Педология: Утопия и реальность - Арон Залкинд

Часто гораздо легче бестолково метаться, купаться в бытовом хаосе, чем, стиснув зубы, заставить себя выполнить обязательный бытовой минимум. Дело не в шкурничестве (иногда шкурничество в обратном: слабоволие), а в бережном обращении с золотым фондом класса — его мозгом: плохой мозг даст плохую революцию. Надо рационализировать процессы революционного горения».

Конечно, дискуссия еще не закончилась. Защитники «неограниченного пафоса» и «организованного целеустремления» еще долго не примирятся, однако, не боясь «шкурнического» ярлыка, мы открыто поднимаем знамя рационализации быта нашего общественного актива и нашего мозгового актива в целом.

Понятно, советы наши не следует понимать механически. Имеются периоды, когда они выполнимы лишь в минимуме. Наоборот, бывают времена, когда удается их осилить на все 100 %. В отдельных слоях умственных работников бытовой рационализацией, жестоким режимом по условиям среды и работы можно овладеть с относительной легкостью (ученые, кабинетные работники, педагоги, писатели, артисты и т. д.).

Наиболее государственно ответственный мозговой слой — политические деятели СССР, к несчастью, поставлены в условия наихудших рационализаторских, т. е. и режимных, возможностей: обстановка и темп работы, эмоциональная напряженность, непредвиденности и т. д. Однако при известном нажиме из всей «рационализаторской» бытовой системы мозгового работника, из режима его можно извлечь сердцевину, осуществимую и в наихудших условиях труда.

Кроме «принципиальных» возражений мы слышим также обвинения «непосредственно» практического характера. Система твердой режимизации быта, говорят наши оппоненты, явится для безумно занятого общественника новой, вконец непосильной «донагрузкой». Надо выкроить дополнительное время для режимных отрезков, надо напрягать внимание, чтобы не забыть о «бытовом обряде за № таким-то», нужны добавочные усилия для того или иного гигиенического процесса (гимнастика, обтирания и т. д.) и пр. и пр. «Где, черт подери, взять для этого время и силы!?» — сердито кричит первая группа «практических» наших противников.

Вторая категория оппонентов ищет «стратегических» возражений. Она заявляет, что эмоциональная яркость революционера (это же говорят и о работниках искусства: тоже люди «эмоции») биологически не терпит «режимной схематизации», ограничения, сужения, «нотизации»; эмоциональность выхолостится, личность посереет, омещанится в бытовом и трудовом НОТе.

К счастью, сбить эти «практические» возражения не трудно. Основное, решающее условие для проведения режима — настойчивость. Все режимные (гигиенические, трудовые) правила, требующие вначале, по новизне их, напряжения, усиленного внимания, — в недалеком времени начинают выполняться с прогрессивно уменьшающимся усилием, делаются все менее заметными для внимания, требуют все меньше воли, автоматизируются.

Процесс автоматизации новых режимно-бытовых навыков становится тем более легким, что уже в короткое время сказывается объективный и субъективный эффект режимизации быта: улучшается самочувствие, вырастает работоспособность, т. е. сил и времени для выполнения «режимного ритуала» накопляется гораздо больше, чем их было в начале «тяжелого» нового стажа.

Добиться, однако, этой быстрой автоматизации возможно лишь при максимальном сосредоточении воли на том режимном минимуме, выполнение которого ты сделал своим обязательством. Чем больше твердости, непреклонности проявлено с первых же дней для проведения этого минимума, — тем легче и скорее автоматизируются новые бытовые установки, тем глубже и шире скажутся их биологические и творческие результаты.

В этом принципе «максимальной настойчивости» коренится ответ второй группе наших «практических» противников. Настойчивость в самоорганизации никогда не выхолостит эмоционального богатства, — наоборот, сделает его особо мощным, сконденсирует его силы, превратит эмоциональность в «психический динамит» — с колоссальной творчески взрывчатой энергией.

Такая режимная «механизация» быта не ущемит и «диалектических умений» интеллекта, чего тоже опасаются оппоненты второй категории: диалектическая гибкость мозга вовсе не рождается из бытовой растрепанности. Боюсь обратного: как бы наши бытовые растрепы не оказались и в области идеологии слабоватыми по части диалектики.

