиль, и в камеру с шипением ворвался воздух. Он открыл окно и осторожно взял картину, словно ожидая, что она рассыплется у него в руках.

– Прекрасно… Красота! – пробормотал он, глядя на Джоан сияющими глазами.

Билл поймал этот взгляд и невероятным усилием сдержал радостный вопль, который рвался наружу. Вместо этого он кашлянул и наклонился к Джоан, чтобы повнимательнее рассмотреть «Мадам Круанетт».

– У нас получилось, – продолжал Уилл. – Мы вложили все до