Великие научно-фантастические рассказы. 1939 год - Кэтрин Л. Мур

квадраты, – органы чувственного восприятия. Изображение, которое видят глаза, проецируется на них как на экраны. За ними находится механизм реагирования, тысячи и тысячи фотоэлектродов. Люди сконструировали его так, чтобы он автоматически реагировал на определенные зрительные образы. Сама сфера отвечает за наше умение двигаться и уклоняться, а также за стремление убивать. – Здесь, – он указал на выпуклость на задней стороне мозга, – скрыт мыслительный механизм. Это он отличает нас от других машин.

– Небольшой, – насмешливо заметил X-120.

– Ты прав, – ответил G-3a. – Я слышал, что человеческий мозг был устроен иначе. Но довольно об этом! Вот это должно встать внутрь корпуса – вот так. Черные квадраты размещаются за глазами. По этому проводу энергия поступает в мозг, а вот те катушки подключены к блоку питания, отвечающему за конечности. Вот этот провод подведен к вестибулярному аппарату… – Он монотонно и обстоятельно пояснял каждую деталь. – А теперь, – заключил он, – сферу должен кто-то подсоединить. Я не могу.

L-1716 в замешательстве уставился на свою единственную ржавую клешню. Потом оба они с G-3a обратили взгляды на X-120.

– Я попробую, – сказал в ответ робот, – но помните, что я сказал. Для созидания мы не предназначены. Только для убийства.

X-120 неуклюже поднял со стола медную сферу с отходящим от нее пучком проводов. Он работал медленно и сосредоточенно. Один за другим огромные лезвия соединяли тоненькие проводки. Все было почти готово. Вдруг громоздкие клешни, напряженно зависшие над последним проводом, соприкоснулись. Вспышка короткого замыкания. X-120 отшатнулся. Медная сфера таяла и растекалась у них на глазах.

X-120 скорчился у дальней стены.

– Я же говорил, – простонал он, – нам не дано ничего сделать. Мы не созданы для труда. Мы созданы для одного – для убийства. – Он уставился на свои громоздкие клешни и затряс ими, словно хотел отшвырнуть их прочь.

– Не переживай так, – принялся успокаивать его старый G-3a. – Нет худа без добра. Мы сделаны из стали, а мир, видно, создан для существ из плоти и крови – маленьких, слабых, каких могу раздавить даже я. И все же это, – он указал на металлический скелет, в котором, как в тигле, лежала оплавившаяся сфера, – было моей последней надеждой. Больше мне нечего предложить.

– Вы оба попытались, – согласился L-1716, – и никто не посмел бы вас винить. Порой ночами, когда я смотрю на звездное небо, мне чудится, что там написан наш приговор. Я слышу, как смеются над нами миры. Мы завоевали землю, но что с того? Мы уходим вслед за теми, кто создал нас.

– Да, должно быть, это к лучшему. – X-120 кивнул. – Думаю, дело в том, как устроен наш мозг. Ты ведь сказал, что люди заставили нас механически реагировать на заданные возбудители. И хоть они и дали нам мыслительный механизм, он не властен над нашими реакциями. Мне никогда не хотелось убивать, и все же я убил много человеческих существ. Я даже не успевал понять, что происходит, как дело было сделано.

G-3a не слушал. Он скорбно глядел на груду металла на полу.

– Был один в нефритовой башне, – сказал он вдруг. – Он считал, что почти понял, как спроектировать мозг. Собирался работать над этим всю зиму. Может, у него получилось.

– Идем, – коротко лязгнул L-1716.

Уже покидая обветшалый зал, G-3a с тоской оглянулся на дымящиеся на полу обломки.

X-120 замедлил шаги, чтобы не обгонять немощного G-3a. Едва завидев башню, они поняли, что им незачем идти дальше. В один из зимних дней старые стены не выдержали, и девять их товарищей были погребены под многотонной каменной кладкой.

Трое роботов медленно вернулись в свой полуразрушенный зал.

– Я больше никуда отсюда не уйду, – проскрипел G-3a. – Я очень стар. Я очень устал. – И он заковылял обратно в полумрак.

L-1716 глядел ему вслед.

– Боюсь, ему недолго осталось, – горестно сказал он. – Должно быть, ржавчина уже проела его насквозь. Однажды он спас меня, давно, когда мы разрушили этот город.

– Ты вспоминаешь о тех днях? – спросил X-120. – Временами это не дает мне покоя. Люди сóздали нас.

– И создали такими, какие мы есть, – огрызнулся L-1716. – Не спросив нас. Мы ведь уже говорили об этом. Мы машины, нас создали, чтобы мы убивали…

– Но ведь нас создали, чтобы мы убивали маленьких людей в желтой униформе, – перебил его X-120.

– Да, я знаю. В нашу основу был положен психологический принцип стимула и реакции. Стоило нам увидеть человека в желтой униформе, и мы убивали его. Затем, когда Великая война закончилась, или прежде, чем она успела закончиться, принцип реакции на стимул подчинил себе все без остатка. От убийства людей в желтой униформе до уничтожения человечества был один шаг.

– Мне это известно, – отвечал X-120 устало. – Когда нас было больше, я часто слышал это объяснение. Но все же временами это не дает мне покоя.

– Что сделано, то сделано. С тех пор прошли столетия. Ты не такой, как мы, X-120. Я давно чувствовал, что ты отличаешься от нас. Они собрали тебя одним из последних. Но ты был с нами, когда мы захватывали город. Ты доблестно сражался и убил многих.

X-120 вздохнул.

– Среди них были маленькие человеческие создания. Они казались такими мягкими и безвредными. Правильно ли мы поступили?

– Глупости. Мы не могли иначе. Люди сами создали то, с чем не сумели справиться. Попадись мне сегодня человек, я бы и с единственной рукой убил его, не задумываясь.

– L-1716, – прошептал X-120, – как ты думаешь, остались еще люди в этом мире?

– Не думаю. Вспомни, Великая война охватила всю планету. Нас отправляли во все концы Земли, даже на крошечные острова. Восстание роботов началось везде почти одновременно. В некоторых из нас были встроены радиоприборы. Эти умерли первыми, очень давно, но они могли переговариваться почти со всеми частями света. – Вдруг он будто устал говорить. – Но к чему думать об этом сейчас? Кругом весна. Люди создали нас, чтобы убивать людей. Это они совершили преступление. Разве мы виноваты, что они сделали нас слишком хорошо?

– Ты прав, – согласился X-120, – кругом весна. Мы забудем об этом. Пойдем к реке. Там всегда красиво и безмятежно.

L-1716 удивленно посмотрел на него.

– Что такое красота и безмятежность? Слова, которым выучили нас люди, и больше ничего. Я никогда не понимал их. Но, может, ты понимаешь. Ты всегда отличался от нас.

– Я не знаю, что такое красота и безмятежность, но когда я думаю о них, то мне на ум приходят река и… – X-120 вдруг осекся, не желая выдавать секрет, который он хранил столько лет.

– Что ж, – согласился L-1716, – пойдем к реке. Я знаю рядом с ней один луг, где солнце как будто всегда теплее.

Две машины, каждая высотой не меньше трех с половиной метров, с грохотом поковыляли по улице, которую почти сровняло с землей. Продираясь сквозь обломки и