Итак, в области режимной рационализации быта — настойчивость, настойчивость и настойчивость!

Придется нам оглушить читателя-общественника с первых же слов. Ждем улыбки злобного скептицизма, крепкой ругани («фантазер», а то и хуже бывало!), но пойдем напролом. Режим, общие основы его — это область, в которой уступки годятся меньше всего: мы даем здесь минимум.

Что такое режим? Это общая схема главных бытовых этапов. Режим — это разделение суток на основные отрезки, включающие в себя первоочередные процессы жизни: работу, питание, отдых, досуг и прочие связанные с ними процедуры. Режим — это организация среды соответственно твердо проведенному разделению частей суток. Режим — автоматизация работы тела, приспособляющего различные свои процессы к твердо фиксированному времени.

Можно выполнить количественно определенные научные указания (такое-то количество часов сна, работы и пр.), но качественно здесь все же не будет режима, если выполнение указаний не свяжется с определенной системой, в которой и заключается сущность режима. Режим — это система, определенный, настойчиво проведенный порядок.

В чем смысл и мудрость режима? Во-первых, в том, что куски времени, необходимые для работы, отдыха и пр., «обрубаются» нашим мозгом «подсознательно», без специального к тому привлечения внимания: мозг получает наконец снова свою способность к саморегулированию, чего он так часто лишается именно у мозговика. Во-вторых, организм автоматизирует при режиме свои процессы, и для начала той или иной функции организм при твердом режиме не требует предварительной «раскачки», которая проводится в нем «подсознательно»: не надо возбуждать аппетита — он сам является; не надо усыплять себя — сон сам приходит, и т. д.

Каковы минимальные нормы режима мозгового работника и каков их порядок?

Серьезно работающий мозг требует не меньше семи часов ночного сна в сутки и не меньше одного часа полного отдыха в середине рабочего дня.

Помимо отдыха мозговой работник обязан провести не меньше часа в день на воздухе, в спокойных, не быстрых движениях[247].

В течение суток процедур питания должно быть не менее трех — притом довольно основательных процедур.

Разбить рабочий день на такие отрезки, чтобы наиболее напряженная мозговая деятельность одновременно развертывалась на срок не больше трех часов. При этом наиболее интенсивную работу надо приурочивать ко времени после утреннего сна и после часового дневного отдыха (после обеда), постепенно ослабляя напряжение к ночи. Последний час перед сном — никакой новой мозговой инициативы.

В течение недели должны быть совершенно свободны от служебных и общественных обязанностей не меньше 18 часов (1 ½ рабочих дня)[248]. Из них — 6 часов должны быть «вполне шкурническими», «безмозглыми» (воздух, прогулка, лежанье и пр.), остальные же могут быть потрачены на легкую, отвлекающую, разнообразную работу мозга (беллетристика, концерт, театр и пр.).

Дни, связанные с особо серьезной ответственностью (публичные выступления, доклад, волнения и пр.), требуют увеличения прогулочно-воздушного минимума до 1 ½ часов и уменьшения общей рабочей напряженности в степени, соответствующей силе добавочного груза: так, перед большими публичными выступлениями интенсивность общего напряжения должна быть смягчена не меньше чем вдвое и т. д.

Перед обедом за полчаса — час работа должна постепенно смягчать свою напряженность.

Прогулки — приурочивать к утреннему началу работы, ко времени перед обедом и ко сну, итого три небольших прогулки.

Питаться — в 8 часов утра, 3 часа дня (обед), 8 часов вечера (приблизительно). Не мешает около 12 часов съесть легкий завтрак.

Таковы основные количественные нормы и их очередность: как видим, в среднем на долю работы в течение суток мы сохраним (понимая под работой служебную, общественную деятельность и более серьезную работу дома) не меньше 12 часов в сутки; из них около половины — на работу значительной интенсивности, другую половину — на более легкую работу.

Это колоссальный минимум, который будет, конечно, резко опротестован западными гигиенистами как непосильный для серьезно работающего мозга. Однако у нас он опротестовывается с другой стороны — как… неосуществимый: работу общественника-де меньше чем в 15–16 суточных часов не уложишь! Внесу поправку: «плохо работающего общественника». При условии режима и трудового НОТа то, что он делает сейчас в 16 часов, он мог бы с гораздо большим качественным эффектом проделать в 8 часов.