Шпион в Хогвартсе: отрочество - Яна Мазай-Красовская

мисс Трелони было хоть и не безоблачным, но в целом вполне счастливым.

Через час он вытер пот со лба.

— Я закончил.

— Чаю?

— Полежать бы… Мастерски с ней поработали. Вот бы найти, кто…

— Попробуем. Может, сама расскажет, когда проснется.

— Теперь уже до утра. Ее силы тоже пришлось использовать, такая хитрая завязка на них была… Вообще, спасибо, сам кое-чему научился новенькому.

— Теперь тебя лучше не сердить, сразу отправишь в песочницу куличики лепить?

Том рассмеялся:

— Отличная угроза для Темного Лорда, не находишь?

— До конца жизни впасть в детство? А что, страшненько. Особенно для тех, кто давно не ребенок.

Том фыркнул.

— Представил Малфоя в песочнице?

— Бери крупнее…

— Нотта?!

— С Паркинсоном.

— Воистину, тьма твоя не знает границ… — выдавил Северус, едва сдерживая смех.

* * *

После приятно проведенного у Принцев вечера Том аппарировал в свой лондонский дом. Долго думал и что-то чертил на новых листках, вставляя в общую систему полученные от Эйлин данные. И удивлялся сам себе — как он сразу-то не заметил совершенно определенное сходство между этими двумя женщинами? Принц, определенно, Принц. Была там маленькая девочка, была! Теперь надо только как можно точнее установить даты, но это уже — дело техники.

От азарта узнавания стало жарковато. Том быстро расстегнул и потянул с себя сюртук и нащупал в кармане какую-то бумажку. Листок со знакомым почерком… Стихи?

Кто сказал, что нельзя аппарировать в Хогвартс?.. Его всего лишь прошило миллионом острых ледяных игл, которые тут же расплавил горящий в нем огонь.

— Ир-рма!!!

Взрывная волна от его появления заставила задрожать тяжеленные шкафы, а дубовая дверь болталась на одной петле…

И вот она сидит, сжавшись в комочек под стеллажом, закрывшись обожженными руками, до боли напоминая Тому ту самую девочку… Так, что у него вырывается само:

— Муха?!

В черных глазах плещется боль узнавания…

— Джон?!

Тонкие пальцы сжались в кулачки, глаза знакомо сузились, и Ирма, не выдержав, зашипела от боли.

— Прости! Прости меня! Я полечу… — он протянул руку, встав рядом с ней на колени.

— Я обойдусь. У нас прекрасный лекарь, — отшатнулась она.

— Муха. Неужели я нашел тебя?

Он тяжело дышал: невербальное наложение исцеления потребовало не так и мало сил. Тем более, кидать приходилось за ее щит, весьма неслабый даже для опытного волшебника. А уж после хогвартских щитов… Он тяжело опустился на пол.

— А ты искал?

— Много лет. До четвертого курса. Каждые каникулы.

— Ты не пришел тогда.

— Меня выпустили из карцера через три дня. И я пришел. Тебя не было. Где ты была? Все эти годы — где?

Она продолжала молчать.

— Ты расскажешь мне? Ирма?

Она посмотрела на него в упор.

— Джону я бы рассказала. Милорду Певереллу — нет.

— Почему?

— Не стоит, — она пожала плечами.

— Я не отпущу тебя, — Том поморщился, словно от боли.

Ироничная улыбка уголком рта:

— И как ты это себе представляешь? Библиотекарь и лорд? Не смеши меня.

Глава 39. Лето измеряется в напряжометрах

Мисс Пинс поднялась было, чтобы уйти, но не могла шевельнуться, глядя, словно в замедленной съемке, как падает Том… Падает… И его кожа начинает покрываться мелкими темно-красными точками, становясь кроваво-сизой, неживой…

Ирму накрыла паника. Она никогда не видела ничего подобного и даже представить не могла — а значит, не знала, как помочь.

— Том, что с с тобой? Том? Не молчи… — всхлипнула она.

Весь заученный этикет, все предрассудки, осторожность, недоверие — летели к черту.

— Аппаратсц… — еле выдавил он из себя и захлебнулся вдохом.

— В Хогвартс?! Невозможно… Бадди… Джо-о-ой!

Отчаянный женский крик вылетел сумасшедшей птицей и унесся далеко на север, туда, где среди моря возвышался одинокий хмурый остров. Удивительно, но никто в замке его не услышал: директор был в отъезде то ли на какой-то очередной международной конференции, то ли на заседании международной конфедерации магов — короче, далеко. Профессора радостно разъехались на каникулы, даже Помона ненадолго покинула своих любимцев, удалившись на какое-то торжество к родным.

Где был бессменный завхоз? На месте. Бродил по подземельям. Устал и решил прикорнуть в тишине. А почему бы и нет? Диваны в слизеринской гостиной такие мягкие, такие удобные…

Сгусток черноты метнулся и завис у опушки Запретного леса. Дальше было не пройти. Он слышал сдавленные рыдания их девочки, но сделать ничего не мог. Не мог? Как же это там она рассказывала, способ домовиков. В Азкабане ведь у них как-то получалось. Давно, правда.

Черная тень встала над едва живым человеком.

— Бадди, — всхлипнула Ирма. — Помоги. Пожалуйста. Помоги ему выжить…

— Могу только погрузить его в глубокий стазис, — прошелестела темнота. — Пройти сюда было непросто. И я не всемогущ, девочка.

— А… Что потом?

— Потом твоя работа. Ты же лекарь. Вспомни, чему учила тебя твоя названая сестра.

— У меня давно не получается.

— Вряд ли кто сможет вместо тебя. Скорей, никто, — Тьма рваными лохмотьями начала обвивать тело.

— Я сделаю. Я все сделаю. Он не умрет.

Она вспомнила, как теплые нежные руки однажды легли на ее измученные ступни, как впервые в ее сознательной жизни ей помогли… Ее полюбили. Она отдаст этот долг, пусть и другому человеку. И неважно, что будет потом. Все ее существо, вся ее жизнь перелились теперь в тепло ее ладоней.

* * *

Лед, вечный лед… Он полулежал на его огромном пласте, как на гигантском ноже, жестком и остром, постепенно краснеющем от его крови. Том не мог заставить себя подняться, несмотря на то, что касаться этого льда было весьма болезненно. Но боль постепенно отступала, оставляя за собой холод.

Вечный холод.

Зато почти не больно.

И нет никаких мыслей. Холод.

Скоро он задушит последний огонек его души.

Неужели все вот так и закончится?

Он столько не успел. Жаль.

Том в последний раз попробовал шевельнуться. Получилось.

Кровь больше не текла. Лед словно оплавился, и его лезвия превратились в мягкие складки ледяных натеков. Тому становилось все легче: закончилась боль, прекратил бить озноб.

Если это — смерть, то… спасибо. Очень даже ничего… комфортно.

Внезапно налетел порыв теплого ветра, и его затрясло.

Кажется, с этой тряской выходило все лишнее, страшное, болезненное.

Откуда внутри взялось это тепло? Кто звал его?