Бисмарк: Биография - Джонатан Стейнберг

Виндтхорст, хотя и ганноверец, не вступил в вельфскую партию. Вначале он вообще не принадлежал ни к какой партии52. Депутат из Вальденбурга Браун оставил нам занимательный рассказ о том впечатлении, которое производило острословие Виндтхорста в рейхстаге, записав один из его спичей, произнесенных до того, как войти в католическую центристскую партию:

...

«“Одно время существовала фракция, состоявшая из одного члена. Это была фракция Меппена. ( Смех .) И эта фракция так о себе заявила, так часто брала слово и так возбуждала аудиторию, что привлекла к себе всеобщее внимание в палате, убедительно доказав тем самым, что здесь умеют уважать меньшинства”. ( Смех .) Депутат Виндтхорст затем поклонился спикеру, который ответил ему тем же, и сказал: “Приведя яркий пример нашего уважительного отношения к меньшинствам, я должен выразить большое сожаление по поводу того, что эта фракция самораспустилась”53. ( Гомерический смех .)».

Благодаря незаурядной политической интуиции Виндтхорст заранее знал, что его ожидает. В письме Матиасу Дейману от 2 ноября 1867 года Виндтхорст объяснял: он решил баллотироваться в парламент, потому что «скоро может понадобиться обсуждать положение его святейшества». Но он отверг возможность отступления католиков: «Куда бы ни направлялся локомотив, я еду с ним, с тем чтобы – в нужное время и при соответствующих обстоятельствах – остановить его или выкинуть машиниста и самому повести его»54. В декабре 1867 года король устроил прием для депутатов нового северогерманского рейхстага. Депутат-либерал Фальк встретил там и Виндтхорста:

...

«Войдя в комнату, где собирались гости, я сразу же обратил внимание на маленького человечка в черном сюртуке, расхаживавшего взад-вперед. На нем была звезда, а с шеи свисала лента неизвестного мне ордена. Он показался мне каноником, о чем по крайней мере свидетельствовало убранство. Голова его была невероятно крупная, лицо – уродливое, и вся его внешность поражала своей курьезностью»55.

Виндтхорст первенствовал в рейхстаге и католической центристской партии в продолжение двадцати четырех лет, не занимая государственного поста и не стремясь к нему. Он удерживал пальму первенства исключительно благодаря уникальным свойствам своей личности и этим напоминал Бисмарка с одним лишь существенным различием: у одного из них были принципы, а у другого они отсутствовали. Не найти лучшего примера действия закона непреднамеренных последствий, чем переворот, совершенный Бисмарком в 1866 году решением избрать германский парламент прямым, всеобщим и тайным голосованием мужской части населения. Оппозиционную католическую партию, возглавлявшуюся гномом-гением, к 1871 году в рейхстаге уже представляла целая сотня депутатов. По иронии судьбы основную оппозицию Бисмарку в шестидесятых – начале семидесятых годов составляли ганноверцы, чего могло и не быть, если бы он не аннексировал королевство Ганновера. Георг фон Финке, давний неприятель Бисмарка, на исходе 1867 года с удовлетворением спрашивал католика-депутата Августа Рейхеншпергера (1808–1895)56:

...

«Знаете ли вы, что теперь с нами трое самых толковых людей? Все трое – полоненные ганноверцы. Один из них – Беннигсен, очень умный человек. Другой – Микель, он еще умнее. А третий – Виндтхорст, который умнее их обоих»57.

Начался 1868 год, но Бисмарк все еще ни на шаг не продвинулся в решении главной проблемы – объединения Северо-Германского союза с южными государствами и создания общих институтов исполнительной власти. Штош, констатируя необходимость в имперском кабинете, писал новеллисту Густаву Фрейтагу в марте 1868 года:

...

«Бисмарк наломает дров, если его не остановить. Не могли бы вы запустить в прессу статьи, утверждающие пользу имперского кабинета? В нашей борьбе за пост имперского военного министра Бисмарк признает правоту Роона. Он дает ему все полномочия, но не положение. Такая же ситуация с министерством торговли. Нужен и имперский министр финансов. Тогда намного легче было бы решать вопросы объединения»58.

Штош был прав, но Бисмарк не желал ни с кем делиться властью. Из-за его деспотических наклонностей имперская Германия так и существовала без надлежащего кабинета и вступила в Первую мировую войну со всеми дефектами, которыми наградил ее Бисмарк и которые так тревожили его дальновидных современников.

В Пруссии идея совместного обучения детей протестантов и католиков непременно должна была вызвать оппозицию католической церкви. 6 февраля 1868 года кардинал, граф фон Ледоховский, архиепископ Позена и Гнезена (Познань и Гнезно), выпустил эдикт духовенству, призывающий святых отцов противиться введению совместного школьного обучения. Президент провинции фон Хорн, префект Позена, попросил министра по делам религии фон Мюлера приструнить кардинала. Бисмарк вмешался в конфликт и запретил министру предпринимать какие-либо действия:

...

«Я не могу этого допустить… Без сомнения, в эдикте содержатся определенные моменты, которые, по мнению протестантских властей провинции и Oberprsident фон Хорна, не могут быть игнорированы, но не следует забывать и то, что граф Ледоховский как католический архиепископ не может ни писать, ни говорить по-другому. На мой взгляд, самое лучшее в такой ситуации – промолчать и принять такие практические меры по вышеупомянутой проблеме, какие местные администрации считают целесообразными»59.

Уклончиво-прагматический ответ Бисмарка – не будить спящую собаку – не мог предотвратить неизбежный конфликт между церковью и государством. Если война с Францией зависела в основном от Бисмарка, то ратоборство с Римской католической церковью имело к нему лишь косвенное отношение. Оно началось мощным наступлением Ватикана. 29 июня 1868 года Пий IX отправил приглашения на Ватиканский собор. Первый Ватиканский собор [64] приобрел недобрую славу среди либералов Европы тем, что принял «догмат о папской непогрешимости». Собственно, с этой декларации и начался так называемый Kulturkampf, доминировавший в политической жизни объединенной Германии Бисмарка в первые годы. Он стартовал в Италии еще до того, как Бисмарк взялся за наведение порядка в религиозной сфере. Итальянское королевство твердо решило сделать Рим своей столицей и отделить церковь от государства. Борьба церкви и государства за власть над мирянами, развернувшаяся на передовой линии Kulturkampf, охватила Италию, Францию, Германию, Швейцарию и Австрию.